Дмитрий Тарабанов - Убитые спецэффектами

Тарабанов Дмитрий

Убитые спецэффектами

Дмитрий Тарабанов

УБИТЫЕ СПЕЦЭФФЕКТАМИ

рассказ

Я как мог распихивал одержимое тривидением стадо, время от времени получая локтем в живот и пропуская мимо ушей меткое ругательство. Никого и не волновало, что некто Эдвард Гризли появился здесь с исключительно важной целью...

Презентация просто кишела народом. Что и было самым большим недостатком всех презентаций.

Виновник торжества, весьма нашумевший режиссер Дэвид Хэмингуэй (никто не сомневался в камуфляжности его имени) не поспевал за поклонниками, с шариковыми ручками и дисками наготове окружившими инвалидную коляску.

"Охотники за автографами", фэны - так их окрестили еще в двадцатом веке.

Сперва Дэвид аккуратно выдавливал на глянцевой обложке имя каждого поклонника, выводил заранее заготовленные пожелания... Но когда тех стало непозволительно много, Дэвид был вынужден конфисковать у одного из фэнов яркий малиновый маркер и принялся расписываться им максимально небрежно, так что фрагменты его росписи выползали за границы конверта и ичезали в пропитанном фурором воздухе.

Чем ближе я приближался к кинозодчию "Хрустального Перикла", тем сильней сдавливались живые тиски. Здесь, в "гравитационном колодце кинематографа", локти и прочие средства несоблюдения очередей не помогали. Оставалось ждать.

Сзади меня примерно подталкивали, мол, освобождай место, и я внутренне возрадовался, что стремление толпы не противоречит моему личному. Так, на гребне потока ругани, меня и вынесло к ногам Хэмингуэя.

Каково было его удивление, когда вместо новехонького диска перед ним возникла моя пустая ладонь. Право слово, не убери я ее вовремя, Дэвид бы на ней расписался! Лишь несколько секунд спустя затюканный режиссер сообразил, что "диск" не подходит по формату и вообще оным не является. Хэмингуэй осторожно поднял голову. Из-под идеально круглых линз на меня смотрели на редкость внимательные глаза.

- А... Мистер Гризли! - проговорил он именно таким тоном, на который я и расчитывал, планируя сегодняшнюю встречу.

Фэны почуяли неладное. Роздача автографов, судя по реакции режиссера на пустую ладонь, обещала отложиться. В лучшем случае.

Тогда я вполне осознанно ощутил, как моя кармическая оболочка дрожит под градом проклятий. Во что бы то ни стало, я решил без телохранителя сегодня на улице не появляться, прекрасно понимая, что от тумаков и - не дай Бог! - ножей меня никакое щупленькое биополе не спасет.

- Да, мистер Хэммингуэй. Эдвард Гризли, главный редактор журнала "People". - Хотелось сказать что-то еще... Такое, отвлеченное, вроде: Как жизнь?

Режиссер дружелюбно улыбнулся, отмечая про себя, что память на старости лет пока не собирается его подводить. Схватил протянутую руку и, вкладывая весь "порох" которого "в пороховницах" оказалось совсем не так мало, потряс ее.

- Черт побери, Эд, какими судьбами! - почти кричал Хэммингуэй.

Фэны отчаялись окончательно.

Я туповато пожал плечами и так же туповато улыбнулся. Дэвид профессиональным взглядом отметил мое замешательство и сразу же предложил:

- Пойдем в более тихое место. Поговорим.

В бок врезалось что-то твердое, похожее на материализовавшийся крик отчаяния обделенной толпы.

Вслед за Дэвидом я вышел из холла.

...Так я стал свидетелем собственного знакомства с человеком, которого двадцать лет назад имел удовольствие созерцать по пять - восемь часов в день.

*** *** ***

Лицо Дэвида мрачнело на глазах, когда он взвешивал мое, должно быть, дерзкое и больно преждевременное заявление. Наверное, я поступил неправильно: слишком непоследовательным казался переход от красочных воспоминаний к суровой действительности. Но, как бы то ни было, кто-то обязан был написать критическую статью на столь грандиозный фильм.

Хэммингуэй отрицательно покачал головой.

- Спецэффекты не убивают людей, - уверенно заявил он.

- В прямом смысле, - конечно, нет, - отчасти согласился я. - Но если оценить проблему со тороны психологического критерия...

- И с психоло... - он запнулся, - не убивают. Рассудите сами: люди и спецэффекты - две разные субстанции, которые просто не могут контактно взаимодействовать. Тем более, убивать. Совсем другое дело - игра актеров...

- Вот именно! Главная ваша ошибка в том, что вы считаете людей субстанцией!

- Господин Гризли, не придерайтесь к словам. За это я терпеть не могу прессу.

Не делайте так, чтобы и к вам я относился с такой же "симпатией".

Обращение "господин" свидетельствовало о широченной пропасти, разъерзшейся между нами.

- Прошу прощения, но таковы ваши истые взгляды на вещи. А качества актерской игры ухудшились только по той причине, что люди стали играть, а не жить в роли.

- Что поделаешь, таллантливый режиссер принимает все беды на себя. Отсюда у актеров четко расписанные "режимы": они знают, что здесь нужно пустить слезу, здесь - улыбнуться...

- "Режимы"? - не ожидал, что бывший профессор Техасского гуманитарного универитета меня так разочарует. - Согласитесь, это ведь компьютерные слезы, это ведь "голливудская улыбка"! Они перестали жить, скрываясь за маской компьютера. Может, в таком случае, вы вообще замените человека на 3D-модель, каждое движение которой будет расчитыватья по этим самым "режимам"?

Хэммингуэй покачал головой, опуская в бокал с мартини очередной кубик льда.

- Прогресс на определенной стадии обходит искусство стороной - пути разделяются, поскольку искусство угрожает потерять свой истинный облик. Вот почему мы вынуждены сохранять накатанные десятилетиями традиции: платить актерам-пустомелям запредельные гонорары, выслушивать критиков, вроде вас, вечно недовольных актерской игрой...

- Нет дыма без огня, - резюмировал я. Пригубил напитка, - И если бы не критики, вроде меня, кто бы тогда остановил вашу тенденцию к двоичной примитивизации?

Я разошелся настолько, что уже не отдавал себе отчета в том, что спустился до уровня обыкновенной грубости.

- Вы ставите амбиции выше обьективного мнения масс, - заметил Дэвид.

- Возможно. Но мне вдруг стало интересно: с каких пор мнение масс стало обьективным. Вы ориентируетесь на безмозглое большинство?

- Это Штаты, Эд. Здесь ценится тот, на кого есть спрос.

- И вы думаете, это надолго?

Хэммингуэй покачал головой, сделал еще глоток.

- Вы неисправимы, Эдвард. Но, как всегда, в ваших словах есть доля правды...

И, все же, я с вами не соглашусь.

- Что ж, - я поднялся с кресла и пожал Дэву руку. - Отаемся при своих мнениях.

Он улыбнулся и подозвал по телекому охранников, чтобы те проводили меня к машине. Возле самой двери я обернулся и спросил: