Розам зябко на морозе - Андрей Бочаров

Андрей Бочаров, Татьяна Стрельченко

Розам зябко на морозе

Розам зябко на морозе. Середина декабря, раннее утро, совсем темно, минус двадцать на термометре. По перрону Киевского вокзала вольно гуляет ветер. Ветер северный, умеренный до сильного. А фирменный поезд «Столичный экспресс» Киев — Москва опаздывает на полчаса.

Посмотреть со стороны — идиот идиотом. Лютая стужа, пронизывающий ветер, а немолодой мужчина стоит в лёгкой куртке с букетом роз, таких же продрогших, как и он сам. Поезд неторопливо, бесшумно, словно крадучись, возникает из утренней дымки… вползает головными вагонами в здание вокзала, останавливается. Твой вагон — четырнадцатый. Место на перроне угадал точно. Проводница открывает дверь. Ты выходишь первой, и сердце на миг замирает в груди.

Ты сразу узнаёшь меня. Хотя никогда не видела. Застенчивая улыбка на твоём лице. Подаю руку, чтобы не споткнулась на обледенелых ступеньках вагона. Ты чуть нерешительно протягиваешь свою, и кончики наших пальцев почти соприкасаются…

…словно в замедленной съёмке: кончики наших пальцев почти соприкасаются. Остаётся всего миллиметр, полмиллиметра.

— Олечка, милая, ну ещё чуть-чуть… — беззвучно прошу тебя.

— Критическая ситуация. — Слабый отзвук голоса дежурного оператора. — Отключаю питание.

— Десять секунд, мне нужно десять секунд, — шепчу ему в микрофон.

— Точка невозврата, отключаю питание.

— Заткнись, идиот, и не мешай!

Вкладываю всё, что во мне ещё осталось, в последний рывок! Мимолётное соприкосновение… словно искорка пробежала между кончиками пальцев.

— Оля, посмотри мне в глаза! — мысленно кричу ей. Оля медленно поднимает длиннющие ресницы…

Телефонный звонок! Ну что за ёшкин кот, откуда кто-то может знать мой номер? Те немногие, кому он известен, прекрасно знают — терпеть не могу разговаривать по телефону, только короткие письма на мыло. И вообще, зачем я кому-то могу быть нужен, если никто не нужен мне?! Надоели, оставьте в покое. Сидел в уютном кресле, смотрел в который раз «Аватар». Классный фильм. Погружаешься в него целиком. И всё-таки принимаю входящий звонок.

— Извините, Сергей Владимирович. Но вы — единственная надежда, ей всего семнадцать лет…

— Кому ей? И вы сама-то кто? И откуда у вас мой номер?

— Сергей Владимирович, я уже подъехала к воротам. Может, уделите мне пять минут?

Прекращаю разговор. Выключаю мобильник. Ибо не фиг никому мне звонить.

…опять смотрю на монитор камеры наружного наблюдения. Этот джип стоит уже полдня перед воротами. Женщина в дорогой шубе снова вышла из него покурить, неподалёку двое мужчин, явно телохранители, тут и к гадалке не ходить. А женщина — редкой красоты, не отнимешь. На вид — где-то сорок два. Чувствуется порода, умеет себя держать.

Доброта меня погубит, но становится её жалко. Накидываю старый полушубок, выхожу за ворота. Телохранители напрягаются, один, похоже, тянется за оружием. Тот ещё валенок, недооценка противника — ошибка грубейшая, а зачастую — просто смертельная. До него — метров пять: если что, достану одним прыжком, и щелчок двумя пальцами в незащищённое горло. Лёгкое движение её руки — отставить, отойти подальше.

— Заходите. Только без своих обормотов. Могу дать письменную расписку, что в целости и сохранности вас верну.

Сидит за столом у меня на кухне, пьёт чай. Конфет и пирожных нет, уж не обессудьте, боярышня. Смотрит — одновременно свысока и умоляюще.

