Валерий Брусков - Гоморра

Валерий Петрович Брусков

Гоморра

Извинить Бога может только то, что он не существует.

Глава № 1

…Джошуа был абсолютно непробиваем, как хорошо бронированный танк — для детской рогатки, и все «многотонные снаряды» Рощина звонко отскакивали от его защиты, как самонадеянный мячик для пинг-понга — от пластиковой стены.

Распаляясь и разгораясь, Рощин буквально утопал в лавинообразно нарастающих ошибках. Он швырял в безнадёжные атаки всё новые силы из своих, быстро истощающихся ресурсов, увеличивая количество и без того немалых потерь, швырял в отчаянной надежде пробить хотя бы в одном месте уже вызывавшую у него суеверный страх защиту противника.

Но Джошуа не дремал, хотя на Корабле по бортовому времени сейчас и была поздняя ночь. Он упорно не принимал соблазнительных, но весьма подозрительных жертв противника, в то же время не давая Рощину отступать после своих атак без каких либо потерь. Ряды воинов Рощина быстро и ужасающе редели, а из могучих стен шахматной крепости Джошуа вылетали лишь мелкие осколки.

Потери Джошуа были фантастически малы в сравнении с утратами его соперника: Рощин безнадёжно проигрывал ему, хотя тот лишь защищался. Проигрывал фактически сидящему в глухой обороне…

Наконец Рощин не выдержал этого откровенного и ничем не прикрытого измывательства.

— Всё! — страстно воскликнул он, подняв вверх обе, уставшие от перестановок фигур, руки. — Сдаюсь, громила!.. Твоя взяла, чёрт бы тебя подрал со всеми твоими железными и электронными потрохами!..

Джошуа отвернул от шахматной доски свой следящий панорамный объектив, частично втянул штангу с ним в тощий корпус, и, самодовольно поморгав разноцветными индикаторами блока анализа, милостиво синтезировал голосом Макса:

— Предлагаю ничью…

— Издеваешься?!. — рассердился Рощин. — Какая тут, к дьяволам, ничья?!. Да тебе стоит только дунуть своим вентилятором процессора!..

Джошуа опять, уже слегка растерянно, поморгал разноцветными индикаторами.

— Не понимаю… — завёл он любимую волынку.

— Чего уж тут не понимать… — пробурчал Рощин. — Сдаюсь я… Безо всяких твоих противных условий сдаюсь…

Джошуа засуетился. Телескопическая штанга вновь выдвинулась наружу; объектив нацелился на оставленную в незаконченном эндшпиле шахматную позицию.

— Предлагаю ничью… — опять начал он. Он всегда предлагал её, если противник, даже разнесённый им в пух и прах, сдавался. Предлагал, пока сам не добивал ему матом…

Рощин порывисто встал из-за стола.

— Это ты в следующий раз предложишь кому-нибудь другому… — сказал он с сильно отощавшим за последний час достоинством. — А я, с твоего позволения, — уважающий себя шахматист, и в милостях такого рода не нуждаюсь!..

До узко специализированного игрового Джошуа опять традиционно не доходило.

— Предлагаю…

— Ну, зануда!.. — Рощин подошёл к пульту, выключил надоевшего Джошуа, и нажал кнопку связи с Капитаном.

— Макс, дружище!.. — сказал он обиженно. — Чем это ты напичкал своего оболдуя?!. В защите он уже играет ещё лучше, чем когда-то в нападении! Я с ним всё больше чувствую себя не классным шахматистом, а жалким шашечным котёнком!..

— Потом, Олег, потом… — в голосе Максимилиана просвечивали нотки непонятной тревоги. — Тут у нас есть дела гораздо поважнее… Я как раз собирался тебя вызывать…

— А что такое? — вдруг обиделся Рощин. — Что сейчас для тебя может быть важнее избитого шахматной доской друга?..

— Это долго и трудно объяснять, Олег. Дуй ко мне в рубку, и ты всё увидишь сам…

— «Сговорились… — Рощин посмотрел на временно нейтрализованного Джошуа. — Хотят меня доконать…»

…По коридорам Корабля, обгоняя не слишком торопливого Рощина, к рубке спешили люди; некоторые из которых даже толкались. Толпа была разношёрстой по профессиональным склонностям её составляющих, что само по себе было интригующим в столь неурочное время, но ещё больше она интриговала озабоченно — встревоженным выражением лиц спешащих специалистов. Удивительно и непонятно было то, что буквально весь экипаж находился в курсе творящихся на Корабле беспокойств, а Рощина оставили в досуге на растерзание безжалостному роботу.

