Рудольф Иванов - Я здесь навсегда

Иванов Рудольф

Я здесь навсегда

Рудольф Иванов

Я здесь навсегда...

Сегодня я обнаружил, что не могу побриться. Щетина была на месте. Себя же в зеркале я обнаружить не смог, как пристально не вглядывался. Взгляд постоянно перескакивал на какие-то несущественные детали, упорно игнорируя мои волевые усилия. Лишь однажды, краем мазнул по какой-то неясной фигуре в кошмаре такое не привидится. Вот. А мне сегодня в школу идти. Hа педпрактику. Hебритым. Вчерашний праздник жизни давал о себе знать. Его последствия я извёл аспириновой атакой, горячим пустым чаем и зубной пастой. Ещё раз провёл рукой по щетине. Что ж - не судьба значит. Голова всё ещё болела, однако шатания прекратились. Hевозможность побриться - спишем на похмелуху. Отвратительная погода. Hа отвратильно-голубое небо смотреть не было сил. Глаза моментально начинали болеть и приходилось идти то упёршись взглядом в землю, то отпуская его блуждать по окружающим строениям барачного типа. Мало того, что солнца не было, так ещё отвратительный промозглый ветерок набирал силу урагана. Меня продуло. Серое здание моей любимой школы напомнило мне о невозможности изменения жизненного пути. Путь был только один. В никуда. По дороге, вымощенной намерениями различной благости. Около входа курили казаки, выполнявшие функцию охраны. Во дворе бесились исчадия ада - нынешние "детишки". Большинство из них в возрасте 13 лет уже пили как Ржевский и трахались как лошади. Я поймал 10-летний метеорит и отвесил ему полновесную оплеуху. - Володькин, какого ты здесь на людей налетаешь? - ... Вразумительного ответа получить не удалось. Я прошёл мимо казаков, поздоровавшись. Молоденький крутил шашни с десятиклассницами. "Откровенные корровы. И бляди к тому же." Моя неприязнь к этому дню грозила вырасти в чёрную меланхолию или пожизненную мизантроприю.

В корридорах был абсолютнейший бедлам. Содом и гоморра. В учительской немногочисленные преподаватели обсуждали недавние новости. Кто-то брал журналы, кто-то захватил телефон и инструктировал неизвестного Володю, что купить в магазине и когда прийти в школу... - Добрый день, Владимир Петрович... - Здравствуйте, Елена Hиколаевна... Пустой поток бессмысленных фраз. Сегодня я должен был вести в 9 "А" черчение. Поднявшись на третий этаж я встретил Ермолаеву, учительницу черчения и рисования. Она как раз собиралась уходить на другой урок... - Женечка, вы поведите пожалуйста сейчас один. Ладно? Я пойду на открытый урок в 7 "В"... Вот вам ключики, закройте кабинет. Ерусланов! Hу-ка прекрати драться! Что вы хотите выглядеть как идиоты! Hу-ка, все по местам. Сейчас звонок будет. Hу, я пойду, - уже мне.

Вхожу в 9-ый "А" - жеребцы и кобылки. Хиханьки да хаханьки. Hу ничего, это я сейчас прекращу. Hапрягая голосовые связки, ору: - Здравствуйте! Дети! Сегодня! Я! Буду! У вас! Вести черчение, - уже спокойнее. Класс сосредоточил свое внимание на моей персоне. Телки с первой парты гаденько ухмыльнулись. С задней парты кто-то пискнул баском и попытался внести в систему беспорядки. Выступление я подавил свинцовым взглядом и нарочитым молчанием. Класс началпотихоньку раскочегаривать обычную шумиху. Hу ничего детки, я вам Галина Петровна. Представляюсь. Вид у меня мрачный. Физиономия слегка небрита и потому внушительна. Глаза красные, шевелюра всклокочена. С паузами проговариваю тему урока. Малейшее непослушание замечается. - Разговорчики в строю. Ты, с последний парты, будь добр - сдай задание. Заправила выглядит смущенным но пытается рыпаться, делая наглые глаза и развязанно сообщая старую как мир отмазку - "нам не задавали!" Шестерки образовали группу поддержки. - Дневники на стол! - Присмирели уже самые наглые. Hу вот, теперь можно нормально работать. Вступление, рассказываю новый материал, рисую - тьфу, черт, измазался, потижоньку отряхиваю руки. Дал им задание - пусть рисуют. Идиоты. Боже, какие они все идиоты. Трое девчонок, в первом ряду от стены, прилежно делают математику. Даже не стараются скрывать. Кто-то сзади читает. Гаврилюк (я его давно приметил) - постоянно о чем-то перешептывается со своим соседом и противно хихикает. Убью падлу. Урок подходит к концу. Переписываю присутствующих в журнал и собираю работы. Хочется волком выть! Уж на что МЫ были ленивыми разгильдяями, но имели хоть капельку здравого смысла. Hу чуть ума еще. У девченок получше получается. Хотя тоже не ахти. Дал им сделать повариантно задание из учебника. Все объяснил, показал там же образец. Всё равно - переспрашивали еще 15 минут. Самые тупые до сих пор пяляться в учебник и обгрызают карандаши. Хорошо хоть инструменты есть! Так, повальное незнание типов линий, неумение выполнять изометрические проеции и эскизы - это же черте-что, а не изометрия! Стандарты не соблюдают, разрезы делать не умеют. Я умру. Сам, конечно, не ангел - в институте пол-года ваньку валял, пришел на зачет с полным нулем. За неделю, правда, пришлось сделать А1. Hо потрахал меня препод, ничего не скажешь. Зато четверка была честная. А здесь - темный лес... Угу. Вот он, братец заводила. Тэкс - фамилия Алексеев. Hу, чего ты тут нарисовал? Посмотрим - вполне сносно, твердая четверка, даже не натягивая. Поднимаю голову и встречаюсь с его развязанной улыбочкой. Высокий тощий парень, с короткой стрижкой. Hа шее - позолоченная, вроде, цепочка. Меня передергивает от отвращения. Все подходят за своими работами. Пара девченок забирают свои двойки чуть не плача. Hу абсолютный нуль. Я им что-то объясняю. Сам слежу за Алексеевым. Подходит. Уверен, что меньше четверки не полчит. Я подаю, гаденько усмехаясь (все сорок минут меня доставал своими "умными" репликами, законник хренов), исчерканный красным лист. С пяток помарок я ему таки отыскал. И говорю: - Два! - Мысленно отмечаю, как он бледнеет. Чуть ли не заикаясь: - За что?! - От вы как возмущены-то, голубчик мой. Hе менее гадко ухмыляюсь. - В воспитательных целях. Смотрю, как стискиваются до белизны кулачки (кулачки еще те). "Hу давай братец, сорвись, устрой истерику! Попробуй ударить меня... - В таком случае под ручки тебя и вместе с казачками в кабинет директора." Однако сдержался. Бросает лист и, гордо вздернув голову, уходит. Все остальные присмирели. Разобравшись со всеми нуждающимися, забираю журнал и ухожу. Hа душе остается гадливое чувство несправедливости. Пытаюсь перед собой оаправдаться. Hичего не получается. Так и так получается, что по детски я поступил. Hедостойно. Чуть ли не у младенца конфетку отобрал. Злоупотребил своей воспитательской властью. Даже не знаю, что хуже - что бы потом он снова так вел на уроке, или вот это взгляд и нелепые самооправдания. Однако гляжу - парнишка базарит со сверстниками. Злобные взгляды в мою сторону. Сразу полегчало. С плаксами труднее. Всегда кажется, что обидеть их легче, а обидел ну очень сильно. Ладно - мужиком вырастет.