Журнал «Если» - «Если», 2009 № 04

Журнал

«Если», 2009 № 04

ПРОЗА

Святослав ЛОГИНОВ

Сикораха

— Ишь ты, какая сикораха{1}… Перед самым носом болтается и не боится.

— Чего мне бояться? Повредить мне ты не можешь, и я тебе ничего сделать не могу. Погляжу на тебя, да и полечу дальше.

— Умненькая сикорашка… Только ты, милая моя, ошибаешься. Я тебе повредить могу очень существенно. Такое могу устроить, что от тебя даже бледного пятна не останется. Лапой прихлопнуть тебя невозможно, и огня ты не боишься, прозрачненькая ты для огня, а про ментальный удар ты слыхала? Он как раз против таких, как ты.

— Э-э!.. Не надо! Я лучше пойду…

— Да уж ладно, виси, не трону. Поболтаем, раз ты такая храбрая, что ко мне заявилась. Небось вопросов у тебя множество, все хитро обдуманные, с виду разные, а на деле — об одном: как бы меня со свету сжить. Ну, давай сюда свои вопросы, все равно ничего у тебя не получится, я и сам себя со свету сжить не могу. Вечность — это такая штука, что ни за какие конечные сроки с ней не управишься. А я, видишь ли, — ограниченный в пространстве осколок вечности.

— Я думал, ты огнедышащий дракон…

— Видали, думал он… сикораха ты и есть сикораха, и мнение твое стоит не больше, чем твоя жизнь. Вот вы назвали меня драконом, и что от этого изменилось? Как был я воплощением вечности, так и остался. А кем я кажусь таким, как ты, — мне вовсе не интересно. Вас во внимание принимать — никакой вечности не хватит. Вас проще не замечать.

— Не сочти за обиду, но этим твоим словам я не верю. Каждую неделю ты являешься из своей пещеры и обрушиваешься на ближние и дальние города и поселки. Ты убиваешь людей, уничтожаешь стада и жжешь посевы. Такое нельзя делать, не замечая тех, кого губишь.

— Каждую неделю ты, сикораха, выходишь из своей норки и шагаешь по дороге, не в этом прозрачном виде, а таким, как тебя сотворила природа. Не так ли, умненькая букашка?

— Я выхожу из дома каждый день.

— Это неважно, раз в день или раз в сто лет. Но ты выходишь и топчешь лапками землю, не думая, что всякий твой шаг отзывается катастрофой для тех, кто тысячекратно меньше тебя. А ведь ты конечен, так же, как и они. Но ты давишь их, не замечая. Почему я должен поступать иначе? Ведь я, в отличие от всех и прочих, бесконечен, так что слово «тысячекратно» уже не имеет смысла.

— Ты должен поступать иначе, потому что я пришел и говорю с тобой. Я не вечен, но я разумен, и поэтому мы равны.

— О, какой могучий довод! Я сражен, мои лапы подогнулись, и хвост скрючился! От таких слов я упал бы ниц, но по счастью, я и без того лежу на брюхе и мне некуда падать. Поэтому я открою тебе тайну, до которой ты мог бы додуматься и сам. Букашки, еще меньшие, нежели ты, не разговаривают с тобой, потому что ты не умеешь с ними разговаривать. Будь иначе, ты обнаружил бы, что им не чуждо чувство прекрасного, что среди них встречаются философы и герои, любящие матери и шаловливые детишки. Ну и как, теперь, когда тебе известна правда, ты перестанешь ходить, дышать, вкушать пищу, проглатывая с каждым куском сонмы существ, не просто равных тебе, но нравственно куда более достойных, нежели ты? Можешь не отвечать, я и без того знаю, что ты не изменишь своих привычек.

— Я правильно понял, что когда ты набрасываешься на город, рушишь дома и глотаешь людей, ты не замечаешь их?

— Я их не различаю. Прикинь, каждую весну ты видишь первую бабочку, и в своей сентиментальности склонен персонифицировать ее. В твоих глазах она почти личность, уже не просто первая бабочка, а Первая Бабочка. Может быть, ты даже здороваешься с ней и напоминаешь, как бегал за ней сорок лет назад. И совершенно не думаешь, что той самой Первой Бабочки уже сорок лет как не стало.

— Ты умеешь читать мысли?

— Чтобы понять несложную цепочку твоих ассоциаций, вовсе не обязательно копаться у тебя в голове. Не забывай, я существовал прежде, чем возник твой мир, и буду существовать, когда он вновь обратится в хаос. Человек, когда ему напоминают о бренности бытия, всегда думает о бабочках, которые представляются ему бессмертными, хотя их жизнь еще скоротечнее, чем человеческая.

— Умно. Только я думал не о бабочках, а об осах. Несколько дней назад в мой дом залетела оса. Я ел мед и дал ей каплю меда, и она ела со мной. Во время нашей трапезы я разговаривал с ней, хотя и не знаю, понимала ли она, что ей говорят, и отвечала ли мне. Потом оса улетела, а я не тронул ее, потому что нельзя убивать того, с кем делил пищу и беседовал о жизни. А на следующий день жена сказала, что осы устроили гнездо на чердаке и могут покусать детей. Я пошел и уничтожил гнездо, накинул на него старый мешок, вынес из дома и сжег, хотя я вовсе не огнедышащий дракон. И лишь на третий день я подумал, что моя знакомая оса тоже была в том бумажном шаре, и гудела, пытаясь вырваться, и сгорела вместе со всеми неузнанная, хотя прежде мы делили с ней мед. Теперь, слушая тебя, я вспомнил не бабочек, которых я никогда не трогал, разве что в глупом детстве. Мне на память пришла оса, которую я не сумел и не захотел отличить. Должно быть, ты, когда нападешь на мой город, тоже не выделишь меня среди прочих человеческих сикорах, тем более что тогда я буду не в этом призрачном обличий, а в своем человеческом теле.

— Ты проницательна, мудрая сикораха. Именно так все и будет. Жаль, что у меня нет меда, чтобы угостить тебя. У вечности нет ничего, кроме самой себя.

— И это говорит богатейшее существо вселенной? За свою вечность ты натаскал в эту пещеру непредставимые сокровища и продолжаешь вздыхать о своей нищете!

— О каких сокровищах ты говоришь? Где они? Покажи их неразумному дракону, и я поделюсь с тобой этим медом.

— Да вот же они! Ты лежишь на золоте, ты усыпан бриллиантами. Огонь твоих глаз отражается тысячекратно в самоцветных камнях, так что вся пещера сияет. А ты говоришь, что у тебя ничего нет.

— Ах, так ты называешь сокровищами золото и камни! Возьми их себе, сколько там есть, мне не жалко. Пустой, ненужный сор.

— Зачем же ты тогда собирал их?

— Я ничего не собирал. То, что ты называешь сокровищами, родится само, просто потому что я лежу здесь. Когда бренная материя касается вечности, она старается принять ту форму, которая лучше противостоит напору времени. А золото — наиболее устойчивая часть твоего мира. Если угодно, считай, что я потею золотом и алмазы сыплются из-под моей чешуи, подобно тому, как с твоих волос осыпается перхоть. Сокровища!.. Ты почти насмешил меня. Забирай их все, через тысячу лет пещера вновь засияет, хотя я не принесу сюда ни единого червонца.