Лорд Дансени - Правдоподобное приключение трех любителей изящной словесности

Дансени Лорд

Правдоподобное приключение трех любителей изящной словесности

Лорд Дансени

Правдоподобное приключение трех любителей изящной словесности.

перевод Светлана Лихачева

Когда номады пришли в землю Эль Лола, у них иссякли песни, и вопрос о похищении золоченого ларца встал во всей своей первостепенной важности. С одной стороны, и до них многие предпринимали попытку отыскать золоченый ларец, в котором (как известно любому эфиопу) хранятся стихи баснословной ценности; судьба смельчаков обсуждается в Аравии и по сей день. С другой стороны, скучно было ночами сидеть у костра, если нет новых песен.

Обо всем об этом толковали однажды вечером в племени Хет на равнине у подножия скалы Млуна. Родиной народ этот считал дорогу, что пролегла в мире древних скитальцев; номадов-старейшин снедало беспокойство, ибо новых песен не предвиделось, в то время как утес Млуна в зареве заката, - утес, коего не касались тревоги человеческие и до поры не коснулась ночь, укрывающая мглою равнины, - безмятежно взирал на Сомнительные Земли. Именно там, на равнине по ту сторону Млуны, что освоена людьми, едва только вечерняя звезда тише мыши скользнула на небосклон и, словно султаны, затрепетали одинокие языки походного костра (но звуки песен не приветствовали их), именно там второпях задумано было номадами безрассудное предприятие, известное в миру как Поход за Золоченым Ларцом.

С воистину мудрой осмотрительностью старейшины номадов избрали на роль взломщика небезызвестного Слита, того самого взломщика, который, как поучают гувернантки в невесть скольких классных комнатах (как раз в то время, как я пишу об этом), обманул бдительность самого короля Весталии. Однако ларец был довольно увесист и Слит нуждался в помощниках: а любители чужой собственности Сиппи и Слорг в ловкости могли потягаться с нынешними торговцами антиквариатом.

И вот на следующий же день эти трое взобрались по склону горы Млуна и худо-бедно уснули среди снегов - все лучше, нежели рискнуть провести ночь в лесах Сомнительных земель. И засияло утро, и зазвенел многоголосый птичий хор, - но леса внизу, и пустошь за лесом, и голые зловещие скалы таили в себе немую угрозу.

Хотя опыт Слита исчислялся двадцатью годами грабежей со взломом, говорил он мало; только когда один из его спутников спотыкался о камень, или позже, уже в лесу, когда кто-нибудь наступал на сучок, он отрывистым шопотом выговаривал им, прибегая к одной и той же фразе: "Так дела не делают". Слит-то знал, что за два дня пути первоклассных взломщиков воспитать из них не удастся, и, какие бы сомнения не одолевали его, более своим спутникам не докучал.

Со склона Млуны они нырнули в облака, а потом очутились в лесу, для диких обитателей которого все живое годилось в пищу, будь то рыба или человек. Там грабители идолопоклоннически извлекли из карманов каждый своего божка, моля о защите в этом наводящем ужас лесу. С этого момента они надеялись, что шансы на спасение утроились, ибо если какая-нибудь тварь слопает одного, то уж непременно доест и прочих; отсюда, по их мнению, неизбежно следовал вывод, что если одному суждено спастись, то, стало быть, спасутся все трое. Неизвестно, один ли из идолов бодрствовал и оказал содействие, или все три, или сам случай благополучно провел грабителей через лес, и дикие звери не отведали их; верно одно - отнюдь не слуги божества, внушавшего им наибольший страх, и не гнев местного духа этих зловещих краев стали орудием рока для троих авантюристов. Вот так дошли они до Урчащей Пустоши, что раскинулась в самом сердце Сомнительных Земель; грозовые холмы застыли там, словно волны, - накат, оставленный затихшим до поры землетрясением. Нечто столь огромное, что способность его передвигаться столь бесшумно казалась человеку явной несправедливостью, величественно прошествовало мимо них, - чудом остались они незамеченными, и одно только слово вспыхнуло и отозвалось эхом в трех головах: "Вдруг... вдруг... вдруг..." Когда же опасность, наконец. миновала, взломщики вновь осторожно двинулись вперед и вскоре набрели на маленького безобидного мипта, - наполовину гном, наполовину дух, мипт сидел на краю мира, пронзительно и радостно попискивая. Авантюристы постарались проскользнуть мимо незамеченными, ибо любопытство мипта стало воистину притчей во языцех, и хотя сам по себе мипт безобиден, чужие тайны хранить не умеет. Вполне может статься, что в них вызвало отвращение зрелище того, как мипт, принюхиваясь, водит носом по обглоданным белым костям, но они не пожелали в этом признаться, ибо не пристало искателям приключений тревожиться о том, кто гложет их кости. Как бы то ни было, грабители проскользнули мимо мипта и очень быстро дошли до засохшего дерева, вратам, так сказать, за которыми ожидало приключение; они знали, что совсем рядом - пропасть мира и мост от Плохого к Худшему, а под ними, внизу - неприступная обитель Владельца Ларца.

