Сергей Булыга - Лисавета Иванна велела кланяться

Лисавета Иванна велела кланяться

Повесть

Глава первая. Кто?

Звонко цокая коваными каблуками, Егор торопливо спустился по мраморной парадной лестнице, небрежно кивнул караульному, распахнул входную дверь, вышел на крыльцо…

И замер. Было темно и тихо. Шел крупный снег. Липкий, конечно. Такой снег хорошо катается и лепится, сперва один ком накатаю, а после на него второй, поменьше, а сверху третий, совсем маленький, а из угольев сделаю глаза, а из моркови нос, морковь возьму поплоше, чтоб не жалко, не то дядя Игнат увидит, разозлится, и шашкой — х—ха! — и пополам, болван развалится. А что! Дядя Игнат, он чикаться не будет, он…

Да только где он, тот дядя Игнат?! И вообще! Егор вздохнул, поправил поясной ремень, поднял воротник полушубка, сошел с крыльца и осмотрелся. Неподалеку, возле фонаря, дремал извозчик.

— Эй! — окликнул Егор. — Прокати!

Извозчик, не сразу очнувшись, степенно подъехал, снял шапку, стряхнул с нее снег. Между прочим, на лавку. Егор поморщился, но промолчал, сел в сани, привалился в угол, чиркнул серничкой и закурил пахучую трофейную сигару.

— Куда спешите, командир? — спросил извозчик.

— Шестая Станичная линия, два.

Извозчик оказался справный; сани легко и неслышно скользили по пустынным ночным улицам. Вот справа промелькнули богатые витрины гастрономического магазина «Красаков и зять», а вот из ресторации «Авось» выводят подгулявшего купца. Ну да сегодня это ничего, сегодня это можно; ну, попинают, помнут для порядка, а после отпустят. А в будний день три сотни шомполов за непотребный вид… А, ладно! И снова — перекрестки, будки, лавки — мясные, бакалейные, казенки. Ломбард, толкучка, водопойка, баня…

И патруль. За Горбатый мостом. Краснощекий старик в потертой верблюжьего цвета шинели хотел было прикрикнуть на извозчика за резвость, но, заметив Егора, немедля взял под козырек:

— Счастливо отдыхать…

— Гони! — зло приказал Егор, и сани тотчас же рванули дальше…

А через несколько минут замерли возле высокой чугунной решетки, окружавшей двухэтажный особняк. Егор вышел из саней, раскрыл лопатник, дал зеленую и развернулся…

— А сдачу, командир?! — сказал извозчик.

— Не сдаемся.

Пройдя по занесенной снегом дорожке, Егор поднялся на крыльцо, нащупал в темноте потайную собачку, нажал. Дверь отворилась, он вошел.

В прихожей было пусто, лишь на продавленном диване дремала кошка. Поднявшись на второй этаж, Егор вошел в свою комнату, зажег рожок, снял полушубок и, расстегнув чекмень, сел в кресло, снова закурил. Раздалось два звонка. Ага, это старуха. Егор ответил ей, взял со стола газету, развернул.

Все как всегда: победные реляции из Николавии, указ о назначениях, награды. Ну и, конечно же, бои в Проливах и на Горном направлении — то есть и там успех. Что ж, расширяемся, гремим… А военфельдшер Рукин как переберет, так говорит: «Ну и дойдем до океана, а что потом? С кем воевать? Что, с рыбами?». Егор вздохнул и отложил газету. Глупо! По всей державе вешалок наставили, а толку—то? Но торжествуем, да! С размахом. Купца у ресторации помнут, лопатник отберут, а самого потом оставят, где лежал. Мол де нажрался, ну и что, сегодня это можно. Да, впрочем, это можно каждый день, разве кто запрещает? Другое дело то, что если не умеешь пить, — и это еще в будний день, — тогда тебя за свинский безобразный вид под шомпола, под шомпола, чтоб пил да разум не терял, чтоб не позорил свое свободно—людское достоинство! А если можешь, если крепок, — так и пожалуйста, лей, выпивай, лей, выпивай, сколько твоей душе угодно. Вон, говорят, Верховный много пьет, он, говорят, может три штофа враз уесть, и это без закуски, а после выйдет, скажет речь часов этак на пять — и Коалиция, и все они, все наши явные и тайные враги, после весь год трясутся! Он да, Верховный, он это умеет, пьет, пьет уже который год подряд — и никак не напьется. Упырь, действительно…

Вновь прозвенел звонок. Да, и пора уже. Хотя, если честно признаться, не очень—то ему того и хочется. Ну а вилять тем более! Подумав так, Егор резко встал, вышел из комнаты и спустился в столовую.

В столовой — что здесь раньше было, он не знал — Егору очень нравился высокий потолок с лепниной. Рисунок на паркете вытоптали начисто, рисунка давно нет и никогда больше не будет, а вот потолок сохранился таким, каким был и раньше. Да нет, конечно, закоптился, потемнел, потому что не так и высок, его с седла, если встать во весь рост, шашкой легко достанешь… А вот же сохранился, да, и нет на нем этих рожков вонючих, свет — от свечей вдоль стен. Старуха любит драить канделябры. Ну и пусть.

Егор пил крепкий чай с бисквитами, молчал. На этот раз он ужинал один. Так ведь какой сегодня день; другие постояльцы, небось, празднуют. Вот Рукин, например, тот, надо полагать, сейчас «У дядя Геши», а есаул, он тоже патриот…

Старуха, сидевшая напротив, через стол, пристально смотрела на Егора. Должно быть, в юности она была весьма красива. Черты лица у нее правильные, тонкие. И руки тонкие, в перстнях. Она их, видно, с Той Поры и не снимала. Вот только как она умудрилась их сохранить, почему это никто до сих пор их не реквизировал? Или это просто так, стекляшки…

— Ну? — строго спросила старуха. — Решился?

Егор поспешно отпустил голову.

— Три дня всего—то и осталось! — продолжала старуха. — Потом…

Она резко поднялась из—за стола и едва ли не выкрикнула:

— Грех! Грех на себя берешь! Да кабы я сама могла…

Егор вскочил.

— Я… — начал было он.

— Молчи! Но завтра… в полдень!

— Д—да.

Старуха развернулась и вышла из столовой. Егор отставил чашку и задумался. Да кто она такая, чтоб командовать?! Из недобитых же. Зла, как змея. И… Подъесаул Сабанеев уже не однажды кричал: «Да ведьма ты! Колдунья распроклятая! Вот как сдам в Два Баранка, и вся недолга!» Но только все этой угрозой всегда и кончалось. Что Сабанееву? Он нынче здесь, а завтра в Пятой Армии. Ну а скакать под пули с ведьминым проклятием… Шалишь! Вот он, Сабанеев, и молчит. Да и все другие тоже молчат. А что! Старуха кормит их хорошо, и амуницию, если надо, подправит, и если кто чего порой и натворит, она даже тогда в квартал не бегает. А что она, как говорят… Так то не их дела; их дело — строй, картечь, награды, если повезет.

Егор поднялся в свою комнату, снял сапоги и лег на оттоманку. Не спалось.

… А день—то начинался как всегда! Вахт—построение в манеже и доклады, гимн и развод по классам на занятия. Сперва — урок духовной подготовки… Ну, этот — как всегда… Затем фортификация, инженерное дело, строевая подготовка, обед, военная доктрина армии вероятного противника, теория ружейных стрельб…