Григорий Диков - Белый волк
Меж тем Яков Карлович со старшими мужиками в избе совет держали, что дальше делать. Решили послать в город за подмогой, пороху еще купить. Вызвался и охотник — взял лошадь и утром из деревни выехал. День его прождали, а к следующему утру лошадь вернулась, в мыле и без наездника. Видать, и его, горемыку, волки съели.
После того случая все порешили, что за частоколом безопасно, а в поле идти, или тем паче на Реку, на ту сторону, в лес — верная смерть. Запретили всем строго-настрого после заката из деревни выходить и стражу назначили за тем берегом следить. Яков Карлович один не боялся, выходил и капканы на ночь ставил, да только все без толку: никто в них не попадался.
Колдунья
Так неделя прошла, потом другая. Все это время Яков Карлович с мужиками частокол укреплял, ворота подлатывал. Баню они разобрали на бревна и избу одну старую. Все сгнившие колья заменили, верх навострили и вперед наклонили. Не верил никто, что волки на приступ пойдут, да уж очень страшно всем было, а заняться нечем. А когда работа есть, о плохом думать не приходится. Вот мужики по целым дням пилили, строгали. И еще оружия разного понаделали — палиц, копей, багров — и всем роздали, даже некоторым бабам, если те просили. Егорка вытребовал себе длинную палку, всю в гвоздях, и целый день с ней не расставался, а на ночь под лавку в избе клал.
Стал Яков Карлович деревенских военной науке обучать: командам разным, строю. К концу февраля, почитай, всю деревню в рекруты забрил, только старые да малые остались. Дед Терентий на все это смотрел-смотрел, да и говорит: «Неужто и вправду, ребяты, думаете волков в бою одолеть? Не возьмут ваши пули колдовского волка!» А наши молодцы ему в ответ: «Ты, дед, коли не помогаешь, то и не мешай — ступай к себе в избу и на печку заберись — небось там волки не достанут!»
Дед Терентий не обиделся, головой только покачал и домой ушел. Всю ночь он не спал, с боку на бок на печке ворочался, а с утра, как солнышко встало, надел тулуп и валенки, взял что-то из сундука, за пазуху положил и пошел из деревни прочь. Долго по снегу шел, пока не пришел наконец на дальний край Гнилого озера. Летом-то там напрямик не пройти, да и в обход непросто — берега какие топкие! А зимой за два часа дойти можно, по льду на лыжах.
На том краю озера перелесок был, а там землянка, вся снегом укрытая, и дым сизый из нее вьется. Подошел Терентий к землянке, наклонился и стал внутрь вглядываться — там ли хозяева? Тут его сзади кто-то окликнул. Обернулся старик и видит: стоит перед ним на снегу старая мордвинка, Ашава[3]. Видать, прошел он мимо нее и не заметил. Да и мудрено ее на снегу-то заметить: на ней чуньки белые, и тулуп из рысьей шкуры, и рукавицы. И волосы у нее белые-пребелые, из-под белой заячьей шапки выбиваются. Только по поясу у нее красной ниткой волшебные письмена прострочены, и веточки рябины нарисованы.
«Здравствуй, — говорит мордвинка. — Давно мы последний раз виделись».
«И тебе здравствовать, — отвечает Терентий. — Да уж, не виделись мы почитай сорок лет — с тех самых пор, как ты из наших краев ушла… Вот этим летом стали люди сказывать, что кто-то за озером снова поселился — я и пришел проведать, не ты ли?»
«Что же летом не пришел, сразу как услышал? Нужды не было? — говорит Ашава. — Ну что же, проходи внутрь, расскажешь».
Отодвинула Ашава полог, зашли они в землянку и сели вокруг огня на чурочки. Ашава котелок на огонь повесила, стала воду греть, веточки в нее бросать разные и травки.
Помолчали они немного. Ашава свое варево разлила в берестовые туески и один себе взяла, а другой Терентию протянула. Потом говорит: «Ну что, дед, я ведь знаю, что не просто так пришел повидаться. Говори, какое у тебя ко мне дело. Заболел, смерти боишься — лекарство попросить хочешь? Или, наоборот, смерть торопишь? Есть у меня и такие лекарства…»
Терентий отвечает: «Эх, стар я стал, чтобы смерти бояться. Но и торопить ее не стану. Не за себя я к тебе пришел просить, а за всю нашу деревню. Не стало нам житья от волков. Как лес на том берегу спалили, не дают нам волки покоя, перестали человека бояться и вот-вот на деревню приступом пойдут!»
