Сергей Алексеев - Птичий путь

Сергей Алексеев

Сокровища Валькирии. Птичий путь

1

Сколот обычно пел в переходе на Пушкинской, недалеко от выхода на Тверскую. Место в железобетонной трубе было когда-то отвоевано у торговцев сигаретами, застолблено, обжито и намолено, поэтому даже в непогоду, когда люди заскакивали мокрые от дождя или озябшие, все равно расчетный один процент их задерживался, слушал и даже бросал деньги. Это если приходить сразу после полудня и уходить уже в пятом часу, перед вечерним столпотворением, и петь без накала.

Он особенно не старался собрать толпу, потому что ленивое, вялотекущее движение позволяло видеть глаза прохожих и ловить их открытые взгляды. И редко, по настроению, из баловства, он добавлял в голос и гитару едва уловимый цвет звучания и запах, некую мускусную, кабарожью струю – и переход тотчас заполнялся народом, более всего юными еще студентками, хотя песни были суровые, мужские. Сколот давал короткий, стремительный концерт, одновременно высматривая пути к отступлению, после чего подхватывал чехол с деньгами, на ходу прятал инструмент и убегал по ступеням наверх, на волю, поскольку стражи порядка чаще появлялись и ловили на точке. Если успевал улизнуть таким образом, то преследовали его только мимолетные, случайные поклонницы, от которых было легко отвязаться на многолюдной улице. Милиция же с него на следующий день глаз не спускала и по окончании концерта выгребала все до копейки – в наказание.

Он надеялся, что Белая Ящерица придет, как обещала. Даже если Валькирии учинили свой суд, лишили ее волос и памяти, все равно откликнется на песни, понятные ей одной! Поначалу Сколот свято верил в это и терпеливо ждал заветного мгновения, высматривая Белую Ящерицу в толпе, хотя никогда не видел ее лица. В тексты всех песен он непременно вплетал такие слова, по которым, даже лишенная памяти, Дева должна была узнать его, вспомнить, кто ее выручил из неволи. Иногда он кричал, звал, как заблудившийся в лесу отрок, но за полтора года жизни в многомиллионном городе никто не отозвался лишенцу. Если не считать верных поклонников, которые тянулись к нему, словно сами были когда-то лишены Пути.

О Белой Ящерице знали или хотя бы слышали все – футбольные фанаты, скинхеды, байкеры, дворовые банды хулиганов и не примкнувшие к стаям подростки и студенты. Кто-то говорил о ней шепотом, кто-то, напротив, гордился знакомством, однако никто толком не знал, где можно ее разыскать и вообще, существует ли она в самом деле или дерзкая предводительница юных и ярых изгоев – всего лишь миф.

Так или иначе, но в первые месяцы после возвращения в Москву, уподобившись бритоголовым, Сколот кочевал по группировкам из спальных районов столицы, участвовал в акциях, разгоняя проституток с улиц, громил ночные клубы и дискотеки, где собирались наркоманы и «голубые», поджигал дорогие машины педофилов и растлителей и лично спалил загородный дом наркобарона, использовав соларис. Пожар был необычный: четырехэтажная вилла сотлела без видимого огня на глазах у десятков изумленных пожарных с брандспойтами – вода только раздувала незримое пламя, испарялась, превращаясь в радугу, кирпич рассыпа́лся в пыль. Несведущие посчитали, что в доме хранились некие химреагенты, сырье для изготовления наркотиков, вызвавшие такой эффект.

Сколот ко всему подходил изобретательно и сначала придумал не просто гонять и запугивать ночных бабочек на панелях – рвать им крылья: отсекать космы или вовсе стричь наголо, ибо многие из них носили длинные, манящие волосы. Потом из подручных веществ и аптекарских лекарств он сделал коктейль для гей-клубов, вызывающий стойкий условный рефлекс поноса и рвоты, готовил зелье от наркозависимости и уже тогда получил прозвище – Алхимик. Однако его не прельщала слава героя уличных банд, и лечить пороки изгоев он не собирался; он всего лишь таким образом пытался выйти на след Белой Ящерицы и посылал ей сигналы. Если она и в самом деле на воле, должна была узнать о его подвигах и объявиться!

И вот после того как он превратил логово наркобарона в кучу пепла, приехала стая байкеров, которые и сообщили, что его желает видеть сама незримая предводительница неформалов. Все происходило уже в начале бесснежной зимы, ночью, тайно и с соблюдением строгой конспирации. Сначала долго катались на мотоциклах по улицам и пригородным трассам, затем по каким-то темным и грязным проселкам, путая следы, и наконец въехали на территорию бывшего пионерского лагеря, где горел костер. Белая Ящерица оказалась рослой блондинкой в кожаном байкерском наряде, и зеленые, изумрудные глаза знакомо светились в отблесках костра, а самое впечатляющее – длинные, распущенные космы покрывали затянутые в кожу плечи и высокую грудь. И все равно Сколот сразу же насторожился, не ощутив того трепетного волнения, что охватило его во флигеле музея Забытых Вещей, когда он впервые прикоснулся к ее руке.

Они остались вдвоем у костра и откровенно рассматривали друг друга – сопровождавшие его байкеры унеслись за высокие ворота. Сколот еще ждал некоего опознавательного знака, сло́ва, которые бы подтвердили, что перед ним – та самая пленница из подвалов музея. И казалось, сейчас она стряхнет с себя самоуверенно-величавую маску, может быть даже засмеется или улыбнется и скажет: «Ну, здравствуй, Сколот! Хочу послушать твои песни».

Огонь горел весело, ярко, тихий сосновый лес золотился вокруг, ночная тишина наполнялась ожиданием скорой зимы – все располагало к тому, чтобы петь у костра.

– Ты классный парень, Алхимик, – проговорила она низким, манящим, но совершенно незнакомым голосом. – Теперь будешь всегда рядом со мной. Завтра надо устроить еще один фейерверк.

– Я искал Белую Ящерицу, – разочарованно признался Сколот.

– Я – Белая Ящерица, – заявила эта самозванка. – Иди в мое логово и жди меня. Ты заслужил награду! – Указала на синий домик пионерского лагеря и скрылась за ближайшими соснами.

Ни обещанная награда, ни тем паче роль поджигателя его не привлекали. Сколот перемахнул забор пионерского лагеря и после долгих блужданий вернулся в Москву.

Еще два месяца он отращивал волосы и отвоевывал точку на Перекрестке Путей – в железобетонной трубе.

Среди слушателей у него, как у всякого певца, были и неистовые фанаты – женщина в инвалидной коляске, которую сопровождал седеющий, невозмутимый и глухонемой человек; задумчивый, самоуглубленный парень с китайской бородкой; безжизненная, флегматичная девушка, похожая на сказочную Мальвину, и еще несколько разновозрастных людей, которых он узнавал по глазам. Кроме этой малохольной Мальвины, наверное влюбленной в певца, остальные появлялись не каждый день и поодиночке, приходили заранее и даже здоровались со Сколотом сдержанными кивками, и тогда он пел только для них, не скрывая собственных чувств. Они никогда не бросали денег, но благодарили так же, кивками, и исчезали. И была еще одна молодая женщина, музыкальный продюсер, которая записывала песни на диктофон, приставала с предложениями прослушаться в ее коллективе и совала вместо денег визитки. Однажды принесла рекламный плакат, где были фото девушек из ее группы – стриженные под мальчиков, пирсингованные до невозможности, однако с силиконовой пышногрудостью.