Станислав Соловьев - Поезд

Соловьев Станислав

Поезд

Соловьев С.В.

ПОЕЗД

Рассказ

"Пусто, - сказал молодой человек, - место машиниста пусто". Они вошли в кабину, шатаясь из-за огромной скорости... "Пожалуйста", - сказал начальник поезда и нажал какие-то рычаги, потом потянул стоп-кран. Машина не повиновалась..."

Фридрих Дюрренматт, "Туннель"

1

Хансу Шнютце было тридцать восемь лет.

Ханс Шнютце работал служащим во Втором Национальном Банке.

Хансу Шнютце снился один и тот же сон.

Этот сон буквально преследовал его. Шнютце называл его: мой кошмар.

Это был ночной бред, полный абсурд, и он боялся этого абсурда больше всего на свете. Сколько помнил себя Ханс Шнютце, кошмар снился ему всегда. Это началось ещё в детстве. Хансу Шнютце не было тогда и девяти лет, когда ему приснился этот кошмарный сон в первый раз. Он проснулся весь мокрый - от страха он наделал в кровать. На плач и крики сбежались родители. Что-либо объяснить юный Ханс не смог. Ему приснился поезд. Родители не могли взять в толк, что здесь такого страшного. "Подумаешь, поезд, - раздраженно говорили они, недовольные оттого, что их разбудили в три часа ночи. - Что здесь страшного?.." Испуганный Ханс не знал, что страшного в поезде, который ему приснился.... Через несколько дней юному Хансу опять приснился поезд, и он опять обделался от страха... Родители не понимали Ханса. Он мешал им спать, он мешал им заниматься любовью, и со временем он стал мешать им жить. Юный Ханс страдал. Он не мог объяснить своего кошмара, и ему было стыдно перед старшей сестрой за мокрую простыню. Родители произносили страшное слово: энурез. Юный Ханс содрогался. На какое-то время слово энурез стало для него именем ночного кошмара. Когда Вилли (через десять лет Ханс Шнютце не сможет вспомнить, кто такой этот Вилли) спросил его, почему Ханс по утрам такой бледный, Ханс сказал ему примерно следующее: Мне приснился энурез.

Прошло время. Родителей уже не существовало: они отправились на тот свет и, вероятно, пребывали в раю, где не знали об энурезе и железнодорожных кошмарах. Уж там-то точно им никто не мешал спать или заниматься любовью. Сестра вышла замуж за страхового агента. С годами она сильно растолстела, обзавелась целой кучей детей и уехала в Дюрштассель. Там она развелась с мужем и сошлась с торговцем недвижимостью по фамилии Болльхауссер. Шнютце так и не узнал имени этого Болльхауссера: сестра перестала ему писать, когда ему стукнуло двадцать два. Шнютце вопрошал фотографию, на которой улыбалась его восемьнадцатилетная сестра (ныне она ничем не походила на себя в восемнадцать лет: стройность, ровные зубы и густые волосы остались в прошлом): Как звать Болльхауссера? Почему-то в это мгновение данное обстоятельство казалось ему очень важным... Восемнадцатилетняя сестра из далекого прошлого не отвечала.

Шнютце остался наедине со своим кошмаром. Чудовищно постыдный энурез остался в детстве. На смену ему пришли поллюции. Позже их сменило обильное потовыделение. "Что это по сравнению с энурезом", - философски замечал Шнютце. Однако легче ему не становилось.

Обычные сны Хансу Шнютце не снились. Период без сновидений сменялся периодом кошмаров. Если сказать точнее, одного кошмара. Про поезд. Затем опять следовал период без сновидений. "Ах, - думал Ханс Шнютце, - и когда это безобразие закончится..." Сон смеялся над ним. Он и не думал заканчиваться. Иногда сон повторялся несколько ночей подряд, независимо от самочувствия и настроения Ханса, независимо от того, когда он лег: в семь вечера или в четыре утра. Полудремотное состояние сопровождало Ханса Шнютце весь рабочий день. Не помогали сигареты, крепкий кофе, шум, пронзительные гудки за окном, выволочки у начальства. Ханс Шнютце говорил себе: ничего, крепись, завтра будет легче. Иногда он спрашивал себя: "Завтра?".

