Айзек Азимов - Отсев

Айзек Азимов

Отсев

The Winnowing (1976)

Среди тех, кто прочел мой рассказ[1] в «Нью-Йорк Тайме Мэгэзин», был и Уильям Левинсон, редактор журнала «Физишенс Уорлд». В том же номере «Тайме» была помещена статья под заглавием «Присвоение приоритетов». Речь в ней шла о специфическом выборе: кого спасать, а кому дать погибнуть, когда обстоятельства не позволяют спасти всех. Такой выбор медикам порою приходится делать в экстремальных ситуациях, и, если их возможности ограничены, они спасают тех, у кого больше шансов выжить. Не исключено, что в наши дни подобную сортировку могут провести и на мировом уровне под тем предлогом, что некоторые государства и регионы спасти невозможно, а стало быть, нечего и пытаться.

Левинсону пришло в голову пропустить эту идею через призму научной фантастики, и, поскольку в содержании журнала маячила моя фамилия, он связался со мной. Идея меня поразила, и я сразу дал согласие. Девятнадцатого января 1975 года я засел за рассказ. Левинсону «Отсев» понравился, и он обещал опубликовать его в июньском номере за 1975 год. Но за номер до того журнал неожиданно прекратил свое существование.

Опечаленный и смущенный, Левинсон вернул мне рассказ, но в этом, естественно, не было его вины, и я написал ему ободряющее послание. В конце концов, за рассказ мне заплатили, к тому же я надеялся, что сумею его куда-нибудь пристроить.

Бен Бова взял его не раздумывая, и рассказ был напечатан в 1976 году в февральском номере журнала «Аналог».

Пять лет возводилась стена секретности вокруг работ доктора Эрона Родмана, становясь год от года все крепче, пока не сомкнулась в кольцо.

«Это для вашей же собственной защиты», - объясняли ему. «В грязных руках негодяев...» - предупреждали его.

В чистых руках (его собственных, например, как с горечью думал порой доктор Род-ман) открытие несомненно представляло собой величайший вклад в борьбу за здоровье человечества со времен Пастеровской вирусной теории и величайший ключ к пониманию механизма жизни со времен ее возникновения.

Но вскоре после речи, произнесенной Родманом в Нью-йоркской академии медицины по случаю его пятидесятилетнего юбилея, в первый день двадцать первого века (что-то было в этом совпадении!), доктору наложили на уста печать и разрешили общаться лишь с избранными официальными лицами. Печататься, естественно, тоже запретили.

Правда, правительство не переставало о нем заботиться. Денег давали сколько хочешь, лабораторию оборудовали компьютерами и предоставили их в полное распоряжение ученого. Работа продвигалась быстрыми темпами. К Родману то и дело наведывались за разъяснениями правительственные чиновники.

«Доктор Родман! Как может вирус, передающийся из клетки в клетку внутри организма, оставаться в то же время не заразным для других организмов?» - спрашивали они.

Родман устало повторял вновь и вновь, что он не знает всех ответов. Он не любил слово «вирус». «Это не вирус, - говорил он, - потому что в нем нет молекулы нуклеиновой кислоты. Это совсем другая штука - липопротеин».

Было легче, когда вопросы задавали не медики. Тогда он мог попытаться объяснить в общих чертах, не вдаваясь в бесконечные подробности, в которых можно было увязнуть навек.

«Каждая живая клетка и каждая часть внутри клетки окружены мембранами. Деятельность клетки зависит от того, какие молекулы могут проникать через мембрану в обоих направлениях и с какой скоростью. Ничтожное изменение мембраны влечет за собой значительное изменение природы потока, а следовательно, и химического состава клетки, и ее жизнедеятельности.

Все болезни возникают из-за изменений мембранной активности. Посредством таких изменений можно вызвать любые мутации. Любая методика, контролирующая мембраны, контролирует жизнь. Гормоны управляют жизнью организма потому, что воздействуют на мембраны, и мой липопротеин - скорее искусственный гормон, чем вирус. Липопротеин внедряется в мембрану и индуцирует производство точно таких же липопротеиновых молекул. Как он это делает - я и сам не понимаю.

Но мембранные структуры в организмах не идентичны. Они различаются не только у разных видов живых существ, но и внутри одного вида. Один и тот же липопротеин может оказать разное воздействие на два организма. То, что откроет клетки одного организма для глюкозы и вылечит диабет, закроет клетки другого организма для лизина и убьет его».

Именно это вызывало у них наибольший интерес. «Так, значит, ваш липопротеин - это

яд?»

«Избирательный яд, - отвечал Родман. - Без тщательного компьютерного изучения биохимии мембран определенного индивида невозможно сказать, какое воздействие окажет на него определенный липопротеин».

Со временем петля вокруг доктора сжималась все туже, ограничивая его свободу, однако оставляя комфорт, - в мире, где и свобода, и комфорт исчезали с одинаковой скоростью, а перед отчаявшимся человечеством уже разверзлась пасть преисподней.

Наступил 2005 год. Население Земли выросло до шести миллиардов. Оно бы выросло до семи, если бы не голод. Миллиард жизней выкосил он в предыдущем поколении, и в будущем его жатва грозила стать еще обильнее.

Питер Аффер, председатель Всемирной продовольственной организации, частенько заходил в лаборатории Родмана сыграть партию в шахматы и покалякать. Как-то он с гордостью заявил, что первым понял значимость речи, произнесенной Родманом в академии, и это помогло ему стать председателем. Доктор подумал, что суть его речи понять было несложно, но промолчал.

Аффер был на десять лет моложе Родмана, но пламя волос на его голове уже потускнело. Он часто улыбался, хотя тема беседы редко давала повод для улыбки, поскольку любой председатель организации, имеющей дело с мировым продовольствием, неизбежно заводил разговор о мировом голоде.

- Если бы запасы продовольствия распределялись поровну между жителями планеты, все мы вымерли бы от голода.

- Если бы запасы распределялись поровну, - заметил Родман, - этот справедливый пример мог бы в конце концов привести к разумной мировой политике. А сейчас миром владеет отчаяние и ярость из-за эгоизма и процветания избранных, и люди в отместку совершают всяческие безрассудства.

- И тем не менее вы сами не отказались от дополнительной пайки, - поддел его Аффер.

- Я человек, а значит, эгоист. К тому же от моего поведения ничего не зависит. Даже захоти я, мне не позволят отказаться. У меня нет права выбора.