Алекс Рудер - Генетический дефект

Алекс Рудер

Генетический дефект

ЧАСТЬ 1. МАТЬЮ

Матью открыл глаза и пробежал взглядом по противоположной стене. Солнечный зайчик находился в пяти сантиметрах от левого края маленькой старой картины, висевшей посередине стены. Восемь с минутами, Матью не шевелясь впился глазами в зайчик, все сообщения утренней электронной почты уже получены. Стандартное время доставки официальных сообщений, восемь утра, уже прошло, и можно быть уверенным, что сегодняшний утренний файл готов к просмотру.

Не тяни, идиот, мысленно сказал он самому себе, у тебя не так много времени, как тебе бы хотелось. Но ни один его мускул не двинулся, а взгляд по-прежнему не отрывался от светлого пятна на стене, неуловимо медленно подбиравшегося к раме картины. Матью вспомнил старую игру Кэрол. Когда они поженились и переехали в эту квартиру, она любила в выходной день, только проснувшись, определять время по солнечному зайчику не глядя на часы. Сначала они загадывали время, а потом долго со смехом спорили, кто из них был точнее. Постепенно оба достигли совершенства в этом искусстве, и когда счет пошел на секунды, Кэрол это наскучило. Матью был поражен, когда одним утром Кэрол вдруг оборвала игру, коротко бросив: “Надоело”. Он не нашелся, что сказать, беспомощно ткнулся носом ей в плечо, зарылся лицом в волосы, промолчал, потом схватил ее зубами за шею чуть пониже уха, зарычал, как рассерженный барбос, легонько сжал зубы и, не успела Кэрол опомниться, одним прыжком скрылся в ванной.

К удивлению Матью, Кэрол возобновила игру через некоторое время, но теперь она пыталась по положению зайчика определить, что готовил ей предстоящий день.

Постепенно она пришла к выводу, что зайчик слева от картины сулит мелкую суету и хлопоты, а если уже перешел картину и находится справа, то ленивое безделье и сибаритство. Самое интересное происходило, когда светлое пятнышко гуляло внутри картины. Это был старый кусок ткани, натянутый на картон, с изображением дерева без листьев и без всякого фона. Если на нем раньше и были краски, то выцвели, и оставшееся голым дерево раскинуло от толстого ствола коричневые ветви на все полотно. Рамка была простенькая, мореная, коричневого цвета, старая, неоднократно чиненая. Картина не представляла никакой ценности, но это была единственная вещь, оставшаяся Кэрол от деда. Кэрол любила время от времени покупать картины. На что-то дорогое и существенное не было средств, то есть всегда находилась какая-то более насущная трата, и поэтому, ни одна их картина не представляла особого интереса для настоящего коллекционера.

Кэрол как-то обронила, что дед купил эту картину у случайного прохожего, приставшего к нему на улице и просившего за нее цену, эквивалентную бутылке водки или виски. Дед сменил много стран, и Матью затруднился бы вспомнить его происхождение. Эта картина была единственной из всех, которой Кэрол открыла доступ в спальню. Когда дед, незадолго до смерти, созвал внуков к себе в кабинет, прежде совершенно недосягаемый для детей, и разрешил им взять все, что понравится, Кэрол была единственная девочка среди полдюжины сорванцов. Переждав восхищенное “А-х-х” мальчишек, дед молча кивнул Кэрол, предоставляя ей право первого выбора. Одиннадцатилетняя Кэрол, очень мало знавшая деда, отчасти побаивающаяся его, отчасти притягиваемая к нему постоянным запахом табака, которого не было в доме ее родителей, молча сняла с полки картину и также молча удалилась, оставляя братьям и кузенам желанные сокровища.

Кэрол гадала по ветвям и солнечному зайчику. Каждая ветка означала интересную или скучную встречу, праздник, сюрприз и так далее. Временами Матью ловил себя на том, что подыгрывал Кэрол. Он загодя покупал и прятал какой-нибудь пустяк, и когда, после расшифровки положения зайчика, она приходила к заключению, что ее ждет подарок, Матью легко, как Дед Мороз, осуществлял утреннее предсказание к обоюдному восторгу.

Игра прервалась второй раз почти также неожиданно, как и в первый. Кэрол нагадала себе приятный сюрприз — когда она открыла в то утро глаза, зайчик расположился на самой лучшей и приносящей удачу ветке. Когда через полчаса мягко засвистел телефонный звонок, Кэрол рванулась к трубке, и ее громкое, полное надежды “Алло-у” заставило Матью рассмеяться. Еще через минуту Матью, почувствовав неладное, вошел в спальню и увидел остановившиеся глаза Кэрол.

Кэрол не двигалась и не отрывала взгляда от картины. Она молча прижимала к уху телефон, слушая кого-то на другом конце.

— Что? — спросил Матью почти шепотом, почувствовав ее легкое движение.

Кэрол, не глядя на него, протянула трубку одним коротким движением. Мать Кэрол еще раз повторила ему, что отец час назад поскользнулся на ступеньках у входа в дом и ударился головой о поручень. Мать звонила из приемного покоя. Позже выяснилось, что все обошлось, и сотрясение мозга прошло бесследно, но Матью навсегда запомнил остановившееся лицо Кэрол. Она как-бы окаменела, превратилась в манекен на три дня и не произносила ни слова за все это время. С тех пор Кэрол ни разу не играла с солнечным зайчиком. Игра кончилась второй раз и fireer.

Через несколько лет Матью практически забыл об этой странной игре, но этим утром все с ней связанное вдруг пробежало за те минуты, пока солнечный зайчик не коснулся левого края картины.

Кэрол не пошевелилась. Матью встал, накинул халат и, сделав несколько шагов к двери, обернулся и посмотрел на нее. Кэрол лежала на спине неподвижно. Ее глаза были широко открыты, но это был совершенно застывший, ничего не видящий взгляд.

Кэрол не видела ни картины, ни Матью, ни единого из окружающих ее предметов.

Матью плотно закрыл за собой дверь спальни, глубоко вздохнул и направился в кабинет. Взяв со стола PTPIC, он вставил его в специальный карман их домашнего терминала и вызвал просмотр утренней электронной почты.

Компьютер ответил предостерегающей трелью. Как утверждал Сэм, школьный приятель Матью, эта трель в незапамятные времена издавалась одной из первых антивирусных программ при обнаружении подозрительного объекта. Сэм откопал ее во время одной из своих постоянных экскурсий в старые компьютерные архивы. Он был настоящим фриком и любил говорить, что современными средствами может написать недурную программу даже самый последний дебил. Преклоняясь перед первым поколением программистов, умудрявшихся программировать, как говаривал Сэм, на счетах, он сам находился в постоянном поиске старых забытых идей, не нашедших когда-то применения из-за бедности средств. Откопав этот душераздирающий звук, Сэм, шутки ради, отправил его в INSC, объявившую некстати конкурс на лучшее звуковое предупреждение о сообщении особой важности. Фото ехидно усмехающегося Сэма появилось в JINSC, а самому ему был выдан почетный диплом. Диплом занял свое место в Сэмовой коллекции, а его репертуар пополнился новой байкой. “Особо важное, строго персональное сообщение”,- гласила надпись на экране, — адресат: Матью Фрэнки. Матью автоматически нажал «ввод». Компьютер снова издал противный звук, после чего на экране появилась следующая надпись: “Дактилоскопическая идентификация, пожалуйста”. Матью вздрогнул. Это было последнее, чего он мог ожидать. Поколебавшись секунду, Матью протянул руку, медленно положил ее на поверхность сканнера и слегка прижал.