— Сергей Владимирович. Вы мне нужны, вы мне очень нужны!

— А вы мне? И кто вы вообще такая? И откуда принесло вас по мою душу?

— Меня зовут Анна. Анна Смоль. И у меня есть дочь. Ей всего семнадцать лет. И врачи ничего не могут сделать.

— А я тут при чём? — спрашиваю с искренним удивлением. — Я же не врач, вообще ничего не понимаю в медицине. Вы, наверное, ошиблись адресом.

— Сергей Владимирович. Давайте переведём разговор на деловые рельсы. Десять тысяч долларов только за первое, пробное погружение. И сто тысяч — если вы сможете её вытащить.

— Кого вытащить? Откуда вытащить?

— Мою дочь, из летаргического сна. Пётр Павлович, профессор Каматский, сказал мне, что был один такой случай. И это сделали вы…

Вот ведь гад! Ну, Петропалыч-на-камчатский, попадись только мне. И сколько она заплатила, если с потрохами меня заложил?!

— Во-первых, не знаю никакого профессора Каматского. Во-вторых, он всем известный враль. В-третьих, подобные эксперименты официально запрещены. Могу продолжить и в-четвёртых, и в-пятых…

— Хорошо, поняла вас. Пётр Павлович сразу предупредил, что убедить вас не удастся. Но единственная просьба. — Анна достаёт запечатанный конверт. — Вы его открываете, ещё раз думаете и звоните мне. Вот моя визитка.

Резко встаёт, выходит из дома… Садится в джип, уезжает. Гордая женщина, сильная, незаурядная — этого не отнять. Уважаю таких.

Конверт я открыл через час. Почему-то думал — в нём будут деньги. А там — всего одна фотография. Девочка-девушка… удивительной красоты. В прозрачном, словно хрустальном, саркофаге. Белоснежка, спящая красавица. Сам толком не понял, зачем позвонил Анне и сказал: «Попробую».

Пока ехал в поезде, прошерстил весь Интернет. Оказывается, Анна Смоль — из первой сотни Форбс. Угольно-металлургическая империя, штаб-квартира в Киеве. Ни хреновая барышня, нечего сказать. Не замужем, и, вероятно, не была. Оля — единственная дочь. Так что, как вариант, непорочное зачатие тоже со счетов сбрасывать нельзя. Характер, похоже, сильно нордический, если вместо Анна Смоль её часто называют — Мисс Сталь. Хотя мне — что стальная, что твердосплавная, что алмазная… окончательные решения всегда принимаю только сам. Иначе и быть не может.

На вокзале встретила сама, чуть позади — два дуболома-охранника. Сей жест оценил, такую мелкую сошку обычно встречают шофёры, а не миллиардеры. Гостиничный номер люкс, хотя это явно лишнее: чем проще обстановка, тем мне привычней и комфортней.

Клиника — за городом, явно для очень богатеньких буратиночек. Охрана — как на АЭС, не соврать. Но оно и к лучшему. Все эксперименты с погружениями в чужое сознание — запрещены международной конвенцией. И правильно. Любой «ныряльщик», рано или поздно, не «всплывает» — теряет свою аутентичность, становясь предельно урезанной копией того, в чей мир погрузился.

— Понимаете, ныряльщик — это не совсем обычный человек. Сильная личность, плохо поддающаяся постороннему влиянию. Ну а Сергей — вообще особый случай, можно сказать — уникум, можно сказать — выродок. На него даже психотропные средства не действуют, настолько мозг сопротивляется любой попытке воздействия… — Подхожу к неплотно закрытой двери в кабинет в тот момент, когда Петропалыч объясняет Анне мою специфику. Ладно, «выродка» при случае тебе тоже припомню, приплюсую к старым долгам. Подслушивать — нехорошо, но и меня за глаза обсуждать — тоже не очень красиво.

— …проходил подготовку в составе небольшой группы для