Эмио Донаджо - Чудище и джаз

Донаджо Эмио

Чудище и джаз

Эмио Донаджо

Чудище и джаз

Чудище смотрело, нет, смотрели на них. Чудище приготовилось заговорить. Или замычать. А может и завыть. В словаре землян не было подходящего слова. Да и для описания собственно чудища очень трудно было подыскать нужные слова. Попробуйте рассказать о том, чего вы никогда прежде не видели и не можете ни с чем сравнить.

К примеру, если у человека шесть ртов, восемь голов и восемнадцать носов и если все шесть ртов одновременно бормочут что-то о шести разных вещах, как вы скажете: "он говорит" или же "они говорят"? Подобный вопрос был вполне уместен и для чудища, которое стояло перед делегацией землян. Чудище впилось в них всеми своими десятью глазами и громко дышало сразу восемнадцатью носами, если только конические отверстия можно назвать носами. Поэтому точнее будет сказать, что чудище "смотрело" на них. И было совершенно очевидно, что ни чудище, ни делегация землян не знали, что же теперь делать.

- Угораздило же обитателей космоса послать к нам такое страшилище! воскликнул сенатор.

- Аркк, аркк, - прохрипел президент. Нет, он не пытался заговорить на языке чудища - просто он прочищал горло и одновременно своим покашливанием, выражал неодобрение неучтивому замечанию сенатора.

- Не мешало бы... - начал самый предприимчивый член делегации, но тут же запнулся.

Чудище, прищурив глаза, пристально глядело на делегацию землян. Время от времени из его ртов вылетали струйки желтой жидкости, очень похожей на мед. Чудище брызгало медом не со злости, а от смущения, но люди этого не знали и были весьма этим недовольны и даже обескуражены.

- Разрешите? - осведомился генерал, у которого была мания по любому поводу пускать в ход ракеты с атомным боезарядом.

- Не разрешаю, - сказал президент.

Генерал принялся мысленно обдумывать текст заявления об отставке. Но его отвлек муравей, который бесстрашно полз по левой ноге бравого вояки; почесать ногу генерал не решался.

И тут чудище зашевелило ртами и стало издавать звуки. Точнее было бы сказать, что они, чудища, начали играть. Звук напоминал звучание лучших стереофонических магнитофонов, но без малейшего искажения.

- Это же "Рапсодия в стиле блюз"! - воскликнул президент, который неплохо разбирался в джазовой музыке.

- Кола Портера, - по-военному четко отрапортовал генерал.

- Джорджа Гершвина, - пробормотал кто-то из делегатов.

- Я бы предложил... - начал было генерал, но осекся под суровым взглядом президента. В утешение генерал представил себе, как ракета с атомным боезарядом попадает в муравья, упорно взбиравшегося вверх по его левой ноге.

Чудище прекратило извергать мед и стало посылать электрические разряды. Теперь оно явно чувствовало себя увереннее, убежденное, что лед тронулся. В затруднительном положении оказались люди, которые принялись беспорядочно размахивать руками и оспорить. Чудище восприняло это как доброе предзнаменование - анализ мозговой оболочки землян подтвердил его впечатление.

После короткой паузы чудище вновь заиграло.

- Неаполитанская песенка "О ты, окно, откройся". Ну и репертуар у него, черт побери! - возмутился сенатор.

- Согласен, что туба-бас в финале могла ввести вас в заблуждение. Но на этот раз я не ошибся - это Кол Портер, - возразил генерал.

- Гаэлини, - коротко бросил президент.

Никто из членов делегации не решился ему возразить. Все промолчали, даже когда стало ясно, что чудище просто настраивало инструменты, а играть начало только теперь.

- "Сент-Луис блюз", - подсказал делегат, стоявший в глубине зала, тот самый, что назвал прежде имя Джорджа Гершвина.

Президент кивнул и сказал, что уважаемый член делегации, по-видимому, знаток джазовой музыки. Генерал, окончательно изнемогший, нанес муравью сильнейший удар своей жилистой ладонью. Треск удара совпал с началом менуэта, прерываемого свистками и аплодисментами, которые чудище искусно воссоздавало через левые рты.

- Менуэт в исполнении Калифорниано, - сказал сенатор и впервые пожалел, что посвятил жизнь изучению творчества Моцарта.

- Нет, Дэйва Брубека, - сказал президент, который был моложе сенатора, имел красивую жену и живо интересовался музыкальной жизнью страны. Потрясающий пианист, - добавил он.

- Совершенно верно, - подтвердил всезнающий делегат.

Президент самодовольно улыбнулся, но в тот же миг улыбка застыла у него на лице.

- Позволю себе, однако, заметить, - продолжал знаток музыки, - что я не разделяю вашего восторга. У Дэйва Брубека отличная школа, но ему не хватает задушевности и умения импровизировать.

- Тем не менее его концерты проходят с неизменным успехом, - возразил президент.

- Несведущие люди, профаны, - парировал знаток. - Не будь в его оркестре саксофониста Пола Дезмонда, все бы вскоре убедились, что Брубек мало чего стоит.

- Неповиновение, оскорбление власти, заговор в присутствии врага, начал перечислять генерал. Чудище призвало его к порядку, обдав струей меда.

Президент молчал. Знаток тоже. Он вдруг уразумел, что из любви к объективности упустил верную возможность стать профессором кафедры джаза столичного университета.

- А вы, пожалуй... - начал было президент. Но его прервал сенатор.

- Почему бы не показать ему числа?

- Вон! - закричал президент, который, будучи истинным демократом, не терпел вмешательства сенаторов.

- Не пойду, - храбро заявил сенатор, теснимый к выходу бравым генералом. - Я предлагаю числа не зря...

- Неповиновение, оскорбление власти, заговор, - громогласно перечислил генерал.

- ...обычные числа, - фальцетом крикнул сенатор, пятясь к дверям.

- Что вы имеете в виду? - с умным видом осведомился президент.

- Набор чисел, - объяснил сенатор и рысцой подбежал к президенту. Самых простых.

И, вспомнив недавний телефильм, добавил:

- Числа универсальны. Покажем ему таблицу умножения, и это послужит базой для конструктивного диалога.

Быстро принесли электронные счеты с клавишами - стоит набрать определенную комбинацию цифр, и сразу же на световом табло зажигается соответствующее число лампочек.

- Дважды два - четыре, - не без гордости сказал президент.

Мгновенно зажглись четыре лампочки и, помигав некоторое время, погасли.

- Дважды три - шесть.

И снова зажглось соответствующее число лампочек.

Семь, помноженное на семь, вызвало настоящий переполох. Члены делегации были сравнительно молоды и о теории Эйнштейна сохранили самые смутные воспоминания. Главного же математика решили не вызывать - в зале и так было полно народу.

- Семью семь...

- Пятьдесят, - негромко сказал президент.