Михаил Немченко - Тоже нужное дело

Немченко Михаил & Лариса

Тоже нужное дело

Михаил Немченко, Лариса Немченко

ТОЖЕ НУЖНОЕ ДЕЛО

Комнату еще наполнял зыбкий утренний полусвет, когда раздался стук в окно. Позвонков открыл глаза. За окном на перилах лоджии сидел большой белый аист, держа в клюве перевязанную лентой коробку из голубого картона.

- Выспаться не дадут, - зевнув, проворчала в своей постели Люся и повернулась на другой бок. - Является ни свет ни заря...

- Раз прилетел - значит, пора, - мягко возразил Позвонков. - Ты же знаешь: у них график, по минутам все расписано.

- Ну и вставал бы сам, - сказала Люся и, неожиданно приподнявшись, запустила в мужа лежавшим на тумбочке апельсином.

- Иди, иди, - молвил Позвонков, заслоняясь одеялом. - Нельзя заставлять его столько ждать. У него достаточно дел и без нас.

Точно в подтверждение этих слов, аист осторожно опустил коробку на стул в углу лоджии, подлетел к самому окну и деликатно, но настойчиво три раза постучал клювом в стекло.

- Ну и летел бы себе, - проговорила Люся, потягиваясь. - Положил - и лети дальше.

- Не понимаю, что с тобой сегодня? - удивился Позвонков. - Совсем, что ли, обленилась? Ты же прекрасно знаешь, что он не улетит, пока не получит заказ.

- Сам обленился, - сказала Люся, встав наконец с постели.

Накинув халат, она подошла к столу и торопливо написала что-то на тоненькой, как бумага, белой пластинке. Потом открыла дверь и вышла в лоджию. Позвонков, успевший натянуть тренировочный костюм, последовал за женой. Люся вложила пластинку в клюв пернатому посыльному, и аист, взмахнув крыльями, растворился в белом птичьем облаке, заполнившем, казалось, все окружающее пространство. От тонущих еще в утреннем тумане нижних этажей города-дома до уже золотящихся на солнце окон пятисотого этажа, - куда ни глянь, во всех направлениях летели, парили, спускались, взмывали ввысь тысячи белокрылых птиц. Был тот утренний час, когда дрессированные аисты доставляют в квартиры заказанные накануне завтраки, унося в клювах заказы на ужин.

- Значит, тоже собрался в дрессировщики? - повернулась Люся к мужу.

- Я?! - поразился Позвонков. - С чего ты взяла?!

- Напомнить тебе, куда посылают нарушителей монополии? - голос Люси вдруг превратился в раскатистый мужской бас. - Их посылают на птичник!.. Торопись: вот-вот нагрянет инспектор. Не успеешь замести следы дрессировать тебе аистов!

- Это ты - мне?! - Позвонков набрал воздуху, чтобы погромче возмутиться, и... проснулся в своем кресле перед пультом.

"Что за чертовщина, - подумал он, обводя еще не совсем прояснившимися глазами вырубленный в скале бункер. - И приснится же такое..."

Вокруг все было как вчера и позавчера, как все эти недели. Замершие стрелки приборов, погасшие табло, тлеющее, дремотное мерцание индикаторных кристаллов на стенах. Лишь панели связи и систем жизнеобеспечения переливались бодрыми зелеными и синими огоньками, да матово светился экран внешнего обзора. Словом, все, казалось бы, свидетельствовало о том, что там, в недрах астероида, работы давно приостановлены. Но подрагивающий пол бункера говорил о диаметрально противоположном: работа идет, быстрая и не прекращающаяся ни на минуту, - только неподконтрольная табло и приборам. И это означало, что он, бригадир пчел Позвонков, нарушает монополию...

Да, но Люся-то осталась на Земле и о его космических прегрешениях ничего знать не может. И никто из землян не знает. Ни одна живая душа, кроме Ула Свансена, две недели назад навестившего Позвонкова по пути с Ганимеда на Марс. Едва выйдя из своего патрульного планетолета, проницательный Ул понял, что происходит на астероиде, и задал бригадиру пчел хорошую взбучку. Но Позвонков знал: его однокашник по Лунным курсам - надежный друг и никому не проболтается. Тем более что Позвонков сам уже искренне сожалел о случившемся и дал Свансену слово, что нарушил монополию в первый и последний раз... И вот теперь этот странный сон, слишком похожий на предупреждение. Неужели - нейролуч? Обычной связью не воспользуешься сразу всем станет известно - и решил шепнуть нейроволнами прямо в мозг?

В общем-то не очень в это верилось. "Мыслепередача" с Марса сюда, в пояс астероидов, конечно, возможна: у Свансена, как и у всех патрульников базы, имеется на корабле надежный транслятор. Но сфокусировать нейролуч, направленный так далеко, можно лишь ценой огромного нервного напряжения. На такое решаются в самом крайнем случае. И уж если бы Ул решился, он бы, надо думать, предупредил друга прямо и недвусмысленно, а не через зыбкие сновидения...

На этом месте мысли Позвонкова прервал кристалл, багряно загоревшийся над дверью шлюзового коридора. Тяжелая дверь медленно, будто нехотя, открылась, и в бункер вошел Степаныч, оранжевый, как апельсин, пчел двухметрового роста. Прошагав к аккумуляторному стулу, он тяжело плюхнулся на него, звякнув спинными электродами, и зажурчал, замурлыкал, вкусно прихлебывая электричество. При этих звуках Позвонкову почему-то всегда вспоминалось детство в Камышлове, их квартира в первой городской стоэтажке, где на кухне вот так же уютно журчал-мурлыкал высокий белый холодильник. Но сейчас бригадиру пчел было не до воспоминаний.

- Как там с вакуум-пастой, Степаныч? - обратился он к своему оранжевому помощнику.

- Только что кончилась, - послышалось сквозь журчание.

- Кончилась?! - Позвонков не поверил своим ушам. - Да ведь позавчера еще была полная емкость!

- Вот, ягода-машина, опять вы удивляетесь, - Степаныч повернул голову и посмотрел на бригадира круглыми светящимися глазами. - Будто не знаете, что они уплетают ее за обе щеки.

- Малина, - по привычке поправил Позвонков и неожиданно икнул, ягода-малина. А с пастой все-таки странно. При всем их аппетите ее должно было хватить еще по крайней мере часов на двадцать. Уж не припрятывают ли они нашу пасту впрок, а?

- Вот, ягода-машина, что же я, по-вашему, не смотрю за ними? - обиделся Степаныч и отвернулся, погрузившись в процесс своего электропитания.

"Малина", - хотел было опять поправить Позвонков, но снова икнул - и махнул рукой. Если бы Степаныч был обычным серийным роботом, его можно было бы в два счета отучить от "ягоды-машины". Но оранжевый детина принадлежал к новейшему поколению роботов, представителей которого за высокий индекс разумности стали полушутя-полувсерьез называть "почти человек", сокращенно - пчел. И если уж Степаныч переиначил на свой лад подцепленное им где-то выражение (изготовленный в Луна-центре, он никакой малины, понятно, и в глаза не видел), - мало было шансов убедить его говорить иначе.

Массовый выпуск пчел до сих пор не удалось наладить. Рождались они медленно - нередко инженер-наладчик месяцами бился над "оживлением" своего детища. Потому и стало традицией называть новорожденного в честь его непосредственного создателя. В бригаде Позвонкова были и Джонычи, и Борисычи, и даже один Анна-Мариевич. Но сейчас все они спали в консервационной камере глубоким сном, покрытые толстым слоем вакуум-пасты. Бодрствовал один Степаныч...