Роберт Шекли - Из луковицы в морковь

Шекли Роберт

Из луковицы в морковь

Роберт ШЕКЛИ

ИЗ ЛУКОВИЦЫ В МОРКОВЬ

Вы, конечно, помните того задиру, что швырял песком в 97-фунтового хиляка? А ведь, несмотря на притязания Чарльза Атласа, проблема слабого так и не была решена. Настоящий задира любит швырять песком в людей; в этом он черпает глубокое удовлетворение. И что с того, что вы весите 240 фунтов (каменные мускулы и стальные нервы) и мудры, как Соломон, - все равно вам придется выбирать песок оскорбления из глаз и, вероятно, только разводить руками.

Так думал Говард Кордл - милый, приятный человек, которого все всегда оттирали и задевали. Он молча переживал, когда другие становились впереди него в очередь, садились в остановленное им такси и уводили знакомых девушек.

Главное, люди, казалось, сами стремились к подобным поступкам, искали, как бы насолить своему ближнему.

Кордл не понимал, почему так должно быть. и терялся в догадках. Но в один прекрасный летний день, когда он путешествовал по Северной Испании, явился ему бог Тот-Гермес и нашептал слова прозрения:

- Слушай, крошка, клади в варево морковь, а то мясо не протушится.

- Морковь?

- Я говорю о тех типах, которые не дают тебе жить, - объяснил Тот-Гермес. - Они должны так поступать, потому что они - морковь, а морковь именно такая и есть.

- Если они - морковь, - произнес Кордл, начиная постигать тайный смысл, тогда я...

- Ты - маленькая, жемчужно-белая луковичка.

- Да. Боже мой, да! - вскричал Кордл, пораженный слепящим светом истины.

- И, естественно, ты и все остальные жемчужно-белые луковицы считаете морковь весьма неприятным явлением, некоей бесформенной оранжевой луковицей, в то время как морковь принимает вас за уродливую круглую белую морковь. На самом же деле...

- Да, да, продолжай! - в экстазе воскликнул Кордл.

- В действительности же, - объявил Тот-Гермес, - для каждого есть свое место в Похлебке.

- Конечно! Я понимаю, я понимаю, я понимаю!

- Хочешь порадоваться милой невинной белой луковичкой, найди ненавистную оранжевую морковь. Иначе будет не Похлебка, а этакая... э... если так можно выразиться...

- Бульон! - восторженно подсказал Кордл.

- Ты, парень, кумекаешь на пять, - одобрил Тот-Гермес.

- Бульон, - повторил Кордл. - Теперь я ясно вижу: нежный луковый суп - это наше представление о рае, в то время как огненный морковный стаар олицетворяет ад. Все сходится!

- Ом мани падме хум, - благословил Тот-Гермес.

- Но куда идет зеленый горошек? Что с мясом?

- Не хватайся за метафоры, - посоветовал Тот-Гермес. - Давай лучше выпьем. Фирменный напиток!

- Но специи, куда же специи? - не унимался Кордл, сделав изрядный глоток из ржавой походной фляги.

- Крошка, ты задаешь вопросы, ответить на которые можно лишь масону тринадцатой ступени в форме и белых сандалиях. Так что... Помни только, что все идет в Похлебку.

- В Похлебку, - пробормотал Кордл, облизывая губы.

- Эй! - заметил Тот-Гермес. - Мы уже добрались до Коруньи. Я здесь сойду.

Кордл остановил свою взятую напрокат машину у обочины дороги. Тот-Гермес подхватил с заднего сиденья рюкзак и вышел:

- Спасибо, что подбросил, приятель.

- Да что там... Спасибо за вино. Кстати, какой оно марки? С ним можно антилопу уговорить купить галстук, Землю превратить из приплюснутого сфероида в усеченную пирамиду... О чем это я говорю?

- Ничего, ерунда. Пожалуй, тебе лучше прилечь.

- Когда боги приказывают, смертные повинуются, - нараспев проговорил Кордл и покорно улегся на переднем сиденье. Тот-Гермес склонился над ним; золотом отливала его борода, деревья на заднем плане венцом обрамляли голову.

- Как ты себя чувствуешь?

- Никогда в жизни мне не было так хорошо.

- Ну, тогда привет.

И Тот-Гермес ушел в садящееся солнце. Кордл же с закрытыми глазами погрузился в решение философских проблем, испокон веков ставивших в тупик величайших мыслителей. Он был несколько изумлен, с какой простотой и доступностью открывались ему тайны.

Наконец он заснул и проснулся через шесть часов. Он забыл все решения, все гениальные догадки. Это было непостижимо. Как можно утерять ключи от Вселенной?.. Но непоправимое свершилось, рай потерян навсегда.

Зато Кордл помнил о моркови и луковицах и помнил о Похлебке. Будь в его власти выбирать, какое из гениальных решений запомнить, вряд ли бы он выбрал это. Но увы. И Кордл понял, что в игре внутренних озарений нужно довольствоваться тем, что есть.

На следующий день с массой приключений он добрался до Сантандера и решил написать всем друзьям остроумные письма и, возможно, даже попробовать свои силы в дорожном скетче. Для этого потребовалась пишущая машинка. Портье в гостинице направил его в контору по прокату машинок. Там сидел клерк, превосходно владеющий английским.

- Вы сдаете по дням? - спросил Кордл.

- Почему же нет? - отозвался клерк. У него были маслянистые черные волосы и тонкий аристократический нос.

- Сколько за эту? - поинтересовался Кордл, указывая на портативную модель "Эрики" тридцатилетней давности.

- Семьдесят песет в день, то есть один доллар. Обычно.

- А разве мой случай не обычный?

- Разумеется, нет. Вы иностранец, и проездом. Вам это будет стоить сто восемьдесят песет в день.

- Ну, хорошо, - согласился Кордл, доставая бумажник. - На три дня, пожалуйста.

- Попрошу у вас еще паспорт и пятьдесят долларов в залог.

Кордл попытался обратить все в шутку;

- Да мне бы просто попечатать я не собираюсь жениться на ней.

Клерк пожал плечами.

- Послушайте, мой паспорт в гостинице у портье. Может, возьмете водительские право.

- Конечно, нет! У меня должен быть паспорт - на случай, если вы вздумаете скрыться.

- Но почему и паспорт, и залог? - недоумевал Кордл, чувствуя определенную неловкость. - Машинка-то не стоит и двадцати долларов.

- Вы, очевидно, эксперт, специалист по рыночным ценам в Испании на подержанные немецкие пишущие машинки?

- Нет, однако...

- Тогда позвольте, сэр, вести дело, как я считаю нужным. Кроме того, мне необходимо знать, как вы собираетесь использовать аппарат.

Сложилась одна из тех нелепых заграничных ситуаций. в которую может попасть каждый. Требования клерка были абсурдны, а манера держаться оскорбительна. Кордл уже решил коротко кивнуть, повернуться на каблуках и выйти, но тут вспомнил о моркови и луковицах Ему явилась Похлебка, и внезапно в голову пришла мысль, что он может быть любым овощем, каким только пожелает.

Он повернулся к клерку. Он тонко улыбнулся. Он сказал:

- Хотите знать, как я собираюсь использовать машинку?

- Непременно.

- Ладно, - махнул Кордл. - Признаюсь честно, я собрался засунуть ее в нос. Клерк выпучил глаза.