Владислав Чупрасов - Дом на улице Нетинебудет

Чупрасов Владислав

ДОМ НА УЛИЦЕ НЕТИНЕБУДЕТ

Посвящается брату и РХ.

Мне очевидна концовка драмы. Ставка на чудо давно не та.Сцена пустеет. Гуляет ветер. Эмма картинно глотает яд.Девочка Долли выходит замуж. Гумберт заводит себе кота.Точку из выстрела ставит Вертер. Скоро останется только «Я».

Февраль в этом году выдался необычайно холодным, зато утро началось так же, как и сотни утр до того — со скандала. Дети прятались под одеялами от включенного света, я принимал душ, а Эржи колотила кулаком в дверь ванной, прося открыть, — ей требовалось больше времени, чтобы накраситься. Надо больше времени — вставай раньше, думал я и не отзывался. Она что-то подозревала и орала, что видела меня голым много раз и еще один ничего уже точно не изменит. Я все равно не отвечал, насвистывая себе под нос «Бар в Амстердаме». Мне хотя бы раз в день экстренно был необходим уголок личного пространства, даже если он был наполнен паром и конденсатом.

Причем с каждым годом он становился нужен все больше. Это же не студенческие времена, когда уснуть и проснуться можно было в самых разных местах и неожиданных комбинациях (даже с аквариумом, полных любимых рыбок хозяина квартиры; да, я в тот раз так и не смог понять и объяснить, как это вышло). Эржебет пнула дверь и проорала что-то, явно содержащее в себе «Нильс», «мать» и «твою». Я вылез из душа и посмотрел в зеркало. Да, привет. Мне скоро сорок, и моя фамилия в самом деле Нильс (и мне очень надоело отвечать на вопрос, где мои гуси). В мире ничего нового: Америка начала новый этап войны, в нашем городе мэром избрали женщину, раньше бывшую мужчиной, тюльпаны на лоджии не проросли. Скукота, одним словом. Вообще-то, я не интересуюсь ни политикой, ни тюльпанами, но с Эржебет было проще соглашаться, чем спорить по пустякам. Ее имя может показаться странным любому человеку, не выросшему в европейской мультикультурной среде, пропагандирующей лицемерную толерантность. Почему лицемерную? Восточную Европу у нас по-гитлеровски до сих пор считают вторым сортом. Эржебет из Венгрии — еще не цивилизация, но уже и не каменный век. Она, стыдно сказать, гордилась тем, что ее предок служил с самим Дьюлой Андраши. Как, вы не знаете, кто это такой? Впрочем, я тоже не знал, пока не женился. Когда я вышел из ванной комнаты, дома остался только старший сын, который равнодушно втыкал в свой айпод.

— Почему не в пути? — спросил я, ловя Чайну на поводок. Мартин мрачно посмотрел на меня, чавкнул жвачкой и буркнул:

— Ко второй.

— Ладно, — согласился я, — я проверю. Мартин оскалился и пошел собираться. Я пожал плечами (ну кто же так врет!), натянул на пса его походный комбинезон, и мы отправились на прогулку. К тому моменту, как я выходил на улицу, все собачники обычно уже заканчивали свои дела и уходили. Вот и сейчас — в подъезд забежала девушка с трясущейся лохматой собакой на руках, и на этом улица как будто опустела. Мимо пробежала стихийная стайка из студентов — девушка с кипельно-белыми волосами и двое мальчишек в одинаковых костюмах разных цветов. Я лениво посмотрел на них, но толком не обратил внимания. Разве что девушка привлекла мое внимание своими волосами, но и это довольно быстро вылетело у меня из головы. Рядом что-то неожиданно и очень громко зашипело — как будто музыка или голоса пытались прорваться сквозь помехи дрянного старенького радио. Голоса в самом деле шуршали за шумами, а я, хотя вертел головой очень активно, так и не смог понять, откуда идет этот мерзкий звук. И тут я обратил внимание на Чайну. Большие собаки мало чего боятся. Маламуты, как представители не только большой собаки, но и незамутненного восторженного дебилизма, не боялись вообще ничего. Так вот, Чайна был большим маламутом. И сейчас он скулил, прижавшись к моим ногам и всем видом показывая, что его немедленно стоит вести домой. Свои дела он при этом еще не сделал. Но я что-то подумал, что если он будет так бояться непонятно чего, то дела свои будет делать чаще и буквально на ходу.

— Ну, мистер Аляска-Две-Тысячи, и что за новости? — я присел на корточки и твердо взял Чайну за уши, благо, там было, за что подержаться. — Мы же ничего не боимся, ты забыл? Чайна ничего не забыл, но и помнить ничего не желал. Рядом снова что-то зашелестело, уже больше похожее на человеческий голос, я заозирался, а пес, не будь дурак, вырвался из хозяйских рук и рванул к дверям, высоко задирая все имеющиеся лапы. Как такая туша может так отчаянно нестись, я недоумевал с той самой минуты, когда понял, что собакой больше никто заниматься не будет и что питомец для детей вдруг стал питомцем для их родителей. Закрывшаяся дверь подъезда отрезала нас от звука, но Чайна успокоился, только когда запрыгнул в ванну, измазав грязью борта. Я взялся намыливать его лапы, пытаясь придумать логичное объяснение раздражающему звуку — а главное, чем оно так напугало пса. У меня сложилось четкое представление, что такой звук издает старое финское радио. Такое было у родителей, и брат часто крутил его в поисках «музыки поинтереснее». Возможно, еще более старое и побитое жизнью, раз так хрипело, потому что, насколько я знал, когда ма относила радио на блошиный рынок, то издавало все еще весьма и весьма приличные звуки. Так шуметь, в моем представлении, мог разве что допотопный монстр, откопанный где-нибудь в Арденнах, да и то после того, как на нем два года слушали Лорди и Хэил оф балетс на полную громкость. Не исключено, конечно, что кто-то притащил этого монстра к себе домой, выставил в окно и включил погромче, нервируя прилизанную светскую общественность, чинно прогуливающуюся по родной улице (за исключением, конечно, студентов, бегающих туда-сюда). Но все-таки это ничего не объясняло. Чайна хоть и дурак, но далеко не трус (что обычно бывает довольно закономерно).

— Ну, так чего ты испугался? Пес уставился на меня своими голубыми-голубыми глазами, а затем от души встряхнулся. Вот так вот я и оказался посреди ванной с бьющими струями из душа, с ног до головы мокрый и уже опаздывающий на работу.

— Знаешь, что? — сказал я строго, обтекая и радуясь тому, что предусмотрительно повесил на плечо полотенце (кстати, тоже уже довольно мокрое). — Я бы так не делал на твоем месте. А то поедешь жить к матери Эржи в Венгрию. А они там едят собак. Мяса в тебе много. Даже если Чайна вдруг поверил и испугался, это не помешало ему рвануть из ванны и на всех парах умчаться в комнаты, оставляя за собой мокрый выразительный след. Еще полчаса я подтирал за ним пол.

А все потому, что умничать не надо. И Венгрию с Кореей путать тоже не стоит. На работу я, конечно, опоздал, но коллеги отнестись к этому на диво равнодушно. Только Адри Берг, сосед по рабочему пространству и, по совместительству, близкий товарищ, хлопнул по плечу и едко поинтересовался: