Андрей Вязов - Хахаль

Вязов Андрей

Хахаль

Андрей ВЯЗОВ

ХАХАЛЬ

Фантастический рассказ

Он жил почти в центре маленького курортного городка, недалеко от рынка. Улица, ведущая к его дому, неожиданно сворачивала влево и спускалась вниз, упираясь в полуразрушенную набережную, за ней, в глубоком, маслянисто-черном омуте затихали медленные водовороты и речная вода казалась неподвижной и тяжелой. Он часто подходил к набережной, но никогда не купался в этом месте. Когда-то в детстве ему объяснили, что в реке живет лохматый бес и утягивает под воду тех, кто мешает ему спать. Спал бес почему-то днем. В детстве он не раз спрашивал маму:

- Мам, а мам, что же делает бес ночью?

- Ищет русалочку, - почему-то с грустью отвечала она.

Это слово "русалочка" долго оставалось для него непонятным, как мама ни пыталась растолковать его. Человек "русалочка" или нет? Если человек, то почему живет в воде? А если не человек, то кто?

Отца он не помнил, а мать умерла, когда ему было неполных двадцать лет. В последние, особенно тяжелые дни, по ее худому, серому лицу почти непрерывно текли слезы, тоже казавшиеся серыми. Она жалела его. Он был еще так молод, так неопытен, и вот теперь должен был остаться совсем один...

Ее похоронили на новом, с одной стороны еще не огороженном кладбище. С тех пор он стал жить самостоятельно. Соседи и знакомые почему-то прозвали его Хахалем. Вероятно, в насмешку за его полное пренебрежение к своему внешнему виду, и за болезненную робость перед женщинами. Если ему случалось по необходимости заговорить с девушкой, он краснел, путал падежи и изъяснялся до того косноязычно, что его невозможно было понять.

В бригаде плотников, куда его сразу же после школы определила мать и где он с грехом пополам продержался два года, Хахаль не прижился и почти сразу же после смерти матери начал пробавляться сезонными работами. Зимой - кочегаром, летом - уборщиком пляжа или дворником. Вечерами Хахаль частенько выходил к реке и подолгу смотрел на черную неподвижную воду, думая о том, что лохматый бес, живущий в реке, - его отец, а мать русалочка, которую бес все ищет, ищет и никак не может найти. А сам он вовсе не Хахаль и даже, может быть, не вполне человек, а нечто среднее между человеком и лохматым речным бесом. Постояв так с полчаса или с час, Хахаль улыбался, вернее, ухмылялся, и возвращался в дом. Иногда он упорно вглядывался в темноту, надеясь увидеть лодку, а в ней одинокую красивую девушку. Конечно, эта девушка предназначалась для него, Хахаля. Ему было достаточно только окликнуть ее и помочь сойти на берег... Но лодка не показывалась. Изредка по фарватеру с ревом проносились моторки, и ленивые волны долго хлюпали у ног. Тогда Хахаль злился на самого себя, на лохматого речного беса, на русалочку и на девушку, которая все не плывет и не плывет.

Однажды, холодным летним вечером, стоя как обычно на берегу реки, он прислонился спиной к могучему старому тополю и ощутил приятное тепло. На мгновение ему даже показалось, что тягучий древесный сок начал питать и его тело. Хахаль долго стоял в забытьи. Что-то странное происходило с ним. Он словно пускал корни в землю.

- Я часто думаю о лохматом речном бесе, - тихо сказал он.

- Я знаю, - послышалось в ответ.

Хахаль не удивился. Он давно подозревал, что деревья умеют разговаривать.

- Как ему живется?

- Он очень несчастен.

- А русалочка? - вырвалось у Хахаля.

- И русалочка. Она знает, как ты живешь. А девушка на лодке никогда не приплывет.

- Но почему же?! - с тоской спросил Хахаль.

- Лодки подходящей нет. Но они ждут тебя. Спеши. Они ждут...

Возможно, Хахалю все это только показалось, но с тех пор он больше не ходил вечерами к реке. А на тополь поглядывал издали, словно боясь нарушить его уединение.

Однажды на глаза Хахалю попался огромный полузатопленный пень. Все, что осталось от когда-то, видимо, могучего дерева, поваленного ветром или подмытого весенним половодьем. Хахаль выволок пень на берег и с интересом оглядел его. Пень, или обрубок, как назвал его Хахаль, кого-то мучительно напоминал. Несколько дней Хахаль слонялся по двору и ухмыляясь смотрел на обрубок, лежащий в дальнем конце двора. Хахалю казалось, что обрубку неудобно лежать, упираясь корнями в землю. Он вытащил из кладовки плотницкий инструмент и решил уложить обрубок на бок. Едва топор врезался в древесину, как из нее выступила и тонкой темной струйкой потекла речная вода.

- Словно кровь, - пробормотал Хахаль и почувствовал легкое головокружение, вдруг увидев руки, ноги и даже лицо лохматого речного беса, проступившего сквозь древесину. Но это была лишь игра воображения. Обрубок оставался обрубком, и Хахаль принялся за работу.

Несколько дней он трудился от восхода и до захода солнца, позабыв о еде, и корявый обрубок превратился в невысокого, могучего старика с едва обозначенным, но ясно различимым, словно потемневшим от затаенной печали, лицом, глубоко посаженными, полузакрытыми глазами, плоским, непроработанным носом и налитыми ужасающей силой руками, неловко сцепленными на животе. Ног у него не было, но он не казался обрубком, он казался выросшим из земли. Теперь Хахаль знал, что ему достаточно выйти во двор и посмотреть в сторону реки, чтобы увидеть лохматого речного беса. Но он не смотрел в сторону реки. Он смотрел себе под ноги и с полуоткрытым ртом разглядывал песок, по которому шел. Бесчисленные песчинки казались ему той, до невероятности огромной людской массой, что промелькнула у него перед глазами за его недолгую жизнь. Он и сам казался себе то песчинкой, то капелькой росы, высыхающей на ветру.

Потом Хахаль нашел на обочине дороги потрескавшееся серое бревнышко, и ему помнилось, что оно похоже на постаревшую русалочку. Он взвалил бревнышко на плечи и перенес во двор. И опять, позабыв обо всем, работал несколько дней, и русалочка выплыла из его натруженных рук. В широко раскрытых ее глазах застыли надежда и испуг.

- Не бойся, - Хахаль погладил ее по голове, - больше лохматому речному бесу не придется тебя искать. Видишь, вон он в дальнем конце двора. Я отнесу тебя поближе к нему и вы всегда будете вместе. А когда начнутся дожди, я буду сидеть возле окна и смотреть на вас.

Жизнь Хахаля стала веселее, но глядя на русалочку и лохматого речного беса, он чувствовал, как не хватает ему девушки, плывущей на лодке. Тогда Хахаль отправился на лесопилку и отыскал там недавно спиленную ель. На срезе еще не высохли прозрачные капли смолы, и когда он осторожно снимал кору, руки липли и чернели от пристававшей к ним грязи. Но ствол остался безукоризненно чист. Хахаль не совсем ясно представлял себе, какой должна быть девушка, плывущая в лодке. Должна ли она, например, улыбаться, или лицо у нее должно быть грустным? В конце концов, девушка встала неподалеку от лохматого речного беса, сложив руки за спиной и едва заметно прогнувшись назад. Ее лицо было обращено к небу и, лишь отойдя на довольно большое расстояние, можно было разглядеть ее тонкий, прекрасный профиль.