В рубке уже почти в полном составе толкался весь цвет Корабля. Макс, увидев Рощина, приветственно кивнул ему головой, и жестом пригласил в персональное кресло планетолога.

Рощин сел с видом послушной таксы, закормленной для укрепления условных рефлексов сахаром, и глянул на обзорный экран.

Планета слабо светилась узеньким, почти в ниточку, серпом. Ксеркс был справа; он неторопливо подплывал к её краю, чтобы спрятаться за ним, — Корабль уходил на ночную сторону.

Ещё ничего не понимая, но уже страдая от неудовлетворённого любопытства, Рощин запросил у своего личного информатора то, что в него наверняка ввёл Макс.

…В самом центре тёмного диска планеты неожиданно вспыхнуло огромное яркое пятно. Оно непрерывно менялось цветом, формой и даже размерами; оно было похоже на чудовищно большую, шевелящуюся в непонятном нетерпении амёбу величиной с материк. Судя по размерам, наблюдался какой-то катаклизм планетных масштабов.

Это было невозможно! Вчера утром, сразу же после выхода на околопланетную орбиту, профессионалы!!! во главе с тоже не дилетантом Рощиным определили, что планетной системе около четырёх миллиардов лет отроду, сама планета уже давным-давно остыла, и что на ней существует весьма развитая флора, не исключавшая существования и фауны. Атмосфера планеты была почти по земным меркам насыщена кислородом и, хотя облачный покров редкой плотности и ионизации пока мешал возможности составить представление о поверхности, планета внушала всем весьма большие надежды. Уже готовилась первая экспедиция для высадки; до неё оставалось лишь несколько часов.

Рощин зачарованно смотрел на экран. Изображение было инфракрасным, а это означало, что на планете бушует гигантский пожар. У лавового поля картинка выглядела бы совсем иначе.

Да, это, несомненно, был пожар, но пожар невиданных, невероятных размеров! Рощин даже не подозревал, что такое возможно — он всегда считал, что пожары самопроизвольно гаснут, не достигая таких масштабов. Причин тому на планетах много. И реки, и горы на пути распространения огня, и то, что, сжигая кислород, пожар создаёт вокруг себя облако углекислоты, которая действует на него же успокаивающе. Да мало ли других причин!

Здесь же общепринятая теория откровенно опровергалась. Пожар охватывал территорию примерно четыре на восемь тысяч километров, и вспыхнул он совсем недавно. Всего сутки назад, при обзорном инфракрасном зондировании планеты, не было даже малейших намёков на что-то подобное. Зачатков не наблюдалось!

Рощин включил оптические фильтры, поэтапно отслаивая участки с более низкой температурой. Ему захотелось локализовать основной источники огня; он подумал, что из-за большого расстояния они визуально просто сливаются воедино.

Нет, это был сплошной пожар, и чем чётче делался его температурный портрет, тем яснее становилось Рощину, что имеет место быть явно не естественное образование…

…Это был крест… Или математический знак ПЛЮС. Очень правильный четырёхконечный крест или плюс с совершенно прямыми углами. И он, несомненно, был кем-то создан — Природе не по силам соорудить такое! Всё это выглядело откровенно искусственным, а потому пугало и своими масштабами, и в особенности — своей демонстративной бессмысленностью. Рощин прикинул объём работ, предшествовавших этому, и слегка ужаснулся.

Он наконец оторвал свой взгляд от экрана. В рубке царило молчание — все осмысливали увиденное.

Капитан заметил, что планетолог пришёл в себя, и с него уже можно кое-что спросить.

— Что ты об этом думаешь?..

Рощин снова глянул на экран. Планета вращалась, и пожар медленно уходил за её выпуклый край.

— Я думаю, Макс, что это сигнал…

— Кому?!

— Может быть, и нам…

— А если это просто шутка Природы?

— Природа умеет так шутить лишь с помощью Разума…

— Но не слишком ли мощный сигнал?! Для нас хватило бы и гораздо меньшего!

— Ну, об этом надо спрашивать самих сигнальщиков. Может быть, они просто перестарались… Или всё-таки сигнал предназначался не для нас, а мы здесь оказались чисто случайно.

— Кто считает иначе, или может чем-то дополнить уже сказанное? — спросил Максимилиан.

Люди в рубке угрюмо молчали. Добавлять, собственно, было нечего. Возражать — тоже.

— Ну, хорошо, — удовлетворённо сказал Максимилиан. — Пока будем исходить из этой весьма странной и сомнительной предпосылки. Всё равно что-то иное сейчас предположить трудно. Ответы даст только непосредственная высадка.