Генри Олди - Книга Тьмы
— Брось, старуха, — добродушно пробурчал он, поднимаясь и грузно шагая в сторону выхода.
Когда широкая спина скрылась за дверью, женщина не выдержала, бросилась вдогонку и замерла на пороге: муж направлялся между грядками в сторону соседского забора.
— Куда ты? — испуганно окликнула она.
— Молчи, мне виднее! — огрызнулся он на ходу.
Ноги несли его прямо к небольшой деревянной кабинке соседского туалета, в котором на его глазах укрылась ненавистная спина.
На какую-то секунду он приник ухом к деревянной стенке, вклинившейся в доски забора, и скривился, а затем изо всех сил долбанул в стенку кулаком. Сосед вскрикнул и буквально вылетел из туалета, придерживая штаны.
Мститель хмыкнул, хрюкнул и поднял ружье…
Женщина на пороге дома закрыла рот руками, чтобы не закричать, и отпрянула назад, ударившись при звуке выстрела об дверную ручку спиной.
Сосед-вражина взмахнул руками в воздухе и уткнулся носом в картофельную ботву.
— А ты че пялисси? — повернулся к жене удовлетворенный убийца. — А ну марш домой!.. Так этому гаденышу и надо…
— Ты с ума сошел, — чуть слышно выдавила из себя женщина, но муж услышал и грозно насупился.
— Ты что-то сказала, дура? Да я весь… всю жизнь мечтал об этом дне!
— А если посадят? — Она схватилась рукой за косяк и втянула голову в плечи, ожидая оплеухи.
Муж замахнулся, но увидел ее затравленный взгляд и опустил уже занесенную для удара руку.
Сегодня он был победителем, а значит — имел право прощать.
— Ха, посадят, — пророкотал он зычным баском. — А фиг тебе! Сейчас закон вышел, что констрикторов этих любой имеет право бить. А что он «поплыл» — ты свидетель. Усекла? А нет, так смотри, я тебе голову-то мигом могу отвертеть… иди потом, доказывай, кто да что!
* * *Утро встретило компанию бритоголового нежным туманом. Ночевали они в парке, разбив небольшой, по очереди охраняемый лагерь. Мелкая речушка да пара почти условных еще более мелких каналов отделяли парк от пригорода, куда «охотники за зомби» и направлялись. Там среди низкорослых домишек расположился скучный серый забор химического завода. Туман возле него казался особо густым.
В домах было тихо — заглядывать туда не стали, а вот забор и заводские корпуса за ним привлекли внимание вожака всерьез.
— Эй, Селедка, — ткнул он локтем одного из толпящихся за спиной «шестерок», — ну-ка проверь!
Названный Селедкой парень живо нырнул в ворота, держа наготове ружье. Некоторое время все молча ждали, потом покрытая рыжеватым пушком голова вновь возникла в воротах.
— Есть. Целая толпа, — с готовностью сообщил разведчик.
— Вперед!
На этот раз «Бей зомбей!» не кричали: было раннее утро, и охотники не успели войти в раж, кроме того, лозунг порядком поднадоел им еще за вчерашний день.
Шли хмуро и деловито, как на тяжелую, неблагодарную работу. Констрикторов удалось обнаружить не сразу: те почему-то собрались в кучу и странно копошились на одном месте — видно, надышались чего не надо, хотя и надели противогазы…
Ремонтная бригада работала неторопливо — разгерметизация в баллонах наступала быстро, и, оставшись без контроля, едва ли не каждый второй дал течь. Так что возни хватало. Кроме того, любой, хоть раз надевавший полный костюм химической защиты, знает, какими неловкими становятся в подобном одеянии руки и как быстро ноги наливаются тяжестью, не говоря уже об «удобствах» противогаза. Там, где обычный человек затратил бы на дело минут пять, аварийщикам приходилось корпеть около получаса. Но все же работа шла: баллоны отключались от компрессоров, а распаявшиеся под давлением стыки заливались быстро твердеющей пластмассой.
Никто из ремонтников не понял, что означает появление вооруженной чем попало толпы, даже выставленный «часовой», чьим делом было предупредить о возможном появлении констрикторов — эти больные почему-то не слишком рвались на завод, быть может, инстинктивно чувствуя свою особую подверженность действию ядовитого газа, — не знал, как отреагировать, когда мимо него на скорости отнюдь не констрикторской промчалось несколько человек с ружьями, топорами и различными экзотическими видами оружия самозащиты.
