Владимир Колин - Встреча

Колин Владимир

Встреча

ВЛАДИМИР КОЛИН

ВСТРЕЧА

Перевод с румынского ЕЛЕНЫ ЛОГИНОВСКОЙ

Здесь все необычно и странно. Здесь самые пропорции говорят о том, что нам никогда не истощить запасов удивления, которое я испытываю сейчас здесь, где все по-иному, все поражает и обманывает глаз.

Даже различия между животным и растительным царством подчиняются здесь иным, нам не известным законам, и я не знаю, так же ли поражает это богатство красок глаза существ, выросших под этим голубым небом, как мои глаза, ослепленные невыносимым блеском всего окружающего. Все сверкает, все колет и жжет глаз, не привыкший к этому приливу света, в котором все оттенки бурно трепещут. О, этот танец отчаянной жизни, танец разнузданных красок ...

С первой же секунды я почувствовал, как меня пронзают их неощутимые острия и с тех пор пребываю в полном недоумении, тщетно пытаясь понять, что же значит здесь повседневное - ибо самые обыкновенные вещи принимают для меня лик загадки.

Я проник в этот таинственный мир, - мир, настолько уверенный в том, что его смысл мастерски зашифрован, что даже не чувствует потребности защищаться: он ко мне равнодушен. Все мне здесь чуждо и все словно игнорирует меня, заранее исключая самую возможность проникновения в свои тайны. И я с ужасом открываю, что меня просто нет. И тогда, каким бы детским ни казался мой порыв, я с новым упорством пытаюсь проникнуть в смысл этой действительности, кардинально отличной от всего того, что означала для меня Действительность до сих пор, и сопоставляю неизвестное с привычным для нашего мира. Результат получается неточный и неясный.

В отражении солнечных лучей необычайного цвета я увидел огромное водное пространство; ветер гнал по нему волны и прокладывал какие-то странные тропинки. Я быстро спустился, и то, что я считал морем, оказалось массой желтых стеблей, высоких и тонких, клонящихся по ветру в беспорядочных волнообразных движениях. Я говорю стеблей ... Но они не похожи на стебли наших растений, и вполне возможно, что я ошибаюсь. В конце каждого крупного стебелька находится по удлиненному модулю, окруженному множеством антенн. Не знаю, кажется ли мне это, или они и в самом деле склоняются в мою сторону?

Я отошел к зеленой полосе, окаймляющей с востока это желтое пространство. И снова в недоумении: что означают эти темные колонны, из которых выходит множество тонких неравномерных удлинений, странный скелет, местами покрытый зелеными лоскутками одинаковой формы и размера? В отличие от самого скелета, зеленые пластинки движутся, и их беспокойство рождает во мне странное ощущение мимолетности, преходящести ... Воткнутые на равных расстояниях, неподвижные колонны кажутся рядом аппаратов, назначение которых мне непонятно и у которых я отмечаю лишь хрупкое строение. Зеленые детали, если это детали, сделаны с потрясающей тонкостью. Я не нахожу слов для описания нежнейших линий, которыми они пронизаны, и не думаю, что кто-нибудь у нас мог бы такое сделать. В этом мире, который меньше нашего, все, разумеется, более хрупко, но различие между тем, чего я ожидал и что вижу, так велико, что - я уверен - вы никогда не сможете понять, что, собственно, может означать слово "хрупко".

Ведь и самое строение нашего организма хрупко (мы привыкли считать его таковым по сравнению со всем, что нас окружает), но хрупкость элементов того мира, который я открыл, не идет с ним ни в какое сравнение, она внушает мне какую-то нежность и в то же время ярко выраженное чувство жалости. У меня такое ощущение, что все здесь болезненно мягко и неуверенно.

Я слегка нажимаю на темную колонну, находящуюся передо мной, и след нажима отпечатывается на неплотной материи - признак низшей структуры.

Что-то быстро приближается ко мне. Может быть, это живое существо этот продолговатый предмет, движущийся с помощью четырех подвижных элементов, в то время как пятый судорожно трепещет в его конечной части? Когда он приближается, я различаю его глаза и углубление, которое он быстро открывает и закрывает. Я спрашиваю себя, не издает ли он неслышимых для меня звуков. Он крутится подо мной, пытаясь подпрыгнуть с помощью своих подвижных элементов. Все его тело, кроме глаз, покрыто множеством коротких белых антен, согнутых или выпрямленных, спутанных или торчащих прямо вверх, и я вспоминаю антенны, окружающие формы, поднимающиеся над желтыми стеблями... Может быть, этот смешной сверток - машина, посланная на разведку? Но это означало бы, что меня здесь все же заметили - что, впрочем, отнюдь не исключено.

Он не уходит и крутится подо мной все отчаяннее, упрямо рвется вверх, пытаясь добраться до меня. Мне не верится, чтобы аппарат мог вести себя так глупо, и я решительно отношу его к царству животных. Но не могу привыкнуть к этой мысли ... Так вот оно, первое живое существо этого таинственного голубого мира, на который мы смотрели тысячи и тысячи лет, сначала спрашивая себя, обитаем ли он, потом обнаружив на его поверхности несомненные знаки преднамеренных преобразований и в конце концов создав гипотезу о том, как могут выглядеть мыслящие существа, которые - мы больше в этом не сомневались - ее населяют. Целыми веками мы мечтали о том, чтобы эти существа оказались похожими на нас, уверенные, что разум может принадлежать лишь существам нам подобным. Потом все более освобождающийся от предрассудков разум разбил наши наивные надежды...

Мы поняли, что, слепо продвигаясь вперед в своем стремлении к совершенству, жизнь осуществляется в бесконечном множестве форм, приспособленных к самым различным условиям. И, так как здешние явно отличаются от условий нашей среды, живые существа голубой планеты должны в основе своей отличаться от всего, к чему мы привыкли.

Итак, этот живой сверток - ничто иное как животное. Сколько неудачных вариантов, сколько форм, отброшенных как нежизненные, предполагает появление существа, кажущегося мне таким смешным, - так же как и я, несомненно, показался бы смешным ему, если бы он мог поделиться своими впечатлениями. Ведь предрассудки деспотичны, и я начинаю трепетать за облик своих ближних ...

Чтобы избавиться от назойливости животного, я поднимаюсь в воздух и удаляюсь настолько, что оно пропадает из виду. Потом, став на всякий случай невидимым, плавно опускаюсь в сторону громад, вырисовывающихся вдали. Может быть, это один из тех таинственных центров, в которых, с наступлением темноты, начинают светиться многочисленные точки и с которыми у нас связано столько легенд о высших существах, населяющих этот мир. Воздух постепенно темнеет. И я с удивлением и огорчением узнаю нагромождение силуэтов, так похожих на наши плантации, что начинаю сомневаться в том, чтобы здесь можно было обнаружить хозяев голубой планеты.