Роберт Сойер - Неандертальский параллакс

Роберт Сойер

Неандертальский параллакс

Гоминиды

Южные леса дают нам понять, что не обязательно всё должно быть именно так, что на земле есть место для вида, верного моральным аспектам того, что мы, люди, называем «гуманностью»: уважение к другим, самоограничение, неприятие насилия для урегулирования конфликтующих интересов. Появление таких черт у бонобо даёт нам намёк на то, что они могли бы развиться и у Homo sapiens, если бы его эволюционная история была немного другой.

Никакой приватности всё равно нет. Просто смиритесь.

Посвящается Марселю Ганье и Салли Томашевич,

«чуваку» и «чувихе»,

большим людям и большим друзьям

Глава 1

Тьма была абсолютно непроницаема.

За ней присматривала Луиза Бенуа, постдок[1] из Монреаля двадцати восьми лет, с безупречной фигурой и роскошной гривой каштановых волос, в соответствии со здешними правилами забранной под предохранительную сетку. Она несла вахту в тесной пультовой, погребённой в двух километрах — «миля с четвертью», как она иногда поясняла гостям из Америки с акцентом, который они находили очаровательным — под поверхностью земли.

Пультовая находилась сбоку от платформы, расположенной непосредственно над огромной тёмной каверной, в которой помещалась Нейтринная обсерватория Садбери. В центре каверны была подвешена крупнейшая в мире акриловая сфера двенадцати метров («почти сорок футов») в диаметре. Сфера была заполнена 1100 тоннами тяжёлой воды, взятой в аренду у компании «Канадская атомная энергия, Ltd.».

Прозрачную акриловую сферу охватывал геодезический массив стальных балок, несущих на себе 9600 фотоумножительных трубок; каждая из них направлена в центр сферы и с внешнего конца закрыта параболической отражающей крышкой. Всё это — тяжёлая вода, акриловая сфера и окружающая её геодезическая оболочка — находилось внутри каверны высотой в десять этажей, выдолбленной в окружающей норитовой породе и имеющей форму бочки. И эта гигантская каверна была почти до краёв заполнена обычной водой высокой степени очистки.

Луиза знала, что два километра Канадского щита у неё над головой защищают тяжёлую воду от космических лучей. А оболочка обычной воды поглощает природную фоновую радиацию, испускаемую следовыми количествами урана и тория, содержащимися в окружающих горных породах, не давая ей достичь тяжёлой воды. Таким образом, ничто не могло добраться до тяжёлой воды, кроме нейтрино, тех бесконечно малых субатомных частиц, что были объектом исследований Луизы. Триллионы нейтрино пронзают Землю каждую секунду; в сущности, нейтрино способно пройти сквозь слой свинца толщиной в световой год со всего пятидесятипроцентной вероятностью столкнуться с чем-нибудь.

И всё же Солнце испускает такое чудовищное количество нейтрино, что столкновения время от времени случаются, и тяжёлая вода — идеальная мишень для таких столкновений. Ядро входящего в состав тяжёлой воды водорода содержит протон — как и любое ядро водорода — а также нейтрон. И когда нейтрино случайно ударяет в нейтрон, тот распадается, испуская ещё один протон, электрон, и вспышку света, которую может зарегистрировать фотоумножительная трубка.

Луизины тёмные изогнутые брови поначалу даже не шелохнулись, когда она услышала гудок, означающий детекцию нейтрино — такой сигнал звучал десяток раз на дню, и хотя это было самое волнующее из того, что может произойти здесь, под землёй, само по себе это событие не стоило того, чтобы отрываться от свежего номера «Космополитэн».

Но потом сигнал прозвучал снова, и снова, а потом загудел непрерывно, словно сигнал с электрокардиографа умирающего.

Луиза поднялась из-за стола и подошла к консоли детектора. На ней красовалась рамка с фотографией Стивена Хокинга — разумеется, неподписанной; Хокинг посетил торжественное открытие Нейтринной обсерватории Садбери в 1998. Луиза постучала пальцем по динамику сигнала на случай, если его перемкнуло, но гудение не прекратилось.

Пол Кирияма, костлявый аспирант, ворвался в пультовую, прибыв из какого-то другого места огромной подземного комплекса. Как было известно Луизе, Пол в её присутствии ужасно смущался, но в этот раз за словом он в карман не полез.

— Что за фигня здесь творится? — спросил он.

На детекторной консоли находилась матрица светодиодов 98 на 98, каждый элемент которой обозначал один из 9600 фотоумножителей; они горели все до единого.

— Может, кто-то случайно включил освежение в каверне? — предположила Луиза. Предположение не показалось правдоподобным даже ей самой.

Непрерывное гудение, наконец, смолкло. Пол нажал несколько кнопок, включив систему видеонаблюдения внутри каверны. Экраны мониторов были совершенно черны.

— Ну, если свет и включали, — сказал он, — его уже выключили. Интересно, что…

— Сверхновая! — воскликнула Луиза, хлопнув своими изящными ладонями с длинными пальцами. — Мы должны связаться с Центральным бюро астрономических телеграмм и установить наш приоритет. — Хотя Нейтринная обсерватория была построена с целью изучения нейтрино, излучаемых Солнцем, она фиксировала нейтрино из любого источника.

Пол кивнул и бухнулся в кресло перед компьютером, активируя закладку с сайтом Бюро. Луиза знала, что об обнаруженном явлении лучше заявить сразу, даже если уверенности в нём нет.

С детекторной консоли прозвучала ещё одна серия гудков. Луиза взглянула на световую матрицу — по ней было разбросано несколько сотен огоньков. Странно, подумала она. Сверхновая должна фиксироваться как направленный поток…

— Может быть, что-то не в порядке с оборудованием? — сказал Пол, очевидно, подумав о том же самом. — Или соединение с одним из умножителей искрит, а остальные регистрируют свечение.

Воздух разорвал скрипучий стон, идущий от двери — той, что вела на платформу над гигантской детекторной камерой.

— Может быть, нам стоит самим включить свет в камере, — сказала Луиза.

Стон повторился — словно подземное чудовище рыскало в ночи.

— А если это и правда сверхновая? — сказал Пол. — Если включить свет, детектор станет бесполезен, и…