Лорел Гамильтон - Список на ликвидацию
— Ты доверяешь мужчине уложить тебе одежду?
— Обычно он с этим отлично справляется. А пижаму, боюсь, уложил ради того, что хочет видеть.
— Да уж, настоящий мужчина! — фыркнула она.
Я вздохнула:
— Тоже так думаю.
На просторной футболке, которую она надела, пел в микрофон кто-то, кого я не узнала. Я нырнула под одеяло, дешевые хлопчатобумажные простыни были как в каждом отеле или мотеле в этой командировке. Мне бы сейчас шелковые простыни на кровати Жан-Клода или мягкие дорогие хлопковые, как у меня с Микой и Натэниелом. Избалованна я хорошим постельным бельем.
— Ты всегда спишь с таким количеством оружия?
— Да.
Не совсем правда. Я всегда сплю с пистолетом под рукой, но обычно наручные ножны с тонкими серебряными лезвиями снимаю. Они не слишком удобны, чтобы в них спать, но если ребята из «Арлекина» быстрее обычных вампиров и оборотней, может не остаться времени лезть под подушку за пистолетом. Выхватить клинок из ножен быстрее, потому что пистолет под подушкой либо в кобуре, либо на предохранителе, и потому в любом случае получается на несколько секунд медленнее, чем просто выхватить ножи. Большой нож, который обычно ношу на спине, я положила рядом с кроватью на рюкзак, чтобы иметь возможность достать его при необходимости, хотя, честно говоря, если первые два ножа и пистолет мне не помогут, то вряд ли я успею дотянуться до третьего.
С этой жизнерадостной мыслью я выключила свет на своей стороне комнаты.
Вдруг стало очень темно — только полосочка искусственного света пробивалась из-за немного раздвинутых штор, закрывающих балкон — просто бетонную дорожку с перилами. Дверь вела прямо в ночь. Вампир не сможет войти в комнату без разрешения, но оборотень вполне, и человек под властью чар тоже может, и…
Мне этот номер нравился все меньше и меньше, но он был дешев, а я уже знала, что, если разъезжаешь на казенные даймы, казна их старается у тебя отжать. Про центы вообще и речи не идет.
Из не совсем полной темноты донесся голос моей соседки:
— А Джеральд Мэллори прав, что вампиры легче соблазняют женщин, чем мужчин?
— Нет.
— Почему же ты — единственный маршал, который с ними живет?
— Ты была влюблена когда-нибудь?
Лица ее я не видела, но слышала, как она замерла, как потом зашуршали простыни.
— Да.
— Ты в него влюбилась обдуманно?
Снова зашелестели простыни.
— Такие вещи не обдумываешь, они просто происходят.
— Вот именно, — сказала я.
Вздохнула в темноте кровать — моя соседка повернулась с боку на бок.
— Дошло. Я видела фотографии твоего мастера города. Красавец, если кто любит белых мальчиков.
Она засмеялась.
Мне тоже стало весело:
— Я тоже так думаю. Спокойной ночи, Карлтон.
— Называй меня Лайла, а то меня все парни зовут Карлтон. Хочется иногда и имя свое услышать.
— О'кей, Лайла. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Анита.
Она еще перевернулась пару раз, шелестя простынями, потом стало слышно ровное дыхание спящей. Мы с Эдуардом будем играть по теории, пока не будут объединены ордера, а Тогда начнем свою собственную охоту. До тех пор нам придется ждать переназначения ордера. Беда в том, что единственный способ такого переназначения — чтобы кто-нибудь из маршалов оказался слишком сильно ранен или слишком сильно мертв, чтобы завершить охоту.
Лежа в темноте, я снова и снова думала: «Господи, только бы ее не убили».
Глава 5
Как почти каждую ночь последний месяц, пришел опять этот сон. Менялись детали, но тема оставалась, и темой этой был Хэвен — не пристанище мира и отдыха[3], а мой любовник, которого я убила. Иногда он во сне умирает в моих объятиях. Иногда мы соединяемся в любовном объятии, и он истекает кровью прямо надо мной. Иногда, как в кино, прокручивается сцена его смерти. Сегодня был новый вариант, но после прошлых кошмаров он казался не худшим.
Я стояла в лабиринте черных стен. Скользкие, почти блестящие, почти каменные, почти зеркальные, и призрак моего отражения колебался в черных поверхностях. Я думала, это обычный кошмар, пока не услышала его голос. Хэвен звал откуда-то из лабиринта:
— Анита, я иду! Анита!
Ага. Сегодня он охотится за мной. Иногда меняться местами — это так несправедливо!
На мне футболка, кроссовки, пояс с пряжкой, а оружия при себе нет. Ну все лучше и лучше…
— Я тебя чую, Анита. Запах твоей сладкой кожи.
