Огита Ансэй - Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза

— Вы мне теперь еще дороже. Мне кажется, что в мою душу проникла человеческая жалость. Единственный господин, которому я должна служить, — это наместник.

Луна становилась все ярче, и в лунном сиянии они еще раз дали друг другу клятву в любви, но на этот раз не на словах.

На следующее утро, едва поднявшись, Мунэёри вышел в сад и позвал слугу.

— Поди к дяде, скажи, что я жду его.

В это время к нему подошел Фудзиути. Силясь угадать настроение наместника, он исподтишка глянул ему в лицо, а потом заговорщически зашептал:

— Господин наместник! Будьте осторожны! Ведь господин Юмимаро посягает на вашу жизнь.

Мунэёри хладнокровно бросил ему в ответ:

— Уж не твои ли гадательные палочки сулят мне смерть?

Тут появился Юмимаро. Завидев его, Мунэёри крикнул:

— A-а, дядюшка! Не сгожусь ли я на мишень для твоего лука? Подставлю-ка я спину твой стреле!

Юмимаро, не отвечая, схватился за лук со стрелами. И вот стрелы выпущены — две по одной прямой — и летят к спине Мунэёри. Мигом развернувшись, Мунэёри на лету поймал стрелы. Но, оглянувшись, он увидел, что Юмимаро безмолвно уходит прочь.

— Послушай, дядя! Я еще раз попробую сделать то, что сделал тогда. Теперь мой черед стрелять в твою спину, дядюшка!

Юмимаро даже не замедлил шага. Спина его, похоже, издевалась над Мунэёри.

— Думаю, это твой последний смех!

Пущенные Мунэёри две — нет, три стрелы, блеснув на солнце, слились воедино. Юмимаро ухватил две стрелы, и поняв, что есть еще третья, подпрыгнул на одной ноге и метнулся в сторону. Но и стрела, молнией настигая добычу, тоже метнулась за Юмимаро и вонзилась ему в спину.

— Щенок! — простонал Юмимаро, падая наземь.

— Зверь! — крикнул в ответ Мунэёри и, подскочив, пнул ногой его в спину. Он пинал и топтал Юмимаро, пока его седые волосы не почернели от земли.

— Запомнил, Юмимаро? Никому не дозволено превосходить меня. Стрела направляющая и стрела разящая — это коварство зверя. Третья стрела — это мое изобретение. Это стрела злого духа. Знание, убийство и дух зла — эти три стрелы, слившись воедино, изменяют мир по моей воле. Помни это даже в аду!

Позвоночник Юмимаро хрустнул под ногами Мунэёри, кровь, хлынув изо рта Юмимаро, обагрила землю.

— Здесь вырастут пурпурные астры.

Мунэёри собрался уходить, но почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, он увидел Фудзиути.

— Фудзиути! Ведь никому не дозволено стоять за моей спиной и подглядывать.

Фудзиути испуганно отступил назад, натолкнувшись на дерево. Мунэёри, указывая на тело Юмимаро, сказал:

— Смотри! Рассмотри как следует спину этой дохлой твари. Раскрой глаза и посмотри, что у него на спине.

Однако глаза Фудзиути не увидели ничего, кроме окровавленной спины. Он не понимал, что хочет сказать ему наместник.

— На твоих гадательных палочках, похоже, не видно.

Фудзиути тайком пытался угадать по палочкам. Но они что-то темнили, да и в глазах у Фудзиути было темно.

— Раз не видишь, Фудзиути, я тебе покажу. Сила, скрывающаяся в этом луке, делает тайное явным. Успокойся, отдышись и всмотрись туда, куда указывает лук.

Мунэёри, повернувшись к мертвому телу, вытянул руку с крепко зажатым в ней луком. Лук отбрасывал зловещую тень, и сердце Фудзиути дрогнуло. Вглядевшись туда, куда указывал лук, он охнул и отпрянул назад. Там, поверх спины Юмимаро был старый матерый волк со вздыбленной шерстью, который сдох, захлебнувшись черной кровью. В тот же миг тонко зазвенела тетива, и волк мгновенно исчез.

— Ну видел? Эта тварь незримо овладела спиной Юмимаро, а твоей спиной, Фудзиути, что овладело? Уж коли твои гадательные палочки не видят волка в других, вряд ли твои глаза достанут до твоей спины.

Фудзиути потупился, чтобы не выдать себя, и упорно молчал. Светило солнце, а над ними небо почернело и полил мелкий осенний дождь.

Мунэёри вернулся в покои. Там все переменилось. Покои были убраны яркой узорчатой парчой, накрыт стол с сакэ и закуской. И сама Тикуса принарядилась.

— Уж не собралась ли ты держать меня здесь взаперти?

— Скорее меня сюда заманивают. После того как у меня исчез тайный умысел причинить наместнику зло, я стала находить удовольствие в людских обычаях. Я же родилась на воле и на многое способна.

