Когда гаснут звезды - Пола Маклейн
Я достаю фотографию Шеннан из кармана куртки, чувствуя тошноту в животе, все волосы на затылке встают дыбом. Я больше не смотрю на пальто. Пальто не имеет значения, только девушка с тяжелой душой, которая его носит. Ее цинизм, ее усталый от мира взгляд. Ее сигнал летучей мыши вспыхивает за ранами.
Все, что пережила Шеннан, здесь, в ее глазах… день, когда ее отец сбежал из города, а мать перестала пытаться, все ссоры, которые она слышала ночью из своей спальни, звук удара кулаком по стене, по лицу ее матери. То, как она пыталась заглушить все это в школьном туалете, ее колени на кафеле, рука какого-то парня на ее затылке, слишком сильно давящая. Несколько раз она сбегала и ничего не находила. Возвращалась и ничего не находила. Снова сбегала. Конечно, я растягиваю, заполняю пробелы. Но с другой стороны, это совсем не натяжка, а невероятно знакомо.
Шеннан — это не я и не Дженни. Она тоже не Кэмерон, но я также вижу, как мы все выстраиваемся друг за другом, создавая версию одной и той же фигуры в мире. Пытаемся верить в людей или в обещания. Пытаемся быть достаточным. Пытаемся — всегда пытаемся — как-то освободиться. Чтобы развернуться.
* * *
Я вытаскиваю гвоздь из пробковой доски, чувствую укол иглы, когда она находит мясистую подушечку моего большого пальца, и меня охватывает ощущение натянутого каната. Номер внизу сообщения в моей руке — это его номер. Тонкий листок бумаги, дрожащий в моих пальцах, все сводится к одной точке, капельке моей собственной яркой крови.
Осторожно прикасаясь только к нижней части проводки, чтобы не потревожить ценные отпечатки пальцев или следы пота, я прошу у одного из кассиров, работающих за кассой, большую сумку с застежкой-молнией и надежно засовываю проводку внутрь, прежде чем подойти к телефону-автомату в задней части кафе, чтобы позвонить в офис шерифа. Трубку берет Шерилин Ливитт.
Благодаря ее голосу, теплому и жизнерадостному, колокольчик продолжает звонить.
— Привет, Шерилинн, — удается мне сказать. — Это Анна Харт. Уилл там?
— Он в поле. Хочешь, я свяжусь с ним по рации для тебя?
— Нет, все в порядке. — Мой голос звучит стеклянно. Я делаю вдох. — Слушай, ты можешь дать мне обратный поиск по телефону на лету? Я подожду.
— Конечно, — говорит она.
Пока я жду, то едва нахожусь в своем теле. Мои мысли путаются, бессмысленные. Наконец на линии появляется Леон Дженц.
— Привет, Анна. У меня есть информация, которую ты хотела. Что случилось?
— Пока трудно сказать. — Снова ощущение бестелесности, и все же я почему-то продолжаю говорить. — Просто иду по следу. Что ты нашел?
— Этот номер зарегистрирован на Центр искусств Мендосино.
Он прямо здесь, в нескольких кварталах отсюда. Конечно, так оно и есть.
— У тебя есть для меня имя?
— Без имени. В студиях художников есть телефоны, и это один из них. Наверное, жильцы часто меняются местами.
— Мы знаем, в какой студии?
— Номер четыре. Как ты думаешь, на что ты здесь напорешься?
— Возможно, на нового свидетеля. — Я без особых усилий вытягиваю ложь из воздуха. — Я дам знать, если что-нибудь выяснится. Тем временем, не мог бы ты передать Уиллу сообщение, чтобы он встретился со мной в Центре искусств, как только сможет?
— Передам.
— 61-
Несколько минут спустя я паркуюсь, оставляя Крикет на заднем сиденье, и подхожу к группе хозяйственных построек, которые стоят здесь с конца пятидесятых. В самой большой из пристроек есть двенадцать пронумерованных квартир, которые функционируют как жилые помещения, а также рабочие помещения для преподавателей и художников в резиденции, шесть наверху и шесть внизу, с изогнутой лестницей промышленного вида между ними.
В квартире по номером четыре пусто и тихо. В пыльном окне слева от входа кусок витражного стекла отбрасывает размытый цвет на бетонную дорожку, красные, синие и желтые сферы.
Я стучу и не получаю ответа, затем проверяю ручку, чтобы убедиться, что дверь заперта, и так оно и есть. Я пытаюсь заглянуть в окна, но они затянуты пылью, паутиной и мухами.
Галерея-студия, куда туристы приходят, чтобы купить расписанные вручную ветровые стекла и пепельницы из дутого стекла, еще не открыта. Вокруг никого, кроме садовника, стоящего на коленях и делящего растение хосты острой лопатой — пожилого мужчины, которого я не узнаю. Он одет в комбинезон и бейсболку, из-под которой торчат пучки его серебристых волос.
Я поворачиваюсь, указывая назад, за спину.
— Вы знаете, кому принадлежит эта студия? Номер четыре.
— Какое-то время пустовала, но в конце месяца из Портленда приедет новый стажер. — Он кладет свои испачканные землей перчатки на колени. — Кого ищете?
— Художника, который ушел.
Его очки затуманены, но взгляд острый. Его плечи расправлены.
— Срок его аренды истек, но все документы находятся в офисе. Почему? Что вам нужно знать?
Я могу сказать, что пробудила его подозрения. На самом деле я, наверное, выгляжу более чем подозрительно, мои волосы растрепаны, а одежда помята и небрежна. Я также запыхалась. Но как бы я ни понимала, что мне нужно притормозить и заверить его, что я не представляю угрозы, я не могу перестать думать о том, как пройти через эту дверь. Человек, который убил Шеннан, а затем похитил Кэмерон, может быть прямо внутри. Его отпечатки могут быть на телефоне, или его имя на квитанции, или на визитной карточке, или на произведении искусства.
— Кто ваш начальник? — спрашиваю я мужчину, а затем приседаю, чтобы встретиться с ним на одном уровне. — Мне нужно попасть в ту студию. У кого есть ключ?
— Я надзиратель. Стэн Уилкс. Что здесь вообще происходит?
Мне требуется несколько долгих минут, чтобы объясниться и убедить Стэна позволить мне заглянуть внутрь. Наконец
