Леонид Ашкинази - Наука под ножом патологоанатома

Ашкинази Леонид

Наука под ножом патологоанатома

Ашкинази Леонид Александрович

Наука под ножом патологоанатома

Рецензия на книгу Клоппер В. "Наука как ошибка" Бонн, Университетас Ферлаг, 1995.

На предыдущую книгу этого автора - "Культура как ошибка" - Ст.Лем написал прекрасную рецензию. Но Вильгельм Клоппер - поистине образец обстоятельности и дотошности - вслед за культурой решил показать ошибочность науки. Что последует за ними? - если за ними есть что-либо... Но оставим шутки - вопрос, поднимаемый автором, достаточно серьезен, если не сказать трагичен.

Мы избавлены от необходимости писать о литературной стороне рецензируемой книги. Все, написанное о книге Вильгельма Клоппера "Культура как ошибка", применимо и к объекту нашей рецензии. Классическое построение, продуманное расположение материала, многочисленные примеры, иллюстрирующие каждое положение автора, огромная библиография - поистине, титанический труд! Если отвлечься от поставленной автором цели, книга станет превосходным пособием по истории науки, хотя и несколько тяжеловесным (приложения начинаются на 731 странице, а где они кончаются - помолчим). Однако - такова диалектика -только немецкая дисциплина не дала немецкой обстоятельности превратить этот огромный труд в сборник анекдотов о великих людях; страницы, заполненные параллелями между перепутанными наклейками на бутылках с реактивами и сбоями компьютера IBM 370/168 оживают под взглядом читателя, и в его мозгу начинает звучать полная гармонии величественная симфония сигаретного пепла, попавшего в культуру новых бактерий и соседской кошки, сожравшей спасенную от саркомы мышь.

Книга начинается, естественно, с анализа предшествующих теорий на тему ошибочности науки - а теорий хватало; хорошо, что мы не должны перечислять их. Общее, что объединяет эти теории - что их положения ошибочны; чем позже это обнаруживается, тем длиннее цепь заблуждений между ногами ученых и чугунным ядром теорий их предшественников. Но длинная цепочка - лишь иллюзия свободы... Нет ни одной теории, которая была бы застрахована от опровержения; существует целая область науковедения - описание смерти теорий, включающее предсказание - и зачастую довольно точное - какое направление и когда родит дракона, пожирателя новейшей теории, еще не сменившей прозрачного детского платьица на парчовые одеяния упадка.

Первый камень, который кидает Клоппер в эти теории - сдежанное замечание о том, что авторы не применяли почему-то эти теории к своим собственным теориям; с камня начинается лавина: либо это теории более высокого класса и существуют "классы упорядоченности" теорий, причем теории одного класса не обладают взаимной применимостью, либо просто теории этого типа не всеобъемлющи. Первое предположение ничего не дает - ибо если существуют теории второго класса о теориях первого класса, в том числе и об их смерти, то должны существовать теории третьего класса о теориях второго. Второе предположение вообще превращает науку о смерти наук в серию наблюдений, не допускающих обобщений.

В лавине изящных мыслей и тяжеловесных слогом доводов, из которых В.Клоппер с добросовестностью древнеегипетского каменщика строит мавзолей предшественникам, могут незаметно пройти три абзаца на стр. 371, важных для дальнейшего. В этих абзацах Клоппер приводит собранную им статистику об ученых, занимавшихся "наукой о смерти наук". Оказывался, 81% из них были ранее представителями естественных наук, и потерпели крушение на естественно-научном поприще... Чем занимались ранее остальные 19% - и занимались ли они чем-либо - установить не удалось.

В.Клоппер не пользуется очевидной возможностью объявить свою теорию теорией третьего класса, т.е. теорией о теориях второго класса. Почему? Сказались ли здесь научная осторожность истинного ученого? Немецкий дух, не склонной не к самоанализу?

Итак, покончив с негативной частью своей критики, В.Клоппер переходит к позитивной. Он указывает, что новые теории не всегда уничтожают старые пожрав их, как дракон девственницу, они делают их частью себя; включают их в известном смысле в свое тело. Причем, в отличие от биологического пожирания, иногда даже сохраняют эа ними их собственную познавательную структуру.

Примеры, которые В.Клоппер приводит в этой части своего труда, более или менее общеизвестны. Конечно, он нашел и новые. Особенно интересны приведенные им параллели между научными идеями и биологическими системами. Он показывает, как достаточно общие идеи кочуют из науки в науку, как, отжив свое в одной области, они под давлением новых идей распространяются, дают метастазы, укореняются в соседних науках и дают там зачастую весьма жизнеспособные гибриды. "Идеи живут", - патетически восклицает он, давая выход немецкому сентиментализму, - "смерть здесь и сейчас - скажем, в физике 1960 г. - еще не смерть; следующее воплощение может быть в геохимии 1980 г. или психологии 2000 г."

Сознавая, что это недоказуемо в формальном смысле слова, он приводит примеры, множество примеров. Он создает даже некое подобие теории, находит какие-то закономерности. Направление миграции идей, время миграции и время освоения их другой областью весьма важны, хотя В.Клоппер мало рассматривает эти вопросы. Пути идей - это та связь между различными науками, которая может - если заняться этим всерьез - превратить разрозненные племена, воюющие, но иногда гибридизирующиеся в результате случайных и отнюдь не поощряемых браков в единое государство. Осознававшее, что полезны смешанные браки, т.е. обмен идеями из разных областей науки. Здесь придется блюсти величайший такт, ибо установление преимущественного направления миграции повлечет комплекс неполноценности у представителей одной науки и чванство у представителей другой. Увы, но рассмотрение вопроса, кто старше и лучше - не лучший способ сотрудничества.

Разбив работы предшественников, В.Клоппер возвращается к факту, упомянутому им на 371 странице - 81% деятелей науки о смерти науки потерпели неудачу на поприще наук естественных. Затем он начинает приводить примеры личностного влияния на науку. Например, известный случай с исследованием океана планеты Солярис (Й.Гравинский "Солярис и соляристика. История гипотез") - неудачи в исследовании явления природы повлекли теории о деградации самого этого явления. После нескольких десятков страниц подобных примеров с детальным анализом и построением на этой основе схем явления автор переходит к выводам. "Не подлежит сомнению", - заявляет он, - "что психология человека влияет на его научную деятельность - ибо создает науку человек. Также и психология общества влияет на научную деятельность его, ибо создает науку общество". Да, наука - детище людей и несет на себе их отпечаток, как и все, созданное ими, но наука всегда яростно проповедовала свою индифферентность. "Платон мне друг..." Ревностно заклинаемый и тщательно изгоняемый дьявол личностного влияния проник в науку с черного хода - и как эффективно! Однако эта идея идет вразрез с градацией, она так же "дика" для современной науки, как идеи Альфреда Тесты ("Новая космогония"); именно поэтому она всеми и всегда столь упорно обходилась.