Святослав Минков - Женщина в золотом ковчеге

Минков Святослав

Женщина в золотом ковчеге

СВЕТОСЛАВ МИНКОВ

ЖЕНЩИНА В ЗОЛОТОМ КОВЧЕГЕ

Перевод С. КОЛЯДЖИНА

Вы, наверно, знаете часовщика Асатура Трембеляна. Он армянин. Лицо у него смугло-желтое, нос с горбинкой, глаза дегтярно-черные, брови густые, густые. Когда он улыбается, рот его растягивается до ушей, а уши у него похожи на большие раковины.

С утра до вечера Асатур Трембелян сидит как прикованный над своим рабочим столиком в правом углу кофейни "Цейлон", и его глаз, вооруженный цилиндрической лупой, кажется выскочившим из орбиты. Асатур вглядывается в разобранные механизмы старых часов и ковыряется в них острыми щипцами. Поймав какое-нибудь зубчатое колесико, он погружает его в блюдце с бензином; вытащив тонкую, как свернувшийся червячок, пружинку, прячет ее под стеклянный колпачок. И вот сломанные часы начинают снова тикать и отсчитывать минуты, подобно грызуну, который что-нибудь подтачивает, а обрадованный владелец опускает их опять в свой карман.

В праздничные дни столик Асатура Трембеляна покрыт черной клеенкой. В эти дни Асатур облачается в новый костюм, стягивает шею накрахмаленным воротничком, завязывает пестрый, как павлинье перо, галстук, берет в руки трость с оскаленной собачьей головой на набалдашнике и отправляется на прогулку. Круглое его тело смешно раскачивается на тонких кривых ногах. И кажется, по улицам проходит не человек, а какой-то живой маятник. Асатур обходит все окраины города, появляется даже в предместьях, а когда усталость одолевает его, он скрывается в темном проходе какого-нибудь маленького кино. Он не любит ходить по кофейням. Ему надоели праздная болтовня бездельников, беспрерывный стук игральных костей в задымленной кофейне, в углу которой он поневоле коротал свои дни. Самое большое наслаждение для Асатура - это впиться глазами в экран и смотреть, как Гарри Пиль карабкается на крыши летящих поездов, или, улыбаясь, следить за комическими подвигами Лаурела и Харди, которые сражаются с тортами и заливают сливками улицы всего города. Когда он выходит из кино, вечер уже кончается. Асатур Трембелян, как летучая мышь, мелькает в свете электрических лампочек и, довольный, направляется домой. Там он погружается в тишину своей теснрй, расположенной на север комнатушки, готовит себе чай на маленькой жестяной спиртовке, потом снимает со стены мандолину с перламутровыми звездами на грифе, струны которой предупредительно бренчат, и тонкий целлулоидный медиатор начинает ронять звуки из увертюры "Багдадский халиф". Асатур Трембелян играет с увлечением и сам незаметно тихо пробует напевать мелодию. Так проходит последний час праздника, пока сон, как теплый ветерок, не нахлынет в тесную комнатушку и не смежит веки нашему отшельнику. Асатур укладывается в постель, утыкается горбатым носом в жесткую подушку, полуоткрывает рот и засыпает глубоким сном. Иногда ему не снится ничего, а временами он разговаривает с каким-нибудь клиентом, отдающим ему в починку часы с усами вместо стрелок, порой ни с того ни с сего видит своего покойного отца на белом коне и бросается вслед за ним, а отец превращается в аиста, раскрывает клюв и хочет его проглотить.

А затем опять наступает рабочий день, и опять Асатур Трембелян сидит, согнувшись над своим маленьким столиком в кофейне "Цейлон". Он медленно поводит своей страшной головой циклопа с выпуклой цилиндрической лупой на глазу, открывает крышки старых часов, оживляет умолкнувшие их механизмы.

В конце города, за каналом с чугунно-тяжелой водой, гремящей под каменными мостами, открывается широкая площадь весенней ярмарки. Здесь раскинулось бесчисленное множество палаток с тысячами чудес - панорамы и цирки, стрелковые тиры и передвижные зверинцы, дешевые лотереи с фарфоровыми кувшинами и ржавыми револьверами, моментальные фотографии и кабинеты восковых кукол, представляющих убийство Умберта III, гильотинирование Ландрю и рождение Иисуса в яслях. Играют шарманки, гремит музыка, слышатся выстрелы, крики, зазывания. Среди всего этого ярмарочного головокружения стоят, как очарованные, толпы детей со сломанными бубликами в руках, служанки с розовыми целлулоидными серьгами в ушах, праздношатающиеся зеваки в нахлобученных на уши картузах, рассыльные, солдаты, подвыпившие гуляки.

Шарлатаны и фокусники орут охрипшими голосами:

- Профессор Мория Джим и тайна говорящего черепа!

- Необычайная игра природы! Ребенок с двумя головами из Сингапура!

- Тело - змеи, голова - девушки! Поет, разговаривает и отвечает на все вопросы!

- Самый большой крокодил в мире! От головы до хвоста четырнадцать метров! От хвоста до головы одиннадцать метров! Всего двадцать пять метров!

Народ не может устоять против искушения. Полуошеломленный, полуиспуганный, с замирающим сердцем он проходит за истрепанные полотнища балагана, где скрываются чудесные неожиданности этого пестрого и недействительного мира.

Асатур Трембелян идет в сутолоке как во сне: в ушах у него звенит, глаза широко открыты, как у сомнамбулы. Перед входом в один из балаганов с зелеными колоннами он останавливается и читает надпись, сделанную громадными белыми буквами под изображением женской головы с распущенными волосами:

МУЗЕУМ ТАНАГРА

Невиданная до сих пор сенсация!

Никакого оптического обмана!

Мадам Лили,

та самая, которая

40 дней пролежала в гробнице

Далай-Ламы в Бомбее!

Войти или не войти? Женская голова, со зловещей неуклюжестью нарисованная над колоннами палатки, слегка колеблется от ветра и словно приглашает его войти. Асатур Трембелян поднимается по исшарканному помосту, берет красный билетик, и полутемное отверстие полотнища пропускает его в заманчивую неизвестность. Несколько мгновений он шагает почти ощупью, наконец перед его глазами совершенно неожиданно открывается волшебное зрелище. В глубоком деревянном ковчеге, окрашенном золотой краской, лежит полунагая женщина с закрытыми глазами и с сочными накрашенными губами. Ее покрытое белилами лицо напоминает лакированное изображение карнавальной маски, широкие плечи покрыты тонкой вуалью, сквозь которую просвечивает восковая мягкость ее тела. Эта живая кукла дышит тяжело, и крупные апельсины ее грудей медленно вздымаются под атласным лифом. Женщина лежит неподвижно, распущенные русые волосы закрывают ее руки, две старые туфельки линялого фиолетового бархата упираются в изножье ковчега, в котором покоится вытянутое ее тело.

Онемевшие от удивления, охваченные каким-то странным очарованием, посетители медленно обходят вокруг золотого ковчега. Глаза их впиваются в спящую красавицу, явившуюся, как знамение, среди серых стен палатки. В первый раз вспыхивает и заливается румянцем лицо Асатура Трембеляна, ноздри его затрепетали, в глазах мутится. Обнаженное тело женщины в ковчеге возбуждает в нем острое чувство, которое расплавляет все клетки его тела в сладостно-мучительной тревоге. Пока он стоит в забытьи и старается овладеть внезапно вспыхнувшей страстью, мужчина в желтой мантии и алой чалме на голове, театрально подняв руки, объясняет публике: