Виктор Курляндский - Тайна Санкт-Петербурга. Сенсационное открытие возникновения города. К 300-летию основания
С падением Константинополя исчез исторически легитимный центр объединения восточной и западной ветвей христианской церкви. Этот город был общей для христиан Римской империи и всего мира столицей великого христианского государства задолго до начала формирования католицизма и православия и последовавшего разрыва отношений между католиками и православными. И Петр I строил именно не новый православный Царь-град, не главный православный город, а мировую столицу, способную в будущем преодолеть исторически сложившиеся разногласия между христианскими народами, центр объединения всего христианского мира. Ему это было нужно, чтобы сравняться в величии с Александром Македонским, Константином I, Владимиром Святославовичем, каждый из которых совершил религиозную революцию в свою эпоху. Поэтому центральный в городе собор назван Петропавловским. А идущая от колокольни собора точно на юг самая протяженная и самая прямая магистраль города обозначает нулевой меридиан.
Петр I как бы говорит: «Вот линия, разделяющая Запад и Восток, но на ней стоит город, построенный для мирной встречи, переговоров и объединения народов». Санкт-Петербург в мечтах царя должен был превратиться в столицу всего христианского мира. Поэтому провозглашение Санкт-Петербурга новой столицей и начало строительства Петропавловского собора состоялось в одном и том же 1712 году — в год 1400-летия объявления Константином I христианства государственной религией Римской империи. Второй кроме Петропавловского собора выделенной Петром точкой является Пулковская астрономическая обсерватория. А это прямое обращение внимания землян к Большому Космосу. А поскольку место для обсерватории выбрано далеко южнее Санкт-Петербурга, Петр I указывает в сторону Египта, то есть в языческое прошлое человечества.
Возвышающийся над Санкт-Петербургом шпиль собора — это новая ось мира, вокруг которой, по мнению русского царя, должны были объединиться все народы, все культуры, все верования. Какой монарх не считал свое государство «поднебесным»? Какой император не называл столицу своей империи «центром мира»? Русский царь попытался воплотить грезы в осязаемую реальность. Дело за малым — единением народов и верований.
3. Столкновение культур
Петр I окончательно и бесповоротно стал рабом великого замысла еще в последние годы XVII века, и вся его деятельность, касающаяся Санкт-Петербурга (а таковой можно признать абсолютно все, что он делал, начиная с подготовки к Северной войне), «прочитывается» как логически последовательное, математически строгое доказательство какой-нибудь сложной теоремы в стереометрии.
Первый и самый очевидный шаг: поставить под контроль и подчинить единой градостроительной программе стихию строительства [12]: «В 1709 году в Санкт-Петербурге была основана первая Комиссия строений, которая со временем превратилась в орган государственного проектирования столицы империи.
С образованием Комиссии строений государство взяло в свои руки строительный контроль.
Предварительное составление генеральных планов стало внедряться в градостроительную практику; гражданское строительство начало преобладать над церковным.
…Стремление ограничить церковное строительство хорошо ощущается во многих документах петровского времени.
В этом отношении интересно предписание Петра архиереям: „…свыше потребы церквей не строить“.
…Потребовалась железная воля Петра, чтобы сломить сопротивление и косность застройщиков. Он воздействовал на них штрафами и даже конфискацией неправильно построенных домов.
Благодаря этим мерам уже в 20-х годах XVIII века Петру удалось осуществить переход к регулярной планировке и застройке во всех вновь основанных городах, включая и столицу империи».
Сказав «А», нельзя не сказать «Б». Если людям запрещается самим решать, какими будут их дом, улица, город, нужна ли им церковь и как должен выглядеть Божий храм, значит, нужно назначить лиц, уполномоченных принимать соответствующие решения. Но приказать заниматься этим кому попало тоже нельзя. В таком сложном деле как градостроительство, не обойтись без таланта и знаний, особенно в момент радикального слома сложившихся за многие столетия русских традиций, питающихся от древних языческих и византийских корней.
Напрашивается решение, которое для Петра I более чем очевидно [12]: «Для осуществления строительной программы, особенно широко развернутой в Петербурге, требовались многочисленные архитектурные кадры.
В начале XVIII века Москва, обладавшая крупными зодчими, все же являлась хранительницей старины, и, следовательно, в новой обстановке, когда сам Петр стремился к европеизации русской культуры, было необходимым приглашение иностранцев.