Главного техника сбили с ног ударом приклада — маска противогаза заглушила его крик, позволяя неожиданным агрессорам так же тихо и незаметно для основной группы убить еще нескольких ремонтников; затем жертвы запаниковали, засуетились и довольно быстро начали оказывать сопротивление. Против багров и ледорубов в ход пошли ремонтные инструменты — но не людям в костюмах химической защиты тягаться в скорости с легко одетыми «охотниками за зомби»! Тех, кто пытался спастись бегством, догоняли пули. Они пробивали тела насквозь, врезались в баллоны, и воздух белел все сильнее. Ноги скользили по липкому от крови полу, вскоре стрелять стало невозможно — из-за дыма лица с трудом можно было различить в двух шагах. Кто-то падал, поскользнувшись, кто-то начинал кашлять и тоже падал. Вставали не все. Иной раз под ноги охотникам, сбившимся в группку тесную и явно более мелкую, чем вначале, попадались человеческие конечности.
Наконец, кое-как откашлявшись, вожак приказал уходить. Голос его звучал тускло и хрипло. Пока искали выход, ряды охотников продолжали редеть — если в помещение завода вошло около полусотни человек, то вместе с клубящимся облаком газа на улицу, кашляя и задыхаясь, вышло меньше двадцати. А туман на улице продолжал сгущаться, и никому не было дела до того, действительно ли это туман… А то, что в горле першит, что головы налились тяжестью, — так это, верно, с недосыпу, ведь сложная была ночка, да и начинающийся день обещал быть не лучше.
* * *Детей у Анны не было, поэтому всю свою заботу она переключила на племянника, пока сестра с мужем разъезжали по заграницам. Она и сама не думала, что так привяжется к мальчишке — ребенок ни в чем не знал отказа, несмотря на то, что заработок ее был более чем скромным, особенно для врача. Анне не хватало самоуверенности, которую так ценят в докторах пациенты, с каждым она возилась подолгу, любила беседовать — как почти любая женщина с несложившейся личной жизнью, — но когда приходила пора принимать серьезное решение, нередко советовала лишний раз проконсультироваться у другого специалиста, что отрицательно влияло на ее врачебный престиж. Была, правда, у нее своя клиентура — одинокие старухи, которым посещение врача требуется иной раз только для того, чтобы хоть перед кем-то выговориться, посетовать на здоровье и жизнь; вот они считали Анну самым лучшим врачом и рассказывали при случае друг другу о том, какой замечательный она человек… Но много денег с этих обездоленных Анна брать стеснялась, а времени они отнимали немало. Как говорят, за доброту приходится платить…
Но все было бы ничего, если бы не мальчик.
Анна заметила первые признаки болезни раньше, чем она успела развернуться вовсю. Это ее и спасло. В то памятное утро, когда по сети впервые передали сообщение о констрикторизме, внимательный взгляд врача отметил, что Максик сегодня слишком задумчив, что его обычно живо бегающие глаза неподвижно застывают то на одном, то на другом предмете, а руки рассеянно проносят ложку мимо рта… Будто бы невзначай заботливая тетушка потрогала племяннику лоб — температура оказалась слегка повышенной, но не настолько, чтобы вызвать подобную заторможенность. Вот если бы он пылал от жара, если бы… Но мальчик вел себя как обычно и ни на что не жаловался — просто его реакция настораживающе замедлилась.
При первой же мысли о том, что именно это может означать, Анну обдало жаром. Как, вверенный ей ребенок… да нет, хуже того — единственный по-настоящему близкий ей человек — болен, а она не может ничего сделать?!
«Не могу… — стиснув зубы, призналась она себе. — Но… почему? Кто это сказал?»
Она не знала, откуда только силы взялись, как ей хватило духу принести из кладовки веревку и привязать его к кровати. Впрочем, вначале Макс и не сопротивлялся, только удивленно хлопал глазами: что мол, нашло на тетку?
Хотя прием больных велся обычно в муниципальной клинике и никто не обязывал Анну еще и выдавать пациентам лекарства, дома, куда к ней нередко заглядывали после работы пожилые «сверхурочники», накопился порядочный запас медикаментов на все случаи жизни. Высыпав все это богатство на обеденный стол, Анна потерла ладонями виски и задумалась. Она не хотела верить, что среди этой кучи, где присутствовало немало и антивирусных препаратов, и антибиотиков, не найдется необходимого для спасения жизни ребенка.
«Об этой болезни ничего неизвестно, — напомнила она себе, наблюдая, как напрягается, пытаясь разорвать веревку, привязанное к кровати маленькое тельце. — Совсем ничего… Так кто же сказал, что болезнь неизлечима?»
