Станислав Соловьев - Гимн для позолоченных клеток

Соловьев Станислав

Гимн для позолоченных клеток

Станислав Соловьев

Гимн для позолоченных клеток

- Смотри! Гусь! - приглушенно крикнул Люка.

- Где?! - Али распрямился, словно гигантская тугая пружина, и тут же бросился на землю, сбив заодно сидевшего на камне Баля. Падая, Баль выронил из рук банку. Рыба в томате брызнула во все стороны; гадкая и скользкая, хотя еще секунду назад казалось, что нет в этом голодном каменном мире ничего вкуснее и желаннее...

В скалу за спинами охотников с визгом врезалась плотная автоматная очередь. Баль неудобно лежал на камнях, сжимал в кулаке грязную ложку и осоловело смотрел, как растекается перед глазами кровавая томатная лужа. Поднять голову, даже пошевелиться было страшно и невозможно. Гусь заметил их первым, а стрелять гуси умеют...

- Говорил! Говорил я тебе, пацан! - зло зашипел рядом Люка, - Не нажирайся! Получишь пулю в кишки - сдохнешь от говна! Знаешь, какие дырки от этих штук бывают?! - и захохотал хрипло, подтягивая к себе автомат.

Следующая очередь взрыла почву и застучала по камням прямо перед ними. Баль сжался в комок и закрыл глаза. Он понял, что сейчас произойдет. "Эмми! Эмми! - зашептал он, словно в лихорадке, словно самое страшное сейчас - не успеть произнести эти последние, быть может, в его жизни слова. - Прости меня! Прости за все! За то, что бросил, за то, что не дал счастья! За глупость, за идеализм мой щенячий, за идиотство... Боже! Если я вернусь! Если только вернусь, все будет иначе! Я же на руках тебя носить буду! Эмми! Эмми!".

Третьей, роковой очереди не последовало. Баль открыл мокрые от слез глаза. Люка и Али исчезли. Охота! Началась охота, а он тут лежит...

Сгорая от стыда, Баль выбросил ложку. Схватил свой АКМ, вскочил на ноги и... снова шлепнулся на камни под автоматный лай. Как оказалось напрасно. Стреляли Люка и Али: вели охоту. Гусь отвечал коротко и нервно. Чувствовалось, что приходится ему туго. Охотники взяли гуся в клещи. Баль торопливо пополз вперед. Выглянуть, осмотреться, прикрыть атакующих - все, как на учениях. Ничего страшного... Не успел. Один из "Калашниковых" вдруг перешел на непрерывный одиночный кашель. Али! Точно так же, одиночными, рисовал он правильные снежинки на далеких пятаках движущихся мишеней. Вряд ли теперь рисунок получился столь же замысловатым, но Али не Промахнулся. Баль понял это по внезапно зазвеневшей в ушах тишине. С тишиной пришли разрядка и усталость. Движение вдруг потеряло всякий смысл. Только хотелось бесконечного продолжения тишины и неба. Голубая неподвижность вот она, чуть выше гор. Протянуть руку и...

Жара.

- Эй, засранец, вылазь! Спектакль окончен, но Дир не накрылся! - Люка кричал где-то рядом.

Неловко отряхиваясь, избегая смотреть по сторонам, Баль пошел на этот злой, жесткий голос.

Люка стоял на коленях за огромным валуном и с чем-то там возился. Али, положив руки на автомат, спокойно курил, смотрел на горы.

- Ты что, ранен? - спросил, когда Баль приблизился.

Баль смущенно провел ладонью по лицу - липкая краснота. Комбинезон тоже весь заляпан томатом.

- Испачкался... консервы, - ответил невнятно.

- Понятно, - Али отвернулся и снова уставился на горы. Люка крякнул.

- Ну, да, конечно! Пока мы, как мыши, ползали под свистульками, наш друг наворачивал консерву... Как же! На гуся, да не евши! Иди сюда, салага, смотри, что за добыча! Кровищи-то, кровищи!

Баль послушно обошел валун.

Стыдно и гадко.

