Юрий Иваниченко - Огонь в колыбели

Огонь в колыбели

Юрий Иваниченко

Ответная реакция

…Маленькое желтое пятнышко затрепетало, вспучилось и начало разбухать. Выпустило гибкие отростки, и они, утолщаясь, поползли во все стороны. Зелень перед ними бледнела, растворялась, и мертвенная желтизна заполняла пространство.

Вот несколько отростков оторвались от основного тела, отдалились и, нащупав зеленые плоскости, стремительно расползлись по ним, а затем неспешно ворочались, обкатывая, обсасывая новые границы. Невидимые споры разлетались все дальше и дальше, бесформенные, уродливые желтые пятна возникали вдалеке от разбухшего тела основного организма…

Хан встряхнул головой, отгоняя видение. Но почему-то радостная расслабленность, привычное и желанное состояние, ради которого, собственно, и «выбил» он симпатичную сауну в этих маловодных местах, не возвращалось…

…Резо, развеселый, рассказывал об очередном курортном похождении, кто-то смеялся, кто-то советовал: «Ну и оставил бы ее с этим лабухом…»

…Дома ожидала Айша, и тяжелые локоны, чуть пахнущие миндалем, стекали по ее смуглым щекам…

…А в двадцати километрах отсюда ожидал Мирзоев. В своей лаборатории, в Шаймергене, среди песков. В гиблом месте, по утверждению старожилов. Мирзоев — фанатик, а может быть, и сумасшедший, — но может быть, и нет…

Хан прикрыл глаза — и совершенно ясно представил себе мирзоевскую лабораторию, зал, где они впервые встретились, серо-голубые ящики приборов, многоцветные змеи проводов, жгутов, кабелей, оплетающие эту самую его установку, назначение которой понять просто, а вот устройство невозможно, и наконец, — самого Мирзоева. Но почему-то представил его не в белом халате, как тогда, а в немодном костюме, в котором недавно Мирзоев заявился к нему в кабинет.

Представил — и скривился, как от зубной боли, и выпил что-то, не разбирая вкуса, и попытался слушать веселые россказни, но вскоре опять закрыл глаза и помрачнел. Вроде не наградил его бог излишней впечатлительностью, и во всем, разве что кроме истории с Айшей, Толя Суханов, по прозвищу Хан, оставался стопроцентным прагматиком, а вот никак не мог отвязаться… Нет, не верил, не мог он поверить во всем Мирзоеву, и тот фильмик, состряпанный компьютером, вряд ли мог так запасть в его душу; но все же оставалось нечто, скрипело песчинками на зубах и странным образом препятствовало даже любви.

А ведь совсем недавно, чуть больше двух лет назад, когда Суханова — с его-то послужным списком! — приняли всего-навсего исполняющим обязанности начальника захудалого РЭС — района электросетей — и дали им с Айшей (из-за которой пришлось оставить пост, квартиру, большой город) комнатку в затараканенном старом общежитии, они были безоблачно счастливы. И хотя на Хана долго и сильно косились, пока он круто выводил РЭС в образцовые, а с Айшей местные светские жены даже избегали мыться в общей бане, Сухановы сами себе иногда завидовали.

Может быть, не стоило так подробно говорить с Айшей о том злосчастном фильмике? Да и вообще пересказывать ей разговор с Мирзоевым?

…Он заявился в кабинет начальника РЭС незадолго до окончания рабочего дня, когда текущие дела уже улажены. Заявился и чуть не с порога потребовал пятьдесят мегаватт…

В маленьком городишке уже все давно знали, что Толя падок на выгоду. Взяток ни в каком виде не брал, но чуть ли не по-мальчишески радовался, если удавалось обставить дело так, чтобы у рэсовских шоферов оказалась пара лишних покрышек, свободный бензин, у ремонтников — покрепче обменный фонд и порядок с инструментами, ну и так далее.

Знал это, конечно, и Мирзоев, но выложил свои резоны так неуклюже, что Хана даже передернуло. РЭСу действительно предстояло строительство линии электропередачи через пустыню, и действительно прокладка трассы не по пескам, а по ровной каменной поверхности, как это пообещал Мирзоев, сулила большие, очень большие выгоды. Тем не менее уже то, как Мирзоев начал разговор, заставило Толю сказать «нет» и даже хлопнуть ладонью по столу.

— Почему? — ошарашенно поднял брови Мирзоев, волнуясь явно больше, чем это мог предположить Хан.

— А ты сообрази, — усмехнулся Суханов, — у меня же на весь район шестьдесят мегаватт. Что мне, всех отключать? Фабрики? Больницы? Пять, ну шесть дать могу. Не больше.

Мирзоев заерзал на стуле:

— Зачем всю больницу отключать? Операционную оставь. И комбинат не надо. А остальных… Я же у тебя не днем прошу, а в субботу ночью. В двенадцать ночи, да? Все же спать будут…

Рабочий день уже закончился, а до заветных девятнадцати, когда во двор залетят три или четыре машины и в бане начнется веселый, но уважительный разговор деловых мужчин, которым сам аллах велел отдохнуть в пятницу в приятном обществе, оставалось еще время. Поэтому Толя мог себе позволить немного повоспитывать товарища Мирзоева, у которого хватало образования и академических заслуг на трех Толиков, а вот знания практической работы РЭС — не хватало.

— Ты думаешь, ночью энергия гуляет, бери — не хочу? Нет, дорогой. Нагрузка падает, это так; но больше-то мне центральная диспетчерская ни киловатта не даст. РЭС наш дефицитный, своих генераторов нет, все по сетям получаем, от системы. «Куда тебе такую уймищу энергии?» — спросят. А я что отвечу?

— Есть потребитель, отвечай, и он деньги заплатит.

— Ха, деньги, — повеселел Хан, — деньги-то ты заплатишь, куда денешься. Да не те это деньги, чтобы из-за них на поклон в Управление идти. Тут ведра коньяку не хватит, чтобы объяснить, ради каких это забав надо. выделить такую уймищу энергии.

— Это не забавы! — побледнел Мирзоев. — Не забавы… — Он вскочил и, набычась, уставился на Хана, потом обмяк, сел и сказал: — А что не хотите понимать, что это ваш… наш последний шанс, так это просто ваша беда…

Толя только махнул рукой:

— Какой там последний шанс! Что тут такого?

— Как что? Пустыня! Ты понимаешь — Пустыня! Завтра, может, совсем поздно будет!

— Ну и что — пустыня? — отозвался Хан. — Сто лет — да что я, сто тысяч лет все так же лежало, и всех дел…

— И всех дел… — повторил Мирзоев. — Сейчас, как сто и тысячу лет назад, она засыпает дороги и поля, выпивает реки, расползается даже по морскому дну…

— Ну и что? — отозвался Хан. — Почистить да всякие там заграждения с умом построить — и все.

— Если бы с умом… Тупик. Давно тупик… Если традиционными методами — то можно только задержать. Чуть-чуть. В нашем масштабе времени. Но не в ее… А можно и не сопротивляться. Руками развести и бежать куда глаза глядят. Пока еще остается, куда бежать…