…в Россию приезжают иноземные архитекторы. Большинство из них сосредоточивается в Петербурге, где под руководством самого Петра и Комиссии строений осуществляются широкие строительные работы.
Начиная с 1713 года в Петербурге работают Шлютер, Шедель, Леблон, Матарнови и ряд других мастеров».
Но Россия не Голландия. Петропавловская крепость, быстро перестав из-за развития военного искусства играть значимую роль в обороне города, не нашла никакого другого применения, кроме как стать тюрьмой, причем такой, о которой в народе ходила слава самой мрачной и тягостной для узников. Тюрьма — главный ориентир для архитектурного ансамбля города?!! Изменить мироощущение русского народа не дано было даже Петру Великому.
Столкновение культур Запада и Востока в Санкт-Петербурге не привело к заимствованию Россией чего-то фундаментально западного, но стало естественным, органичным, закономерным развитию русского градостроительного искусства в предложенных Петром I условиях [12]: «Самый факт приглашения иностранных архитекторов был вызван исторической необходимостью и в свете задач, стоявших перед Россией петровского времени, был прогрессивным явлением. Отдельные иностранные архитекторы, особенно Трезини, Шедель и Леблон, сделали положительный вклад в русское зодчество.
Однако нельзя преувеличивать творческого значения этих мастеров и тем более считать их проводниками западноевропейской художественной культуры, якобы воспринимавшейся в России без каких-либо существенных изменений.
По поводу восприятия Россией европейской культуры В. Г. Белинский говорил: „Петр Великий, приобщив Россию европейской жизни, дал через это русской жизни новую обширнейшую форму, но отнюдь не изменил ее субстанционального основания“».
Более того, приглашенные Петром I западные зодчие, познакомившись с архитектурой российских городов, открыли для себя новые художественные горизонты и постепенно стали частью русской культуры [12]: «Действительно, если подвергнуть анализу творчество архитекторов, прибывших в Россию, то между их первыми и позднейшими работами нельзя не заметить значительной разницы.
Так, Доменико Трезини, долгое время работавший при королевском дворе в Копенгагене, принес с собой в Петербург суровые формы скандинавского зодчества. Эта суровость нашла воплощение в колокольне Петропавловского собора, которая поднимается над равниной Невы подобно шпилеобразным башням Стокгольма, Таллина и Риги. Однако в дальнейшем под влиянием русского зодчества архитектурные формы Трезини заметно смягчились.
Еще более наглядную эволюцию демонстрирует творчество Шеделя, который прожил в России почти 40 лет. Сравнение построек Шеделя показывает, как постепенно, но неуклонно перерождалось художественное мышление этого мастера и как укреплялась связь его творчества с национальной русской архитектурой. И если первые работы Шеделя в Ораниенбауме и Петербурге еще примыкают к западным образцам, то его постройки для Киево-Печерской лавры несут в себе чисто русскую мягкость и получают богатый орнамент, очень близкий к мотивам народного творчества.
…Оторванные от родины и работавшие в течение многих лет в обстановке русской природы вместе с русскими плотниками, резчиками, литейщиками и каменных дел мастерами, попав, наконец, в страну, имевшую высокую национальную художественную культуру, эти архитекторы неизбежно становились мастерами русского искусства.
…Апраксины, Головкины, Кикины, Шереметевы и ряд других аристократических фамилий, еще недавно покинувших Москву, формировали общественное мнение и в сильной степени влияли на иностранцев.
Так, на русской почве в совместной работе с такими передовыми архитекторами, как Земцов или Иван Зарудный, и при воздействии русских запросов и требований переплавлялось художественное мышление иностранных мастеров, органически включившихся в национальное русское зодчество начала XVIII века».
Западное архитектурное завоевание Санкт-Петербурга не состоялось. Об этом, в частности, говорит тот факт, что после смерти насаждавшего почти насильно реформы императора не произошло какого-либо отката градостроительной, архитектурной моды к допетровским вкусам и представлениям [12]: «Петербургская архитектурная школа по-прежнему сохраняла ведущее значение в стране. Однако состав архитекторов сильно изменился ввиду возвращения… первых русских архитекторов, получивших профессиональное образование за границей. Среди них особенно выделялись Коробов и Еропкин, а если вспомнить, что еще в 1720-х годах в самой России сложились такие крупные зодчие, как Иван Бланк, М. Г. Земцов и И. Ф. Мичурин, то станет понятным, какими сильными национальными кадрами обладала Россия в послепетровское время.
