Клиффорд Саймак - Брат

Саймак Клиффорд Дональд

Брат

Клиффорд Д. Саймак

БРАТ

Он как раз сидел в кресле-качалке посреди вымощенного плитами дворика, когда проезжавшая по дороге машина остановилась перед его воротами. Выбравшийся оттуда совершенно седой незнакомец открыл калитку и зашагал по дорожке к дому, едва заметно шаркая ногами.

"Старик, - отметил про себя сидевший в качалке, - не такой древний, как я, но тоже старик".

- Вы Эдуард Ламберт? - спросил приезжий, останавливаясь перед человеком в качалке. Тот кивнул. - Я Теодор Андерсон. Я из Мэдисона, из университета.

- Садитесь, пожалуйста, - указал Ламберт на вторую качалку. - Далековато вы забрались от дома.

- Да не очень, - хмыкнул Андерсон. - Всего миль сто.

- По мне, так и это далеко. Я ни разу в жизни не забирался дальше, чем за двадцать миль. Космопорт за рекой - предел моих странствий.

- И часто вы навещаете порт?

- Одно время - частенько, когда был помоложе. Теперь уж нет. Отсюда прекрасно видны и прибывающие, и отлетающие корабли.

- А вы сидите и смотрите?

- Раньше - да, но теперь и с этим покончено. Так, брошу взгляд порой, но больше не слежу за ними.

- Насколько я понимаю, у вас есть брат, и сейчас он в космосе.

- Ну да, Фил. Из всей нашей семьи лишь он подался странствовать. Нас было двое. Идентичные близнецы, знаете ли.

- И вы с ним встречаетесь? То есть, он ведь должен время от времени вас навещать?

- Бывает. Всего раза три или четыре. А в последние годы так и вовсе не бывал - со времени его последнего визита прошло лет двадцать. Он вечно торопился, задерживался лишь на денек-другой. И всякий раз у него в запасе были грандиозные истории.

- Но вы-то сами за все это время никуда не выезжали - по вашим же словам, дальше двадцати миль от дома вы не бывали?

- Было время, когда я хотел отправиться с ним, но не мог. Мы появились на свет довольно поздно, и когда были еще молоды, родители уже состарились. Кто-то из нас должен был остаться с ними. А когда их не стало, я уже сам не мог уехать - слишком большой частью моей жизни стали и здешние холмы, и леса, и речушки.

- Понимаю, - кивнул Андерсон. - Это очень явно читается в ваших работах. Вы стали пасторальным певцом нашего столетия. Я цитирую чужие слова, но вы наверняка с ними знакомы.

- Писатель-натуралист, - хмыкнул Ламберт. - Некогда это было великой американской традицией. Когда я только начинал писать на эту тему лет пятьдесят назад, она давно вышла из моды, а теперь снова вошла в популярность. Каждый дурак, способный связать два слова, пишет о природе.

- Но никому это не удается так хорошо, как вам.

- Я просто занимался этим дольше других, у меня больше опыта.

- Ныне возникла великая нужда в вашем творчестве. Это остатки почти утраченного нами наследия.

- Пожалуй, - кивнул Ламберт.

- Возвращаясь к вопросу о вашем брате...

- Минуточку, пожалуйста, - перебил Ламберт. - Вы обрушили на меня град вопросов без всякой предварительной подготовки, не поговорив даже о погоде и не затевая обычного обмена любезностями. Просто ввалились сюда и выложили свои вопросы. Да, конечно, вы представились и сказали, что вы из университета - да и только. Мистер Андерсон, сообщите мне просто для сведения, кто же вы такой.

- Ах да, простите! Признаюсь, я проявил недостаток тактичности, хотя она является непременным атрибутом моей профессии, и мне не следует забывать о ее значении. Я преподаю на факультете психологии и...

- Психологии? - недоверчиво переспросил Ламберт.

- Да, психологии.

- Я-то думал, что вы преподаете литературу, экологию, или, скажем, какой-нибудь предмет, имеющий отношение к окружающей среде. Какой резон психологу толковать с писателем-натуралистом?

- Пожалуйста, проявите снисхождение, - взмолился Андерсон. - Я просто подошел к делу не с той стороны. Давайте по порядку: я приехал потолковать с вами о брате.

- Какое вам дело до моего брата? Откуда вы о нем узнали? Здешние знают о нем, но больше никто. А в своих книгах я ни разу о нем не упоминал.

- Прошлым летом я приехал сюда порыбачить, и моя палатка стояла всего в нескольких милях отсюда - тогда-то я о нем и услыхал.

- И кое-кто из ваших собеседников утверждал, что никакого брата у меня нет.

- Вот именно. Видите ли, последние пять лет я исследую вопрос...

- Уж и не знаю, - перебил Ламберт, - откуда пошли слухи, что у меня нет брата. Лично я не обращаю на них внимания, и не возьму в толк, с чего бы это вам...

- Мистер Ламберт, простите, пожалуйста. Я поднял окружные регистрационные книги и данные переписи населения, но записи о рождении вашего брата...

- Я помню ясно, будто это было только вчера, - не слушая его, повел Ламберт, - день, когда брат покинул родные места. Мы работали в амбаре - вон там, через дорогу. Амбаром больше никто не пользуется, и как вы видите, он почти развалился. Но тогда мы им еще пользовались - мой отец возделывал вон тот луг у ручья. Земля была щедрой, да и теперь щедра, если кто-то потрудится ее возделать, и давала самые чудесные урожаи кукурузы, какие только могут быть. Здешняя земля родит лучше, чем прерии Айовы, лучше всех земель на свете. Я много лет возделывал ее после смерти отца, но уже больше десяти лет не занимаюсь крестьянским трудом, распродал весь инвентарь и технику. Теперь я содержу лишь небольшой огород для своих нужд. Он совсем невелик, большой огород мне и не требуется. Там только...

- Вы рассказывали о своем брате, - напомнил психолог.

- Ах да, конечно! Однажды мы с Филом работали в амбаре. День был дождливый - точнее, просто сеялся мелкий дождик. Мы чинили упряжь... Да, конечно упряжь. Наш отец во многих отношениях был чудаком, у него был целый ряд чудачеств; техникой он пользовался лишь тогда, когда обойтись без нее было нельзя. У нас никогда не было трактора - он считал, что лошади лучше. И действительно, на таких маленьких участках нет лучшей тягловой силы, чем лошадь. Я и сам имел лошадей, но пришлось их продать, хотя сердце у меня разрывалось - ведь я по-настоящему любил их. Ну вот, чинили мы упряжь, и тут Фил ни с того ни с сего заявляет, что отправляется в порт и постарается наняться на корабль. Мы и раньше от случая к случаю толковали об этом, оба мы бредили странствиями, но когда Фил заявил, что уходит, это было для меня полнейшей неожиданностью. Я и не предполагал, что он решится на такое. Понимаете, в те дни, более пяти десятилетий назад, в воздухе носилось особое настроение - тут и острота момента, и обстоятельства, новизна и увлекательность путешествий к иным мирам. В прошлом было такое время, когда мальчишки удирали из Новой Англии в море, а пятьдесят лет назад они удирали в космос...

Рассказывая, он вспомнил тот день. Воспоминание было живым, словно, как он и сказал Андерсону, это было только вчера. Видение было ясным и ощутимым, вплоть до затхлого аромата прошлогоднего сена на сеновале. Под кровлей амбара ворковали голуби, а на пастбище у холма мычала одинокая корова. В стойле топали копытами лошади, негромко похрустывая остатками сена в яслях.