— А я должен поломать обычаи этого мира. Я хочу убежать с тобой в неведомые дали. А перед уходом надо бы оставить по себе и память в замке.

— И свидетельством ваших деяний будут заросли пурпурных астр? Каждую осень, зацветая, они будут являться людям и напоминать о вас. Это, пожалуй, надежней любых записей.

Мунэёри поднял чарку. Тикуса, наливая ему сакэ, сказала:

— Коли разговор пошел про замок, похоже, что гадательные палочки этого Фудзиути перемешались под влиянием ваших стрел. Я и раньше пыталась выведать намерения хитреца, но он в гадании нечист на руку, а это препятствует моему колдовству, поэтому мне было трудно разобраться в его замыслах, а сегодня я вывела его на чистую воду. Как вы и предполагали, Фудзиути родился за скалистыми горами. Он был злонравен, ему чужды были прозрачные воды его края, и он тянулся к обычаям земли, где извлекают выгоду из людской толкотни и стремятся к богатству и славе. Не стерпев жизни в родной деревне, он преодолел скалистые горы и, утаив свое происхождение, проник во дворец, чтобы при случае выбиться в люди. Обладая сметливостью и разбираясь в гадании на палочках, он даже стал управляющим. И, несомненно, метит выше — он хочет подставить князю ловушку и влить ему в спину яд.

— Удача в дурных делах — защита моей спины. Ее не берут ни стрела, ни яд.

— Фудзиути, рассчитывая на раздор между вами и Юмимаро, замыслил поединок, в котором погибли бы оба соперника. Вы уцелели, и его планы расстроились. Но и сейчас он строит козни и не оставит своих намерений.

— Чего же достигнет этот негодяй, погубив меня?

— Фудзиути метит на должность наместника.

— Должность?

— Он замышляет получить это место после вашей смерти.

— Так это звание для меня ничего не значит. Будь у меня желание — все соседние провинции были бы у меня под пятой. Впрочем, меня интересует другое. Но если бы я погиб, этот негодяй Фудзиути не смог бы стать наместником — на эту должность назначают по указу из столицы.

— Так Фудзиути вчера ночью тайно отрядил верного слугу в столицу с секретным поручением. Он должен подать жалобу и оклеветать вас, выставив сумасшедшим. Более того, этот негодяй намеревается стать мужем Уцуро-химэ, чтобы занять должность наместника.

— Неужто и этот ублюдок снюхался с ней?

— Нет, в замке он единственный, кто не побывал еще в ее опочивальне. Дело в том, что Фудзиути родился обделенным природой. Он стыдится своего крошечного естества и вряд ли осмелится кому-нибудь его показать. И уж тем более Уцуро-химэ, — разве ей угодишь с такой крохотной кисточкой! Да Фудзиути и не из тех, кто в момент, когда будет решаться его судьба, пойдет и силой овладеет беззащитной во сне госпожой.

— Ну, ладно! Разговор ведь не о должности и Уцуро-химэ. Таким ничтожеством, как Фудзиути, я не стану осквернять свою стрелу, но чтобы отрубить ему голову и выставить ее на площади, не надо много времени. Сегодня же вынесем приговор. Я больше не могу проводить здесь время попусту. Есть у меня одно дело…

Мунэёри пил, не хмелея, и почти не слушал Тикусу. Мыслями он был не с ней. Блестящими от нетерпения глазами вглядывался он в ему одному ведомую даль.

— Как вы себя чувствуете, господин?

Мунэёри, бросив чарку, резко поднялся.

— Вершина скалистой горы зовет меня. И я должен позвать ее. Как окликнуть вершину?

Тикуса, припав к его ногам, сказала:

— Господин! Ведь это безумие. Успокойтесь, прошу вас.

— Молчи! И тело, и душа мои спокойны. Сердце подсказывает мне, что я должен пойти на вершину.

— Зачем?

— Слышала ли ты о человеке по имени Хэйта, который живет там?

— Да, — ответила Тикуса, и по лицу ее пробежала тень.

— Я должен посоветоваться с ним по одному важному делу.

— Вы, наверно, собираетесь поговорить с ним об исходе поединка с Фудзиути? Я, по правде говоря, затаила обиду на господина Хэйту.

— Что за обида?

— Как-то раз, когда господин Хэйта был в деревне у подножия горы, я решила обмануть его, обернулась изящной столичной дамой и под покровом ночи прокралась в деревню. Но он догадался, повалил меня наземь и больно высек веткой персикового дерева. Натерпелась я стыда. Для лисы — нет, для женщины — нет большей обиды! Так в чем же наместник рассчитывает на господина Хэйту?

— Хэйта — это ведь я.

— Что?

— И я, и не я. Здесь — я. А на вершине скалистой горы — совершенно чужой человек, незнакомец. Так вот он — почти что я, хоть и далеко от меня. И я должен, не медля ни минуты, подняться на вершину. Иначе нет мне житья в этом мире. Мои стрелы уже парят там, вдали. А я теряю здесь время. Ну, пойдем! Пойдем со мной!