Разрушение Дьявольского Акра (ЛП) - Риггз Ренсом

— А вы уверены, что это не какой-нибудь трюк? — спросил Хью, обнимая Фиону.

— Другие имбрины испытали его совсем недавно — на старой петле мисс Бабакс, к сожалению, теперь ненужной. И это сработало.

— И что? — прогремел Догфейс, вмешиваясь в наш разговор. — Как скоро это можно сделать?

— А как насчёт сейчас? — громко сказала мисс Сапсан, и весь двор снова взорвался радостными криками. Сегодня, наконец, они будут свободны. Единственными, кто не мог насладиться победой — или перезагрузкой — были лидеры американских кланов.

И тут мне пришло в голову нечто тревожное. Мисс Сапсан отвернулась, чтобы поговорить с мисс Королёк, но когда я похлопал ее по плечу и она увидела мое взволнованное лицо, она извинилась.

— Вы сворачиваете эту петлю? — сказал я.

— Возможно, это было самонадеянно с моей стороны. Их осталось не так уж много.

— Это ведь не взорвет мой район, правда?

Она улыбнулась.

— Нет. Это неразрушающий коллапс. Но удаление этой карманной петли сделает ваше возвращение сюда гораздо менее удобным. Возможно, я недооценила твою… привязанность к этому месту. Если ты предпочитаешь сохранить её, я могла бы обсудить альтернативные варианты с другими имбринами.

Я огляделся. Мой старый дом, мой старый город. Мои родители сидели на заднем крыльце, безмятежно глядя на Лемон-Бей, как будто их лужайка не была переполнена чрезвычайно странными незнакомцами. Одна из имбрин снова стерла их память.

— Вы не ошиблись, — сказал я. Я кивнул в сторону родителей. — Но мне бы хотелось на минутку попрощаться.

— Я могу дать тебе пять. Мы вот-вот начнем.

— Этого должно быть достаточно.

Мисс Сапсан повернулась, чтобы присоединиться к Перплексусу, а я пошел по траве к крыльцу. Мои родители сидели в нескольких футах друг от друга на мягкой скамейке. Я присел на перила крыльца рядом с ними. Я не знал, с чего начать.

— Маа, пап, мне нужно вам кое-что сказать.

Они не смотрели на меня. Я щелкнул пальцами. Никакой реакции.

Так было лучше. Я мог сказать то, что хотел сказать, и уйти, и они не могли причинить мне больше боли, чем уже причинили.

— Я хочу, чтобы вы знали, ребята, что я больше не сержусь на вас. Я хранил в себе это долгое время, но теперь все прошло. Вы никогда не понимали, что со мной происходит. Да и как вы могли? В вас нет ничего странного. Из того, что я слышал, почти нулевой процент родителей это понимает. Я думаю, вы могли бы постараться, быть более открытым, но все равно. Вы на это не подписывались. По крайней мере, вы не связали меня и не пытались продать в цирк, как родители Эммы. — Я вздохнул. Я чувствовал себя идиотом, разговаривая с зомби, которые не могли меня услышать.

На лужайке все странные собрались в кучу возле сверкающего карманного входа. Все имбрины встали в круг, взявшись за руки, даже мисс Зарянка, которой Франческа помогла подняться с коталки.

Я почувствовал сильное желание присоединиться к ним, но вместо этого повернулся к родителям. Даже если они не могли меня услышать, мне нужно было еще кое-что сказать.

— Я принял решение. С тех пор как умер дедушка и начались все эти странности, я много раз возвращался к этому вопросу. Я подумал, что, может быть, смогу жить с вами неполным днём, и у меня будет эта жизнь, и другая тоже. Но из этого ничего не вышло. Не для меня, и уж точно не для вас, ребята. Я имею в виду, что вы сидите здесь и пускаете слюни, и вам столько раз стирали память, что вы, наверное, забыли свои собственные дни рождения. Или, во всяком случае, мой. Поэтому я пытаюсь сказать вот что: я ухожу и больше не вернусь. Это не мой дом.

Отец вздохнул, и я вздрогнул.

— Все в порядке, чемпион, — сказал он деревянным голосом. — Мы понимаем.

Я чуть не свалился с перил крыльца.

— Вы слышали?

Он все еще смотрел на воду.

— Мы покупаем лодку. Разве не так, дорогая?

Мама, совершенно ничего не выражая на лице, заплакала.

В груди у меня все сильнее сжималось.