План их был крайне прост: пробраться в коридор в верхней части утеса, тихо сбежать по нему вниз (босиком, разумеется!) под предупреждающей надписью для путешественников, высеченной на камне (по мнению переводчиков, ее следует понимать как "Лучше не надо!"), не брать в рот ягод, что растут по правую сторону уходящего вниз коридора не просто так; добраться до стража, что спал на своем пьедестале вот уже тысячу лет, и, должно быть, спит и по сей день, и проникнуть внутрь через открытое окно. Одному придется ждать снаружи, у пропасти Мира, до тех пор, пока остальные не выйдут с золоченым ларцом; если же они позовут на помощь, ему нужно будет тотчас же прибегнуть к угрозе разомкнуть железный зажим, удерживающий вместе края пропасти. Когда же ларец окажется в руках грабителей, они отправятся в обратный путь и будут идти, не останавливаясь, всю ночь и весь следующий день, пока гряда облаков, что покоится на склонах Млуны, не окажется между ними и Владельцем Ларца.

Дверь в скале оказалась открытой. Беззвучно спустились взломщики по холодным ступеням; возглавлял шествие Слит. Аппетитные ягоды удостоились от каждого только жадного взгляда, не более. Страж на пьедестале по-прежнему был погружен в сон. Слорг взобрался по приставной лестнице, которую добыл Слит (он-то знал, где искать!) к железному зажиму, смыкающему края пропасти Мира и остался ждать там с зубилом в руке, настороженно прислушиваясь в ожидании тревожного сигнала, в то время как друзья его проникли внутрь; все былотихо. Вскорости Слит и Сиппи отыскали золоченый ларец; казалось, все шло как задумано, оставалось только проверить, тот ли это ларец, и бежать с ним вместе из этого жуткого места. Укрывшись за пьедесталом, так близко от стража, что можно было ощутить исходящее от него тепло, от которого, как ни парадоксально, кровь стыла в жилах, грабители сломали изумрудную застежку, открыли золоченый ларец и принялись читать при вспышках искр, что умел добыть хитроумный Слит, - даже этот жалкий свет приходилось закрывать своим телом. Какова же была их радость даже в этот роковой миг, когда, затаившись между стражем и пропастью, взломщики обнаружили, что в ларце содержатся пятнадцать неподражаемых од, написанных алкеевым размером, пять сонетов, прекраснее которых не знал мир, девять баллад в провансальском стиле, что не имели себе равных в сокровищницах смертных, поэма из двадцати восьми совершенных строф, посвященная мотыльку, образчик белого стиха, насчитывающий свыше ста строк и далеко превосходящий все созданное доселе человеком, и пятнадцать лирических стихотворений, цену которым не посмел бы назначить ни один купец. Грабителям тут же страстно захотелось прочесть все сначала, ибо стихи эти вызывали на глазах человека слезы радости и пробуждали дорогие воспоминания детства, и вновь заставляли звучать дивные голоса из далеких усыпальниц; но Слит повелительно указал на дорогу, по которой они пришли, и погасил свет; и Слорг и Сиппи вздохнули, а затем взяли в руки ларец.