Я двинулась по черному лабиринту прочь от голоса.
Подумала, что мне бы нужно оружие. Подумала о своем усиленном браунинге — и он возник в руке. Сон это. Я могу его изменять в некоторых пределах. Обычно я могу вырваться из снов, но сны с Хэвеном меня будто не выпускали. Наверное, чувство вины заставляло остаться и созерцать ужасы.
Я пошла быстрее, сворачивая только налево. У всех лабиринтов одно и то же свойство: одно направление ведет наружу, другое — в центр. Почему я выбрала левую сторону — не знаю. Почему нет? Я только молилась, чтобы этот путь выводил прочь из лабиринта, а не глубже во тьму. Но кошмар есть кошмар, там никогда не побеждаешь. В кошмарах ты терпишь поражение — снова, снова и снова.
Центр лабиринта оказался большим квадратом с фонтаном посередине. Фонтан состоял из черных квадратов и тихо пульсирующей воды, что в центре жуткого и темного как ночь лабиринта было не так уж плохо. Могло быть хуже — и тут же при этой мысли худшее вышло из проема противоположной стены. Оно было шести футов росту, худощавое, мускулистое, красивое суровой красотой. Волосы у Хэвена остались такие же короткие, гелем уложенные в шипы, выкрашенные во все оттенки синего, как будто искусный парикмахер решил сделать вид, что волосы могут быть синими от природы и с переливами яркости. От этих волос светло-синие глаза казались еще синее — так ли это, сказать было трудно, потому что цвета волос и глаз у него всегда были очень близки. Эти синие волосы и татуировки «Улицы Сезам» на плече и навели меня на мысль о кличке «Куки-монстр».
— Чего ты хочешь, Хэвен?
— Чего всегда хотел. Тебя.
— Не получится.
— Здесь — получится. Здесь только я, и больше никого.
— Да пошел ты в…
— Согласен.
— Ты мертвый. Мертвый. Я тебя убила.
— Это я помню.
— Ты мертвый, ничего ты помнить не можешь. Ты просто моя вина, которая приходит каждую ночь.
— Правда? — спросил он таким голосом, что я не могла не задать встречный вопрос:
— А кем же ты еще можешь быть?
Из входов по сторонам квадрата вышли другие фигуры. В белых масках, в черных плащах: «Арлекин». Я подняла пистолет, навела его не очень понятно куда: их слишком много, а такой быстроты у меня даже во сне нет.
Хэвен шевельнулся, я глянула на него. Он был одет в черный плащ, в руке держал белую маску.
— Проснись, — сказал он. — Мы пришли.
Я проснулась, таращась в темный потолок, чувствуя, как колотится пульс, перехватывает дыхание, и тут я это услышала. Дверь. Не ручка двери, но что-то ее слегка задело — первое осторожное прикосновение. Вытащив пистолет из-под подушки, я стала думать, как предупредить Лайлу так, чтобы они не услышали. Там вампиры или оборотни — эти услышат любой шепот. Они, кстати, услышали и перемену моего сердечного ритма и теперь знают, что я не сплю.
Я еще успела сказать Лайле, что они здесь, она села на кровати, но за оружием не потянулась. Черт, а в дверях не было никого. Светлый и пустой проем, наполненный ночью и искусственным светом с парковки. Я услышала этот звук — треск половицы, поняла, что кто-то ползет по полу, закрытый от меня кроватью Лайлы.
Она уже держала в руке пистолет и спросила шепотом.
— Что это? Почему дверь открыта?
Я хотела сказать: «Рядом на полу!» Но вот только что она была здесь с пистолетом в руке, а следующую секунду закружилось вокруг нее что-то черное, и она исчезла. Я видала быстроту ликантропов и вампиров, но сейчас увидела лишь взметнувшийся черный плащ, перетащивший Лайлу на свою сторону кровати. Не просто быстро, а как будто существо это, кем бы оно ни было, само возникло из черной ткани плаща. Блин, так не может быть. Мне замылили мозги? Если да, то меня ждет поражение не в кошмаре, а в реальности.
— Заори — и я ее убью, — сказал голос на той стороне кровати. Мужской, рычащий. Скорее всего оборотень какого-то вида.
— Откуда я знаю, что она еще жива?
— Ты думаешь, я мог бы убить ее так быстро?
— Да, — ответила я.
Он засмеялся.
— Девушка, скажи что-нибудь.
Секунда молчания, тихий стон боли и голос Лайлы:
— Я жива.
— Ты цела?
— Да.
— О, как прискорбно слышать, будто ты думаешь, что невредима. После моего следующего действия ты убедишься, что это далеко не так.
— Оставь ее.
— Оставим, если ты нам дашь, что мы хотим.
— Чего вы хотите?
