Сергей Синякин - Резервация

Синякин Сергей

Резервация

Сергей Синякин

Резервация

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Давид сел, раскаяние оглядывая заставленный бутылками стол и белеющие вокруг стола листы бумаги. Ему стало муторно от мысли, что все это надо убирать.

Славное жилище было у лауреата премии Флиппса!

Рядом с постелью стояла любимая пепельница Давида. Из толстых вывороченных губ негритянки торчала недокуренная сигарета. Давид потянулся за ней и закурил.

Поеживаясь от холода, он подошел к столу и оглядел бутылки. Последним пришел Влах, это Давид помнил точно. Белеющие на полу листы были рукописью Скавронски.

Давид присел на корточки, собрал листы воедино и, вернувшись на постель, попытался прочесть написанное. Из-за разноцветных правок сделать это было довольно трудно.

За окном ударил орудийный выстрел. За выстрелом послышалось долгое карканье ворон у костела. Давид бросил рукопись на смятую постель и подошел к окну.

Уже совсем рассвело. Моросил затяжной дождь. Улица и тротуары масляно чернели от воды, и у здания совета стоял приземистый пятнистый танк, похожий сверху на размалеванную черепаху.

Улица была пуста.

Давид выщелкнул сигарету в форточку, вернулся к постели и облачился в халат.

Телефонный звонок застал его разбирающим рукопись.

- Алло?

На другом конце трудно дышал человек.

Человек молчал.

- Алло? - раздраженно повторил Давид. - Я слушаю!

Послышались короткие гудки.

Давид положил трубку на рычаг и снова углубился в рукопись Скавронски.

"Водоем без лягушек можно смело уподобить стопке без закуси - и то и другое противоестественно.

Болото наше ничем не выделяется из тысяч таких же болот, а потому в особом названии не нуждается;

всякая лягушка увидит в нем что-то знакомое и даже родное.

Жизнь на болоте отличалась высокой нравственностью и спокойствием. Обыватели вечерами вели бесконечные беседы, которые при всей их внешней несхожести сводились к тому, кто кого съел, в каком количестве, а также к тому, когда комар вкуснее - весной или в разгар лета.

Жил лягушиный народ в душевном равновесии и опасался лишь длинноногой и длинноклювой цапли, воспринимая ее, впрочем, как неизбежное природное зло..."

Звонок в дверь был неожиданным.

Давид торопливо собрал листы и сунул рукопись на книжную полку.

На лестничной площадке стояли два солдата в пятнистых комбинезонах и офицер, отличающийся от подчиненных лишь фуражкой с высокой тульей и витыми погонами поверх комбинезона. У офицера было неприятное белое лицо с темными глазными впадинами. Офицер смотрел на Давида с непонятным уважительным высокомерием.

- Господин Ойх? - голос офицера был требовательно резок.

- Да, - растерянно сказал Давид.

Офицер терпеливо ждал, и это несколько успокоило Давида. Он посторонился, пропуская незваных гостей в квартиру. Солдаты за командиром не последовали. Это также обнадеживало. При арестах солдаты вели себя более бесцеремонно. Несколько дней назад Давид был на приеме у стоматолога. Врача арестовали прямо в рабочем кабинете. Солдаты прошли мимо ожидавших в приемной людей, в кабинете послышался звук пощечины, и дверь медленно отворилась под тяжестью навалившегося на нее тела. Солдаты бесцеремонно рылись в вещах, разбрасывая бумаги и с треском кроша ампулы с лекарствами. Врач лежал в дверях, и с желтого лысого черепа стекала тоненькая струйка крови. В кресле сидел городской распорядитель, некстати собравшийся удалить кариесный налет; распорядитель жалобно спросил у руководившего обыском офицера, что ему делать; офицер бешено глянул на него и посоветовал распорядителю бежать к чертовой матери, пока ему есть чего беречь и лечить.

Давид вошел в комнату вслед за офицером. Тот бегло оглядел неприбранный стол и показал хозяину сложенную вчетверо бумагу.

- Я должен доставить вас к господину референту по государственной безопасности, - сказал он. - Вы можете взять вещи. Только поторопитесь со сборами!

- Разумеется, я не могу отказаться?

- Разумеется, не можете, - любезно отозвался офицер.

Длинноногий, плечистый, спортивно подтянутый, он стоял рядом со столом, разминая сигарету. Перехватив взгляд Давида, офицер усмехнулся и, словно выполняя правила обязательной, но ненужной игры, попросил разрешения закурить.

- Угостите и меня, - попросил Давид. Офицер протянул ему сигареты и вновь любезным тоном попросил его поторопиться.

Похоже, что это был арест. Для простого вызова достаточно было позвонить по телефону. Подумав об этом, Давид вспомнил утренний звонок и понял, что звонили не зря. Солдаты должны были прийти наверняка.

Затушив сигарету, он принялся собираться. Поверх вещей он бросил и сумку чековую книжку. Из книжки выпала фотография Лани, и Давид сунул фотографию в карман куртки.

Офицер терпеливо ждал, разглядывая пепельницу. Из губ негритянки вился голубоватый дымок.

Наличных денег было мало, но Давид вспомнил, что на холодильнике лежит двести эвров, возвращенных вчера вечером Скавронски. Он сходил за деньгами. Вернувшись в комнату, он не удержался и спросил офицера:

- Не боитесь давать мне свободно расхаживать по квартире?

- Вы же умный человек, Ойх, - сказал офицер. - К тому же вы не держите дома оружия.

Давид рванул "молнию" сумки.

- Все-то вы знаете, - сказал он. - Кажется, служба безопасности пересчитала в моем доме даже грязные носки!

Офицер поставил пепельницу на стол и глянул на часы.

- Вы готовы?

- А что мне остается делать? - пожал плечами

Давид.

На пороге он остановился, вспомнив о рукописи Скавронски. Дома оставлять ее было рискованно. Не менее рискованным было брать ее с собой. Поколебавшись, Давид решился. Вернувшись, он взял рукопись и пошел на выход, запихивая на ходу свернутые вчетверо листы в боковой карман.

Солдаты курили на лестничной площадке. Увидев выходящих, они вытянулись, пряча сигареты в кулаки.

Спускаясь по лестнице, Давид слышал за спиной стук солдатских сапог. Офицер шел впереди, и Давид чуствовал резкий запах одеколона и мужского пота.

- Плохо дело? - спросил он.

- К сожалению, вы подпадаете под действие принятого вчера Манифеста о культуре, - не оборачиваясь, сказал офицер.

- Почему же "к сожалению"?

- Потому что своей писаниной вы развращаете человеческие души, - сказал жестко офицер. - Вы только вредите государству! Если бы не приказ, я бы вас расстрелял в ближайшем переулке!

Ненависть была в его словах, и Давид промолчал. Он перекинул сумку через плечо и пошел вниз.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Референт - маленький худой человечек в старомодном костюме и роговых очках - казался лилипутом, случайно попавшим в аппартаменты Гулливера, такими непомерно огромными выглядели окружающие его вещи.