Владимир Контровский - Последний казак

Владимир Контровский

Последний казак

А власть твоя, – уж как хочешь – а поганая власть.

Они отбили вторую атаку.

Поднятая разрывами тягучая пыль оседала медленно, словно раздумывая – а стоит ли? Только уляжешься, как тебя снова потревожат и подбросят вверх огненными смерчами…

И всё-таки она оседала, и затянувший всё вокруг густой бурый дым тоже мало-помалу рассеивался. Из-под его тяжёлого полога уже проступили искалеченные домики окраины и развороченный асфальт автострады, перетекавшей в центральную улицу городка. И стал виден уродливый силуэт «диплодока», похожий на гигантскую перевёрнутую миску.

Тяжёлый штурмовой танк почти прорвал оборону повстанцев. Когда машина вошла в зону плотного огня, её бортовой компьютер оценил степень противодействия и отдал приказ на изменение боевой конфигурации. В ходовом режиме «диплодок» напоминает обводами гоночный электромобиль, только способный с хищной стремительностью перемещаться по любому бездорожью. Но если этому электромобилю что-то угрожает, он мигом втягивает голову под панцирь: бронеплиты ползут и смыкаются в полусферу, пряча многоствольные контейнеры управляемых ракет и кургузое рыло напалмомёта. И взять вражину в этой его ипостаси ой как нелегко…

Однако ж взяли – сподобились. Поймали момент начала трансформации и хлестнули противополем. «Диплодока» перекосило, «раскорячило вшивую черепаху» – по выражению, брошенному кем-то в коммуникатор в злом азарте боя. Вот тут-то бойцы из первого взвода и влепили ему под шкуру пару кумулятивных «змеюк». И всё – встал, сволочь, смрадно коптя и похабно выметнув из-под бронированного подола длинные ноги перебитых гусениц.

А вокруг чадящего остова валялись тела глобов. Как только припекло, экипаж быстро покинул разбитую машину, но далеко уйти никому из них не удалось. Самый шустрый успел пробежать шагов тридцать, пока его не клюнула игольчатая пуля, вошедшая между нижним краем шлема и воротником бронекомбинезона. Шелихов видел через бинокуляры забрало убитого, сплошь залитое изнутри красным, – иголки, на которые разделилась эта пуля после попадания, просверлили голову глоба десятками аккуратных сквозных дырок.

Глобы отошли, как только штурмовой танк загорелся, – зрелище полыхающей боевой машины, рекламируемой как «абсолютно неуязвимая», было впечатляющим. «Жлобы», как называли врагов повстанцы (и не только потому, что первая буква слова «globals» называется «джи»), не любили боя грудь в грудь. Смешивать непокорных с землёй в однородную расплавленную массу с безопасного расстоянии, сидя перед дисплеем, – это да, такая война им по нраву. А вот если надо посмотреть противнику в глаза, в которых мечется твоя смерть…

Возвращались звуки, съеденные надсадным гулом канонады и грохотом взрывов. Что-то тихонько позвякивало – Григорий даже потряс головой: уж не мерещится ли? Нет, это трепетал под прилетевшим с Дона ветром тоненький металлический лоскут, свисавший с простреленной крыши коттеджа, под которым находился командный бункер.

– Умыли мы их, командир, – негромко произнёс Зыков, оператор электронных систем и заместитель Шелихова. – «Два» – «ноль» в нашу пользу. И ещё умоем, если опять полезут, – спасибо Каргину, боеприпасов у нас до второго пришествия хватит. А там, глядишь, и в столице решат так, как надо… Это наша земля.

«Не совсем „ноль“, наверно, – подумал Григорий. – Как там у Константина в первом взводе? Потери большие? „Диплодок“ мёл огнём, как заправский Змей Горыныч, – вряд ли всем Костиным бойцам удалось отсидеться за слоями термопласта… Да и остальным было несладко – перепахан весь периметр. А с боеприпасами – да, спасибо атаману. И сам мошной потряс, и другим не дал жадничать – найдётся, чем попотчевать гостей-миротворцев…».

– Запроси о потерях, – коротко распорядился он.

– Есть, командир, – отозвался Прохор и зашелестел клавишами пульта связи. Личные коммуникаторы были у всех повстанцев, но лучше работать по экранированному каналу.

Шелихов переключил визор на панорамное сканирование.

Несмотря на две яростные атаки и на предшествующие им ракетно-артиллерийские обстрелы, притулившийся в излучине реки городок пострадал не сильно. Досталось жилым домикам окраин, но здание автоматизированного завода и окружавшие его параллелепипеды служебных и подсобных помещений остались целёхонькими. И Григорий знал, почему – по этой причине его отряд и зацепился именно за этот городок, и теперь торчал у глобов костью в горле – ни проглотить, ни выплюнуть. А миротворцам непременно надо выковырнуть эту досадную кость, и поскорей. В столице-то оно может по-всякому обернуться…

Панорама разворачивалась неспешно, следуя стандартной компьютерной программе. Безоблачное синее небо и голубая дуга Дона выглядели безмятежно спокойными – и небо, и древняя река вдоволь насмотрелись на дела рода человеческого за века и тысячелетия. И пепельно-рыжая степь, располосованная надвое серым шрамом автомагистрали, тоже была спокойной. Чему ей, седой степи, так уж изумляться, на какую такую диковину дивиться? Видела она разные племена-народы, спешившие, суетившиеся и силившиеся возвести вековечное величие. Прошли они, прокатились и сгинули, позабыв на курганах каменных баб с изъеденными временем лицами. И равно упокоились в безымянных могилах порубленные татарскими саблями и скошенные казачьими пулемётами – им уже всё едино…

И только в одном месте – там, где автострада ныряла в редколесье, – шевелилось что-то, словно там ползали какие-то насекомые. Они. Глобы. Миротворцы, мать их в матрицу…

Глобы пришли на рассвете и с ходу атаковали отряд Григория, не утруждая себя переговорами. Да и о чём им было говорить с теми, кого они считали бандитами? Атаковали – и осеклись, подавились кровавой юшкой. Перегруппировались, прощупали боевые порядки казаков электроникой и пошли снова – уже основательней. И снова получили по зубам – вон он, их хвалёный «диплодок» (точнее, то, что от него осталось). А четыре лёгких бронепрыга и вовсе не дошли до переднего края обороны повстанцев – разлетелись ошмётками металла, разодранного прямыми попаданиям. И густо лежат вдоль дороги убитые – шелиховцы не попусту тратили огневой припас.

– Затихли, – пробормотал Григорий, следя за изображением на дисплее визора. – Это вам не…

Он не договорил.

Над деревьями сгустилась и задрожала белая завеса. А потом на ней прорисовались чётко различимые чёрные буквы кириллицы, сложившиеся в русские слова.

– Глянь-ка, Прохор, никак «жлобы» побеседовать с нами намерены. О чём, интересно мне знать?