Софья Ролдугина - Кофе со льдом
И, наверное, детям чуточку легче становилось при мысли, что наставник тоже в полной мере познал горечь сиротства и теперь понимает их чувства.
Приняв со всеми положенными формальностями чек и коробки с подарками, отец Александр благословил меня и Мэдди, вручив нам по освященной веточке жасмина. Высохший за зиму стебелек легко крошился в руках, но пряный запах цветов был сильным, как будто их сорвали только что. Следуя ритуалу, я приколола жасмин к накидке над сердцем. Мадлен последовала моему примеру. А священник вдруг шагнул к Эллису — и стиснул его в таких крепких отеческих объятиях, что у того, кажется, даже кости хрустнули.
— Давненько тебя не видать было, Эллис, — с укором произнес отец Александр. — Уж полгода не заглядывал к детишкам. Это ж чем они такую немилость заслужили?
— Ничем, — сконфуженно ответил детектив и дернулся, пытаясь вырваться из медвежьих объятий. — Работа у меня ответственная, все время жрет. Но я вас не забываю, к Сошествию денег послал, сколько наскреб!
— Да разве ж в них дело? — тяжко вздохнул отец Александр и наконец отпустил Эллиса. Тот инстинктивно шагнул назад, покашливая и потирая бока. — Милостью Небес у нас и еды всегда хватает, и крыша над головою есть. А детям-то чего надо? Игрушек, думаешь, подарков? Как бы не так! — и священник отвесил Эллису душевный щелбан прямо по лбу. — Вниманья им надо, да заботы, да совет вовремя дать. Кто к нам обещал на Сошествие прийти?
— Ну, я, — неохотно признался Эллис, потирая ушибленное место.
— Обещал, да не пришел.
— Ну, не пришел. Но это не моя вина была. У меня опасная служба, — пробормотал Эллис и скосил на меня глаза. — И срочные задания.
Отец Александр вздохнул, скрестив на груди ручищи.
— И что же, все за убивцами гоняешься?
— Гоняюсь, — ответил просто Эллис и вдруг посерьезнел. — Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Джеральд не вернулся?
— Нет, — священник нахмурился и быстро взглянул на меня. — Мы все были бы рады твоей помощи, Эллис, Небеса видят. Но сейчас я должен…
— Глупости, — резко махнул он рукою. — Леди Виржиния сама может себя развлечь и в светских танцах вокруг да около не нуждается. Поверьте, она человек разумный… и знает достаточно много. В том числе и обо мне. И о моей работе.
Выражение лица у отца Александра сделалось странным.
— Так вот оно что, — почесал он подбородок задумчиво. — Значит, вот кто та «молодая особа знатного происхождения, имеющая недурственные способности к сыску»? Ты хоть понимаешь, окаянная голова, что с тобою будет, ежели у этой леди хоть волосок с головы упадет?
Священник говорил так тихо, что я, находившаяся шагах в четырех от него, едва различала слова.
— Леди Виржиния не будет рыдать из-за одного волоска, — вызывающе громко отчеканил Эллис, не глядя на меня. — И постоять за себя она сумеет получше некоторых дурней из Управления. И она знает, зачем я приехал сюда.
Священник вздохнул.
— Годы идут, а ты, Эллис, все таков же. Дерзишь, меры не знаешь…
— Нет, он прав, — вмешалась я. Мне изрядно надоело быть всего лишь фоном для диалога старых знакомых. — Отец Александр, я понимаю, что сейчас самое важное — найти пропавших детей. Поэтому оставим на время этикет и традиции. Поговорите с Эллисом… то есть с детективом Норманном, это важнее. Единственное, о чем я попрошу — это дать мне сопровождающего, чтобы тот помог найти общий язык с детьми… и самих детей, — добавила я шутливо, кивнув на темное здание приюта.
— Сестра Мария об этом позаботится. Я попрошу ее, — священник улыбнулся мне тепло, словно это и не он только что сурово отчитывал Эллиса. — Прошу прощенья, что так вышло. Вы сюда пришли с благими намерениями…
— Благие намерения не нуждаются в почестях, — прервала я его мягко. — К тому же здесь нет газетчиков, которые жаждут запечатлеть графиню в толпе благодарных за помощь монахинь или счастливых детей. Поэтому считайте просто, что я хочу узнать немного о месте, где вырос человек, который спас мне жизнь. И, если сумею, — помочь нынешним воспитанникам приюта.
Мэдди торопливо выступила вперед, похлопала сначала по корзинке, потом указала на темное здание приюта, потом изобразила, будто ест что-то, вопросительно вздернула бровь — и заулыбалась.
— А моей компаньонке Мадлен не терпится узнать, понравится ли детям ее выпечка, — невозмутимо перевела я пантомиму подруги в нормальную речь.
На лице священника отразилось замешательство.