Когда-то он уговаривал сам себя: ничего тут страшного нет, глупый сон, чего тут бояться?.. Шнютце пытался подойти к больному вопросу с логической стороны. Стоит ему сильно захотеть, и больше он этого сна не увидит. Сон не повторится. Ведь когда-то он должен закончиться... Эти уверения не помогали. Сон продолжал сниться. Он был одним и тем же. Он не менялся. В нем не менялось ни одной малейшей детали. Это было похоже на заевший граммофон. Одно и то же. Одно и то же... Сон снился ему как бы по неизменной схеме. Ханс Шнютце боится ложиться в кровать. Ханс Шнютце мается. Ханс Шнютце борется с сонливостью с помощью женщины, книги, телевизора, бутылки, молитвы, ударного снотворного, йоги, медитации, сумасшедшей прогулки по ночному городу, бдению в пивной на Вильгельмштрассе. Приходит время - он все равно сдается. Он падает на кровать и ворочается в полудремотном состоянии: чувствует неотвратимость ночного кошмара. Приходит сон. Ханс Шнютце обильно потеет, мучается, кричит. Утро после кошмарной ночи кажется ему ненадежным спасением: слишком разбито тело и слишком пусто в голове. И больше всего хочется спать.

2

Ханс Шнютце боролся. Он перепробовал массу способов, чтобы избавиться от кошмара. Шнютце поменял десяток вероисповеданий: одно время он думал, что кошмар - это его карма, наказание за некий страшный грех, который он совершил в незапамятные времена. Католическую веру Шнютце сменил на лютеранскую. Потом он последовательно становился кальвинистом, пресвитерианином, баптистом, методистом, пятидесятником, адвентистом, мормоном, адептом Христианской Науки, Христианского Содружества, Науки Разума. Попытки разрешить метафизический кризис в рамках христианства были напрасны и утомительны. Ханс Шнютце отверг лоно Христовой Церкви: она не помогала ему бороться с кошмаром. Католические священники, протестантские пасторы и пятидестянические апостолы считали его сумасшедшим. Отец Крюгер (так звали приходского священника в том районе города, в котором он жил первое время) говорил ему: "Сын мой, мне кажется, что ты смеешься над Церковью... Как можно говорить в храме про какой-то поезд?" Ханс Шнютце не думал смеяться над Церковью. "После такой ночи смеяться? удивлялся Ханс, - Если бы смеяться..." Он становился буддистом, поклонником Сознания Кришны, Дианетики, Ахурамазды, духа Вотана, наконец, Вселенской Сверхцивилизации, которую ожидали со дня на день члены Общества добровольных исследований НЛО. НЛО не прилетали. Ханс Шнютце разуверился в религии. Ханс Шнютце стал атеистом и скептиком.

Какое-то время он ходил к психоаналитику. Его посоветовал Хансу один из сослуживцев: доктор Гольцхаммер вылечил жену сослуживца от специфической болезни - магазиномании. Выслушав длинный и удивительный рассказ про специфическую болезнь, Ханс Шнютце капитулировал: он пришел на сеанс к докотру Гольцхаммеру. Доктор Гольцхаммер был низкорослым лысоватым типом еврейской национальности. Он постоянно потирал руки и улыбался. Изо рта у него пахло тухлым мясом... За первым сеансом последовал второй, затем третий, четвертый, пятый, шестой и седьмой. Когда Ханс Шнютце пришел на восьмой сеанс, доктор Гольцхаммер, неприятно улыбаясь, поведал ему о том, что бабушка Шнютце вероятнее всего страдала от неудовлетворенной лесбийской страсти к своей дочери - матери Шнютце. Не успел Ханс Шнютце возмутиться, как психоаналитик объяснил ему как дважды два, что поезд в его снах - символ несомненно фаллический. "Вы посмотрите, - восклицал доктор Гольцхаммер, брызгая слюной, движущийся поезд - символический фаллос, жаждущий войти во влагалище... Это ярко выраженная сексуальная агрессия, имманентная Мужчине..." Ханс Шнютце узнал, что он страшится агрессивной маскулинности. Вероятнее всего, его изнасиловал отец в восьмилетнем возрасте. Семья Шнютце собиралась поехать на Рождество к бабушке в Дюрштассель на электричке. В ночь перед поездкой старший Шнютце изнасиловал младшего Шнютце, так как был зол на фрау Шнютце, не желавшей видеть бабушку-лесбиянку, и потому не желавшей спать с герром Шнютце. Дедушка Шнютце был мазохистом: ранение, полученное им при Арденнах, повлияло на его слабую неуравновешенную психику. Арденны повлияли и на потенцию дедушки. Этим объясняется противоестественное влечение бабушки. Сестра Шнютце была эротоманкой: об этом свидетельствуют всегда открытые двери вагона... Ханс Шнютце взорвался от негодования. Он заплатил доктору Гольцхаммеру за сеанс и покинул его психотерапевтический кабинет. Ханс Шнютце больше не верил в психоанализ. "Эти психоаналитики - жулики, - возмущенно говорил он впоследствии, - они обязательно обзывают всех ваших родственников..."