Алан Фостер - Зелье

Алан Дин Фостер

Зелье

* * *

“Я ем, следовательно, я существую!” Ничего изысканнее и глубже этой формулы сознание Вома не выдавало никогда, даже в самые безоблачные — то есть попросту безоговорочно сытые — времена. Тем более не до доводки мыслительного аппарата было теперь, во дни торопливо сменяющих друг друга голодных обмороков. Вом обессилел настолько, что не мог уже развлечь себя ничем, в том числе и воспоминаниями о прежнем благополучии: для того, чтобы подняться с перцептивных корточек и хотя бы вполсилы поскрести по заповедным сусекам памяти, требовалась уйма энергии. А где взять эту последнюю, когда ты распластан на голых камнях и отнюдь не по-отечески палим тупым чужестранным Солнцем? Вому приходилось пробавляться метеоритной пылью (а это вам, надо сказать, не молочная смесь для полугодовалых гуманоидов!) да отвратительными гамма-лучами. Чтобы эти, с таким трудом добывавшиеся, крохи усваивались как можно полнее и эффективнее, Вом растекся по обращенной к чахленькому светилу поверхности планеты гигантским пятном. Это случилось несколько тысячелетий тому назад. Сколько именно? Вом не знал точно. А еще скорее — не помнил и не находил нужным припоминать: энергию надлежало строжайшим образом экономить.

Когда-то давным-давно, в этой уютной и милой, даром что безымянной, галактической провинции, жизнь существовала повсюду, также и на той, ныне потухшей и остывшей, болванке, которую Вом на треть обтягивал сейчас, как, положим, продравшаяся рукавица обтягивает шляпку банальнейшей штопальной горькушки. Тут развилась и довольно успешно функционировала своя, абсолютно самостоятельная экосистема: растения (одноклеточные и многоклеточные, лишайники, голосемянные), животные (позвоночные и беспозвоночные, теплокровные и те, чья кровь нагревалась или остывала в зависимости от изменений в температурном режиме планеты), насекомые (сухопутные, плавающие, летающие). На вершине биологической пирамиды, на самом ее острие, так сказать, таборовала, всем внизу заправляя, некая гуманоидная раса, которая, однако, почти полностью вымерла к тому моменту, когда на планету пожаловал Вом.

Как он очутился здесь? Нечего было и пытаться ответить на этот вопрос: воспоминания неизменно оказывались куда более энергоемкими, нежели сиюминутные ощущения, даже самые сильные и основополагающие. Правда, у Вома, где-то в отдаленнейших глубинах сознания, брезжили по временам кое-какие смутные видения, говорившие за то, что некогда он господствовал в тысячах и тысячах миров и что власть его не знала границ, но прояснить эти видения не представлялось возможным. Вом помнил только, что сразу по прибытии на планету он пытался, не опускаясь, между прочим, до прямых пресмыкательств, ассимилироваться с некоторыми туземными формами жизни, но опыт не удался, как, в общем-то, и раньше никогда не удавался. Разумеется, Вом в уныние впадать не стал, а стал подмазываться к последним представителям гуманоидной расы, вымиравшей как-то неряшливо и суетно. Те не пожелали водиться с Вомом и взялись за оружие, так что пришлось съесть строптивцев. Чем, если рассудить по справедливости, не контакт? Контакт, и даже прямее всех прямых!

Когда с гуманоидами было покончено, Вом принялся за все остальное, посчитав, что уж коль от его дружбы отказались существа в той или иной мере разумные, то заведомо бестолковым тварям незачем эту дружбу и предлагать. В рацион его вошли тогда даже сине-зеленые водоросли и бактерии. Он продолжал есть до тех пор, пока поверхность планеты не превратилась в совершеннейшую пустыню.

Впоследствии, изо дня в день утюжа своим, условно говоря, брюхом угрюмые валуны, Вом жестоко корил себя за несколько недальновидную прожорливость, находя утешение лишь в том, что запасенных организмом питательных веществ должно хватить надолго. Тут он был и впрямь недалек от истины, но все же сделаться сытым надолго отнюдь не значит отпасть от голода навсегда. И вот этот голод наступил. Пришлось задуматься о спасении собственной шкуры. Вом применил избитую, но не единожды оправдывавшую себя тактику: он стал посылать в космос ультразвуковые сигналы определенной частоты, рассчитывая прикликать столь нехитрым способом каких-нибудь цивилизованных созданий, более или менее любопытных. Предполагалось, что когда эти последние явятся на планету, Вом, внезапно стушевавшись до полной неосязаемости, прокрадется на их корабль и будет доставлен одураченными таким образом пилотами в другой, новый мир, конечно же, изобилующий самой восхитительной пищей.

Однако на сей раз Вому пришлось ждать что-то уж слишком долго: несколько сотен лет никто не отзывался. Когда же наконец контакт был установлен, то выяснилось, что контактеры как-то обескураживающе башковиты и могущественны. Вому не доводилось еще встречаться со столь глубокомысленной расой. Он потерял контроль над собой и уничтожил с перепугу всех вышедших с ним на связь астронавтов вместе с их кораблями. Погиб целый флот. Это и стало фатальной ошибкой Вома. Соплеменники погибших мигом раскумекали, какого масштаба опасность им угрожает, и направили к отчасти обволокнувшейся Вомом планете четыре звена тяжеловооруженных космолетов, пилотировавшихся самыми совершенными роботами. Впрочем, даже роботы не смогли уразуметь всей глубины открывшегося их мутным очам явления, не поняли ни в малой степени, что за субчик такой этот Вом. Экспедиция цели своей не достигла, космолеты убрались восвояси.

Вом долгое время пытался отловить еще какие-нибудь межзвездные суда, но в том захолустье, где он увяз, таковые отнюдь не кишели. Если же иные корабли и приближались к злосчастной планете, то все равно не садились на нее: аномальное поведение большинства бортовых систем ясно указывало на то, что данная область в высшей степени непригодна для разудалых испытательских вояжей.

Изолированный от всех и вся, Вом все-таки не терял надежд на спасение, хотя и худел с катастрофической быстротой. Действительно, вскоре разразилась неподалеку жесточайшая фотонная буря. Автоматические патрульные станции, с полвека уже тупо доглядывавшие за опасной планетой, вышли из строя, Вому же удалось подкрепиться немного крохотными гроздьями аминокислот, носимых обычно туда-сюда по всей галактике разнообразными ураганами. Правда, очень скоро обнаружилось, что в фотонном вихре сгинули не только патрульные жестянки, но и все те цивилизации, которые наводняли подобными жестянками космос. Мыслящее пятно сделалось абсолютно одиноко. Как ни крути, а надо было ему, пятну, оставить в живых хоть парочку каких-нибудь инфузорий. Авось делиться бы начали ладком да рядком, почковаться — или что они там делают? Глядишь, запасы пищи и пополнились бы. Так нет же, все до последней крошки подметено!.. А теперь еще этот смерч… У, тоска!