«Да уж знаю, — говорит мордвинка. — Этой осенью все вокруг было черное от золы и дыма. Только помогать я вам не стану. Вы каждый год новый лес выжигаете, а все мало. Что мне до твоей деревни? Раньше мой народ на Реке жил, им бы я помогла. Только нет никого из моего народа, все ушли, одна я осталась. А вы для меня люди чужие, пришлые…»
Терентий говорит: «Хоть и пришлые, да не чужие. Ведь Степан, которого волки чуть не загрызли, твоя кровиночка. Помнишь, как родились у нас мальчик и девочка? Ты мальчика мне отдала, чтоб он среди людей рос, а девочку себе взяла в лес на воспитание. Так через мальчика этого, почитай, вся деревня теперь тебе родня. Сын у него младшенький, Егорка, и две дочки на выданье…»
Говорит это Терентий и смотрит на Ашаву. А та насупилась, ложкой в котле мешает и как будто не слышит ничего. Терентий тогда продолжил: «Ну да Бог с тобой. Не хочешь помогать — и не надо, сами справимся. У нас теперь немец живет, с ружьями — он человек смелый, с волками как-нибудь сладит. А тебе я подарок привез. Давно хотел его отдать, да ты из наших краев ушла, мне не сказала, и девочку нашу с собой забрала. Лежал этот подарок у меня почитай сорок лет — дождался, знать, своего часа».
Тут Терентий за пазуху залез и вытащил что-то, в тряпицу завернутое. Развернул тряпицу — а это кукла игрушечная! И так искусно сделана, как живая! Волосы у нее из конской гривы, щечки разрумянены, вместо глаз — два стеклышка зеленых, и наряд — как настоящий, только маленький. Льняной платочек на голове, красной ниткой расшит, с узором рябиновым, и лапотки настоящие, плетеные — даром что с ноготок! Только лицо у куколки темное-претемное, от времени состарилось.
Посмотрел еще раз Терентий на Ашаву — а та как прежде сидит и ложкой в котле мешает. Только в котел слезы падают, одна за одной. Терентий куклу положил, шапку взял — уходить собрался.
Тут Ашава его останавливает: «Постой, не уходи. Как с волками справиться, я не знаю. Вы Белого Волка разбудили, а он свой народ на войну поднял. Надо у бесплотных духов Верхнего Мира совета просить — они для людей главные защитники».
Достала Ашава из плетеной коробки бубен и грибы сушеные. Грибы она заварила и отвар выпила, а потом бубен стала над огнем греть. Как согрелся бубен, она его салом барсучьим по краям помазала и что-то над ним прошептала. А потом стала в бубен бить и над огнем плясать. Пляшет Ашава, вокруг сальные плошки горят, огоньки подрагивают и вместе со старухой танцуют. Бросает она разные травы в очаг, и каждый раз вспыхивает огонь новым пламенем — то синим загорится, то зеленым, а то и вовсе каким-то цветом, названия которому вовсе нет в человеческом языке. Бормочет Ашава непонятные слова — сперва вроде различал Терентий мордвинский язык, а потом и вовсе понимать перестал, что это такое старуха бормочет. Все жарче и жарче становится в землянке — вот уж Ашава догола разделась, а пот с нее так и катится градом, и речь становится все глуше. Устала она наконец, повалилась на шкуру, вытянулась вся и глаза закатила как мертвая.
Испугался Терентий — хоть и видел он раньше, как Ашава колдует, да такого с ней еще не случалось. Тут Ашава открыла рот и заговорила — да не обычным своим голосом, а чужим. И был тот голос тоненький и тихий, детский, как если бы издали маленький мальчик с Терентием разговаривал. Слова, что тот голос сказал, Терентий навсегда запомнил:
Белый Зверь пред собой Белый Путь стелет,Спит Вода под ним до времени,Разбудить бы Воду, да Оратая голос тих,На Заре только и услышишь его,Коли Горло ему скуешь медное!
Сказала это Ашава, голову назад откинула и закрыла глаза. Прислушался Терентий — спит старуха, дышит ровно-ровно, и во сне улыбается. Взял Терентий рысью шкуру, прикрыл мордвинку, полено в огонь подбросил и домой пошел. К утру по своим следам вернулся.
Медное горло
Все утро Терентий думал — что же за совет такой ему бесплотные духи дали? Ну, про Белого Зверя он и сам все понял — это тот Волк, которого его прадед Чур на болоте видел. Да и про Белый Путь все ясно — это Река подо льдом, по которой волки к деревне подбираются. А кто такой Оротай — неясно: в деревне, почитай, все оротаи, все землю пашут, кроме кузнеца да священника. И как ему, Оротаю, сковать «горло медное»?
Ничего не придумал Терентий, а на четвертый день решил к попу сходить. Не стал он ему рассказывать про Ашаву и ее колдовство: поп колдовства не одобрял. Придумал Терентий, что явился ему ночью ангел Божий и подсказал, как с волками справиться. А про себя решил: «Может, и не соврал я сильно батюшке — ведь духи эти почти как ангелы и есть, только называются по-другому, а все одно — хотят человеку добра, защищают его от напастей, путь указывают…»
