Рэй Брэдбери - Секрет мудрости

Брэдбери Рэй

Секрет мудрости

Рэй Брэдбери

Секрет мудрости

Наверное, трудно найти человека, которому неизвестно имя Рэя

Брэдбери -- выдающегося американского писателя, вошедшего в нашу

культуру прежде всего как мастер лирико-психологической

фантастики. Однако далекое будущее и иные миры всегда были для

Брэдбери не целью, а средством -- в постижении человеческой

сущности, в художественном исследовании любви, добра,

ответственности, призвания... Лучше, чем кто-либо другой, знала

об этом Нора Галь (1912-1991) -- переводчик, чей труд и талант

позволили русскому читателю принять и полюбить как своих

Маленького принца Экзюпери и героев "Поющих в терновнике",

проникнуть в загадку "Постороннего" Камю, в сложный мир

персонажей лучших пьес Пристли... Нора Галь перевела 27 рассказов

Брэдбери -- все они многократно переиздавались по-русски. Кроме

одного. "Секрет мудрости" был переведен в 1977 году и с тех пор

лежал в столе переводчика: ни в одном из многочисленных сборников

Брэдбери напечатать его не удавалось. С любезного разрешения

наследников переводчика мы впервые публикуем (в слегка

сокращенном виде) этот рассказ в переводе Норы Галь.

----------------------------------------------------------------

Комната была точно большой теплый очаг, где светло от незримого

пламени и притом уютно. Лениво поглядывали оранжевыми зрачками

несколько тлеющих угольев в камине. В этих стенах медленно

разливалась, иссякала и вновь их наполняла музыка. Единственная

лимонного цвета лампа освещала стены, солнечно желтые, как лето.

Безупречно натертый паркет поблескивал темной рекой, и по этой

глади плыли коврики, ярким оперением -- ослепительной голубизной,

белизной, сочной зеленью джунглей -- подобные птицам Южной

Америки. Тут и там на четырех столиках в белых фарфоровых вазах

горели безмятежными щедрыми кострами свежесрезанные оранжерейные

цветы. И со стены над камином смотрел на все это портрет

серьезного юноши с глазами того же цвета, что изразцы камина,

ярко-синими, так и сверкающими умом и радостью жизни. Войди

кто-нибудь украдкой в эту комнату, он, пожалуй, не заметил бы,

что в ней есть два человека, так были они тихи и неподвижны. Один

сидел, откинувшись на спинку белоснежного дивана, закрыв глаза.

Другой лежал на диване, головой на коленях у первого. Глаза его

тоже были закрыты, он слушал. В стекла негромко стучался дождь.

Музыка умолкла.

И тотчас что-то слабо заскреблось у двери.

Оба удивленно раскрыли глаза: люди как известно, в дверь не

скребутся, люди стучатся. Тот, что лежал на диване, мигом

вскочил, бросился к двери, окликнул:

- Есть там кто?

А как же! -- отозвался стариковский голос.

- Дедушка!

Молодой человек распахнул дверь и втащил в залитую теплым светом

комнату невысокого кругленького старичка.

- Том, малыш, Том, до чего ж я рад тебя видеть!

Они крепко обнялись, похлопали друг друга по спине. Потом старик

заметил, что в комнате есть кто-то еще, и отступил.

Том круто повернулся, протянул Руку.

- Дедушка, а это Фрэнк. Фрэнк, это дедушка... то есть... фу,

черт!

Старик разрядил минутное замешательство: быстрыми шажками он

подошел к дивану, схватил Фрэнка за руку, потянул, тот встал -

теперь он возвышался над маленьким гостем из ночи, и старик,

задрав голову, крикнул ввысь:

- Так, стало быть, Фрэнк?

- Да, сэр -- отозвался с вышины Фрэнк.

- Я пять минут стоял под дверью, - сказал дед.

- Целых пять минут? -- тревожно воскликнули оба.

- ... и все сомневался, стучать или не стучать. Услыхал музыку и

говорю себе, черт возьми, если у него там девчонка, либо пускай

выкинет ее в окошко под дождь, либо пускай покажет старику, какая

она есть красотка. Постучал и... и никакой девчонки тут не

видать... вот провалиться мне, вы ее, верно, запихнули в чулан,

а?

- Никакой девчонки тут нет, дедушка, -- Том обвел руками комнату.

- Но... -- Дед оглядел натертый пол, чистенькие коврики, яркие

цветы, зоркие портреты на стенах.

- Вы что ж, у нее временные жильцы?

- Жильцы?

- Я что говорю, у этой комнаты такой вид, сразу чувствуешь, тут

не без женщины. Прямо как на рекламе туристских пароходов, я на

такие в витринах полжизни любовался.

- Ну мы... -- начал Фрэнк.

- Дело вот в чем, дедушка, - сказал Том и откашлялся. -- Мы сами

тут все устроили. Отделали заново.

- Отделали заново? -- Старик даже рот раскрыл от изумления.

Круглыми глазами опять оглядел комнату. -- Это вы вдвоем такое

сотворили? Боже милостивый! Он потрогал синюю с белым

керамическую пепельницу, погладил коврик, яркий, точно какаду.

- Кто же из вас что делал? - спросил он вдруг и пытливо посмотрел

на них обоих. Том покраснел.

- Понимаешь ли, мы...

- Нет-нет, молчи! -- крикнул старик и поднял руку. Что ж это я,

только ввалился и сразу давай вынюхивать, как безмозглый пес, а

лисы никакой нету. Спроси лучше, куда я сам собрался, и что

затеял, а? И кстати сказать, не пахнет ли в вашей картинной

галерее еще одним Зверем?

- Такой Зверь найдется! - отозвался Том.

Он снял с деда плотное пальто, достал три стакана и бутылку

ирландского виски -- старик коснулся ее осторожно и нежно, как

новорожденного младенца.

- Вот так-то лучше, -- сказал он. - За что пьем?

- Как за что? За тебя, дедушка!

- Нет, нет. -- Старик задумчиво посмотрел на Тома, потом на его

друга. -- Бог ты мой, -- вздохнул он.

- До чего ж вы оба молодые, прямо сердце разрывается, на вас

глядя. Даваите-ка выпьем за здоровые сердца, за румяные щеки, за

то, что вся жизнь впереди и где-то там счастье только и ждет -

приходи и бери. Верно я говорю?

- Верно! -- дружно отозвались Том и Фрэнк и выпили.

И пока пили, все трое весело, а может, и опасливо присматривались

друг к другу. И молодые увидели: в румяном оживленном лице

старика, хоть на нем немало морщин, хоть не мало следов оставила

на нем суровая жизнь, проглядывает сквозь годы отраженное лицо

Тома. Особенно ясно в голубых стариковских глазах светится тот же

острый живой ум, что и в глазах портрета на стене, -- глаза эти

останутся молоды, пока не закроются веки под тяжестью смертных

монет. И в уголках стариковских губ прячется та же улыбка, что

поминутно вспыхивает на лице Тома, и руки старика так же на диво

быстры, как руки Тома. Так эти двое пили, наклонялись друг к

Другу, улыбались и снова пили, каждый отражался в другом как в

зеркале, каждый -- в восторге от того, что старый старик и