Труп на третьем столе - Отис Эделберт Клайн

Отис Клайн

Труп на третьем столе

Corpse on the Third Slab 1923

Офицер Райан медленно шел между двумя рядами холодных, влажных столов, на которых покоились жуткие останки тех, кто когда-то был людьми.

Он исполнил несколько тактов «Реки Шаннон» своим богатым килларнийским[1] баритоном, сдержанно, но достаточно громко для того, чтобы заглушить жуткое эхо, отражавшееся от стен и наклонного потолка морга каждый раз, когда его тяжелые, подбитые гвоздями ботинки касались пола.

Хотя он знал, что в помещении никого нет, это эхо почему-то вызывало у него ощущение, что за ним следят — странное, пугающее ощущение, бывшее не совсем приятным. Он резко прекратил напевать. Что это было? Звук множества голосов, подражающих его собственному? Внезапно он понял — и рассмеялся. Мириады глухих смешков ответили ему.

Его лицо снова стало серьезным, и он в душе проклял своего начальника, поручившего ему особое задание в этом ужасном месте, и все из-за того, что накануне ночью был похищен труп, который никто не мог опознать и, следовательно, никто не хотел забирать.

Он взглянул на циферблат своих часов.

Был почти час ночи. Должно было пройти пять долгих, тоскливых часов, прежде чем он сможет вернуться домой к жене и детям.

Служащий предусмотрительно поставил для него кресло из кабинета в дальнем конце помещения. Ему было приказано обходить это место каждые полчаса. Поскольку на обход у него уходило всего пять минут, дважды в час делались двадцатипятиминутные перерывы на отдых. Приблизившись к креслу, он немного ускорил шаг. Усевшись на него, он, по крайней мере, избавился бы от преследующего его звука собственных шагов.

Он шел, нарочито бодро помахивая дубинкой, когда краем глаза заметил — или ему показалось, что он заметил — легкое движение простыни, прикрывавшей труп справа от него. Он остановился, окаменев от изумления, и уставился на то, что лежало на холодном сером столе, в то время как странное покалывающее ощущение пробежало по всей длине его спинных позвонков.

С наигранной бравадой он подошел к неподвижной фигуре и откинул простыню. Труп, лежавший на третьем столе от края, принадлежал мужчине средних лет, седовласому, слегка лысоватому, одетому в одежду рабочего. Без сомнения, при жизни на это лицо было приятно смотреть, но после смерти его едва ли можно было назвать красивым — с остекленевшими, вытаращенными глазами, отвисшей нижней челюстью и высунутым беловато-синюшным языком.

Райан с содроганием обратно накинул на него простыню и поспешил к своему креслу. Это место определенно действовало ему на нервы. Он предчувствовал, что так и будет, когда шеф Хауэлл дал ему это задание, и, следуя старой пословице «Кто предупрежден, тот вооружен», должным образом подготовился к чрезвычайной ситуации. Подготовка была очень простой. Он налил немного бледно-янтарной жидкости из большой круглой бутылки в маленькую плоскую бутылочку. Плоская бутылочка уютно покоилась в его заднем кармане.

Большая пузатая бутылка, галлон самогона, была подарком от друга-бутлегера.

— Можешь пить его как воду, Эд, — сказал ему друг. — Я знаю, что он хороший, потому что сам его выгнал. В этом самогоне нет никаких примесей.

Несмотря на напутствие его друга, бутылка пролежала нетронутой в подвале Райанов полгода. Райан не был заядлым пьяницей, и считал, что «в доме всегда должен быть запас на черный день».

Он лукаво взглянул на дверь кабинета, затем достал бутылочку из заднего кармана, вытащил пробку и поднес ее к свету, чтобы полюбоваться цветом и прозрачностью налитой в неё жидкости, как знаток любующийся редким старым вином. С некоторым огорчением он заметил, что она была почти на две трети пуста, а ночь прошла едва ли больше чем наполовину. Ему нужно было или реже прикладываться к бутылочке, или обходиться без нее в предрассветные часы. В дальнейшем он будет пить поменьше. А на этот раз отхлебнёт, как подобает мужчине.

Ему это было действительно нужно. Вытаращенные глаза и высунутый язык трупа на третьем столе действовали ему на нервы. Поднеся бутылку к губам, он сделал большой глоток, закупорил ее и со вздохом убрал в задний карман.

— Да-а-а… этот макаронник знает, как делать выпивку, — пробормотал он. — Получается гладкой, как масло, а вкус как после десятилетней выдержки.

Он сидел молча, пока часы не подсказали ему, что пора снова совершать обход, затем неохотно поднялся, чтобы выполнить свою неприятную обязанность

Когда он оказался возле третьего стола, он твёрдо решил смотреть прямо перед собой. Таким образом, рассуждал он, если тело сдвинется с места, он этого не увидит, а значит, ничего страшного не произойдет. Райан упустил из виду тот факт, что у него были отличные уши, и что они находились в прекрасном рабочем состоянии. Леденящий душу звук какого-то скольжения, донёсшийся со стороны третьего стола, послужил ему убедительным напоминанием.

Вскрикнув от ужаса, он буквально подлетел к креслу, обессиленно рухнул в него, вытер холодный пот со лба, и одним булькающим глотком прикончил содержимое бутылки.

Райан твердо решил больше не смотреть в сторону этого стола, а когда он принимал какое-либо решение, его было трудно переубедить. С упрямой решимостью осуществить свой план во что бы то ни стало, он развернул своё вращающееся кресло на пол-оборота и устроился поудобнее, чтобы переждать еще двадцать пять минут.

— А теперь пусть эта чертовщина ворочается, сколько хочет, или даже танцует на носочках, мне все равно. Я не доставлю ей удовольствия, наблюдая за ее дьявольскими выкрутасами, — решительно проговорил он вполголоса.

Тот последний глоток был объёмным. На самом деле, проглоченного им количества хватило бы на четыре хороших порции для такого же количества крепких лесорубов или грузчиков.

Райана начало клонить в сон. В тот день в морге работали маляры, покрывавшие стены белой эмалью, и он сказал себе, что это от запаха скипидара его клонит в сон, а также от проклятого сырого, затхлого запаха самого помещения. Его голова начала клониться, пока подбородок не уперся в одну из золотых пуговиц, украшавших спереди его мундир.

Некоторое время спустя он, вздрогнув, проснулся и посмотрел на часы. Потом снова посмотрел на часы, протирая глаза, чтобы убедиться, что не спит. Он был уверен, что проспал не более десяти минут, но стрелки показывали половину пятого.

Он не мог понять, что его разбудило. Раздался какой-то шум. Он смутно помнил это, но, как ни старался, не мог вспомнить