— Мама. Не надо.

Она продолжала молча плакать, не сводя глаз с пустоты. Я соскользнул с перил, сел рядом и обнял ее.

— Мой мальчик, — тихо сказала она. — Мой маленький мальчик.

Ее руки по-прежнему безвольно висели по бокам.

Мне показалось, что я стоял там, обнимая маму, очень долго. Мои друзья продолжали поглядывать на меня с края лужайки. Имбрины пели жуткую мелодичную песню, которая с каждым куплетом становилась все громче. В конце концов мама перестала плакать. Больше она ничего не сказала. Когда я наконец отпустил ее, ее глаза были закрыты. Она заснула у меня на плече.

Я положил ее на мягкую скамью, подложив под голову подушку. Потом я пошел к отцу. В какой-то момент он поднялся и поплелся в конец причала, не оглядываясь на толпу странных. Он лежал на спине, опустив мокасины в воду, и тупо смотрел на облака.

Моя тень упала на него.

— До свидания, папа. Спасибо, что иногда стараешься.

— До свидания, папа, — ответил он, закатывая глаза.

Он что, смеется надо мной? Или ему на мгновение показалось, что он разговаривает с моим дедушкой?

Я повернулся, чтобы уйти.

— Удачи тебе, Джейк.

Я остановился. Обернулся. Он смотрел прямо на меня.

В тот момент мне показалось, что нас разделяет миллион миль и мы так близки, как никогда.

Мой рот открылся, но в горле пересохло. Я кивнул.

— Люблю тебя, — сказал он.

— Я тоже тебя люблю.

Пора было уходить. Он смотрел мне вслед. Мерцание карманной петли расширилось и стало ярче, превратившись в твердую сверкающую точку, похожую на зеркало, отражающее солнце, и она неустойчиво дрожала в воздухе.

Имбрины посылали своих подопечных группами по три человека. Я ждал на краю лужайки со своими друзьями; кроме Фионы, никто из нас не нуждался в перезагрузке.

Фиона была последней, кто прошел через сброс. Потом пошли мои друзья, а за ними все имбрины, кроме мисс Сапсан.

Она подошла к тому месту, где стоял я.

— Я всегда могу сделать для тебя здесь еще одну карманную петлю. Если ты хочешь.

Я посмотрел на нее. Благодарно улыбнулся. Потом покачал головой.

— Спасибо. Но я думаю, что это не нужно.

Она кивнула. Потом, почувствовав, что я хочу уйти последним, она повернулась и пошла вперед без меня.

Я подождал несколько секунд в тишине. Поднялся влажный ветерок. Мне не хотелось оставаться. Никакого сожаления. Дойдя до зеркального мерцания петли, я остановился, чтобы в последний раз помахать отцу рукой. В ответ он поднял свою, но выражение его лица было таким пустым, что я подумал, не было ли это автоматически.

Подавив волну эмоций, я шагнул в мембрану.

Глава двадцать пятая

Мисс Зарянка умерла на рассвете. Она долго и упорно боролась, но была слаба и измучена и больше не могла сражаться. Она испустила последний вздох в объятиях своих сестёр имбрин, многих из которых она учила в детстве, и своей любимой Франчески. Ее последние слова были цитатой из Эмерсона: «Ничто не мертво: люди притворяются мертвыми и терпят насмешливые похороны и скорбные некрологи, и там они стоят, глядя в окно, звук и звук, в какой-то новой и странной маскировке».

Никто из нас прежде не был свидетелем похорон имбрины. В тот день состоялось трое. Не было ни откопа, ни закопа, и, согласно четкой инструкции, не было плача. Мисс Зарянка, мисс Бабакс и Ви были завернуты в тонкий белый саван. Весь Акр сопровождал их тела в процессии, которая была скорее праздником, чем похоронами, с песнопениями и демонстрацией особых способностей и балладами на древнем языке. Некоторые были шокированы, узнав, что Ви была имбриной, но шок был незначительным по сравнению с тем, что мы пережили за последние несколько дней. Наш парад закончился у небольшого каменного круглого домика, который когда-то использовался для проращивания пустырника, ингредиента в отвратительном спирте, который фермеры-пустозвоны Дьявольского Акра печально славились своим производством. Это было не важно — единственным требованием для захоронения имбрин было то, чтобы в здание должны запереть все двери и в крыше должно было находится небольшое отверстие, а у этой крыши их было много.