Первое, что бросилось в глаза, - огромное безобразное синее пятно на земле. Гусь лежал на спине, запрокинув голову и разбросав жилистые, обнаженные по локоть руки. Пятнистый серый жилет весь в карманах, такие же брюки... У гуся были прострелены обе ноги выше колен. Люка натягивал жгуты и бинтовал раны. Из под рваной ткани хлюпала, растекалась синева. Люка работал умело и ровно, хотя был крайне возбужден, даже весел.

- Голубая кровь... Настоящий ариец, а, Али?!

Баль перехватил холодный, презрительный взгляд Али. Блондин, рыжеватая щетина на подбородке... Почему Али?! Наверняка немец. К чему эти глупые клички? Охотничьи забавы?

- Кстати, Али, - сказал Люка чересчур деловито, поняв, видимо, неуместность предыдущего укола, - почему медлим? Чай, не каждый день живого гуся добыть сподобится! Что там рация? Вызывай почетный эскорт!

Али выбросил окурок.

- Нет рации...

- Как... нет? - Люка оторвался от жгутов и отчаянно побледнел.

Али отстегнул от грудного ремня, помятую ребристую коробку, протянул ее Балю:

- Здесь две пули. Они твои. Дарю на память...

Баль закусил губу и бережно принял разбитую рацию.

"Они твои"... Ужасно неловко. И ничего изменить нельзя...

Гусь пошевелился и с трудом поднял голову.

Баль вздрогнул: столь безобразным показалось ему белое плоское лицо почти без носа, голые веки, безгубая щель рта. Волосы на голове короткие, слипшиеся, красные... Рядом валялся похожий на лопнувший мяч защитный шлем.

Люка резко затянул жгут. Гусь коротко вскрикнул и дернул ногами, под которыми противно захлюпало.

"А ведь это кровь, - подумал Баль, - настоящая кровь. И ему так же больно, как и нам..."

Баля затошнило и тут же вывернуло. Быстро и сразу. Вспомнился полигон мертвые окровавленные собаки на зеленом поле. Для зачета требовалось застрелить трех из пяти. Баль уложил всех. А потом лежал на бруствере и долго блевал. И трясущиеся руки все время натыкались на раскаленный ствол швейцарской винтовки ЗИГ. У охотников-добровольцев вырабатывали универсальность, поэтому оружие на тренировках меняли часто и неожиданно. Очередной этап подготовки всегда начинался с изучения нового способа "охоты". Но как же трудно было после первой крови убедить себя в том, что ты не убийца, а охотник...

Гусь взмахнул руками и попытался сесть. Люка коротко ударил его в подбородок. В следующее мгновение Люка уже прижимал гуся к земле, приставив к горлу большой десантный нож.

- Оставь, Люка! - Али поморщился. - Куда он денется...

Люка не слушал. Почти в бешенстве он тряс гуся за отворот жилета. Лезвие ножа сильно продавливало податливую белую кожу.

- Слушай, ублюдок! Слушай, что я тебе скажу! - кричал Люка. - Нас мало! У нас нет рации! Но не думай, что это увеличит твои шансы! Я потащу тебя на собственном горбу и доставлю, куда следует, чего бы это мне ни стоило! Будь уверен, я не дам тебе ни улизнуть, ни умереть! Говорю тебе это, как профессиональный врач - самый добрый человек на этой планете...

- Оставь его. Люка! - повторил Али. - Он же ничего не понимает.

- Это, - Люка кивнул на свой нож, - понимают все! Баль, обыщи-ка его, да поаккуратней, чтобы без сюрпризов...

Баль неохотно выполнил команду.

У Баля клички не имелось. Когда его включили в тройку, на вакантное место, никто не предупредил, что у разведчиков нет привычки открывать друг другу свое истинное имя. В горах ты охотник - это главное и единственное, а все остальное брошено там, внизу, у подножия. "Вадим Баль, студент спортакадемии", - сказал он тогда, протягивая им руку. А они оба, опытные матерые охотники, молча смотрели на него и не шевелились. И в глазах их читалось: "Ну и щенок же ты зеленый, Баль Вадим!"