— Ваша спутница не может говорить?
— Нет, — коротко ответила я, давая понять, что разговора на эту тему не будет. — Однако она очень хотела бы хоть немного помочь бедным детям, которым повезло в жизни еще меньше. С вашего позволения, мы пройдем внутрь? — указала я рукою на приют. — Здесь все же немного холодно…
Спохватившись, отец Александр повел нас к приюту. Забавная получилась процессия: первым шел священник, рядом с ним Эллис — оба в изрядно потрепанных одеждах и сердитые друг на друга; затем мы с Мэдди, в похожих темно-голубых платьях — разве что мое было дороже, и на накидку пошел мех, а не плотная шерсть; и, наконец, Лайзо с двумя большими коробками.
Вот уж кому приходилось труднее всех — по скользкой тропинке и без всякой ноши подниматься было нелегко.
В самом приюте оказалось не намного теплее, чем снаружи. То есть ветер, конечно, не дул, и мелкий, колючий снег не сыпался на наши головы, но все равно снять верхнюю одежду я не отважилась. Окна от сквозняков были забраны плотными ставнями, щели между створкой и стеною забиты старыми тряпками, поэтому света отчаянно не хватало. Горели газовые светильники. Низкие потолки, сырые стены — не лучшее место для детей.
Я сглотнула.
— Здание старое, обогревается печами, — тихо произнес Эллис за моим плечом, отвечая на так и не высказанный вопрос. — Зимою всех воспитанников переселяют на нижний этаж, в дальний конец здания. Отец Александр уже несколько лет откладывает пожертвования, чтобы сделать котельную и водяное отопление. Но в позапрошлом году была эпидемия, пришлось оплачивать врачей и лекарства. А в прошлом рухнула часть крыши. Ее всем миром перестилали, но много ли дети сделают? Да и починить хочется так, чтоб долго простояло… Так и живём.
«Живём».
Эллис до сих пор считал приют своим домом.
Отец Александр ненадолго отлучился и вернулся уже со спутницей. Это была монахиня — женщина хмурая, с потухшими глазами и теми особенными морщинами у рта, которые бывают у рано состарившихся людей. Увидев нас, она улыбнулась, вроде бы и приветливо, но без теплого чувства.
— Кочерга, — почти беззвучно пробормотал Эллис и скривился. А потом с явным усилием воли растянул губы в кислой улыбке и громко поприветствовал женщину: — Сестра Мария, а я-то думал, вы уже бросили с детьми возиться. Неужто решили на год-другой остаться еще?
Монахиня дернула плечом. В глазах ее промелькнула тень раздражения.
— Если я уйду, то кто же будет учить арифметике и чтению всех этих скорбных умом? Кто еще сможет держать их в строгости, направлять на верный путь? Они же так и норовят сбежать, чтоб пополнить ряды попрошаек и воришек!
Священник кашлянул.
— Сестра моя…
— Что? Разве я не права? — и с этими словами она уперла руки в бока и вызывающе вздернула подбородок. — Когда Сьюзен сбежала с тем проходимцем, кто ее за косы приволок обратно? Вы? Нет, я! И хоть она кричала на меня поначалу, потом спасибо сказала, и не раз. А вы, вы все можете только потакать их скверным наклонностям. Детям нужна строгая рука! — тут монахиня наконец удостоила меня своим вниманием и сухо кивнула: — Добрый день, леди. Позвольте помочь вам освоиться тут у нас… К слову, кошелька у вас собою нет?
— Есть, — созналась я, несколько обескураженная напором.
— Уберите подальше. У Нэнси очень шустрые ручки, а Моррис в прошлый раз стащил у врача серебряные часы из кармана. Было очень, очень неловко. Впрочем, нам нужно спешить. У детей скоро обед, а распорядок дня нарушать нельзя. Это подрывает дисциплину.
Признаться, тут я задумалась, почему Эллис назвал эту женщину «кочергой». Уж не из-за несгибаемого ли характера?
Отец Александр с Эллисом благополучно сбежали, бросив нас на растерзание суровой монахине. А она времени зря не теряла. Сразу велела Мэдди выйти на порог отряхнуть накидку от снега — «чтоб не натекло на пол», мне — сделать «лицо построже, а то эти детки вам сразу на шею сядут». Разузнала, что в коробках, что в корзинах, на какую сумму был подаренный чек… Потом обернулась к Лайзо, так и застывшему с коробками в руках, и приготовилась, видимо, и ему сделать замечание. Но он то ли от растерянности, то ли по привычке, вдруг улыбнулся ей и глянул из-под ресниц так, что даже у меня жар прилил к щекам.
Сестра Мария закашлялась, но быстро справилась с собою, выстроила нас в колонну и повела — по коридору темному и холодному, сквозь запахи газа и сырости.
