Ким Ньюман - Эра Дракулы
Лицо Чарльза казалось пустым, но внутри он был предельно собран.
— Ты можешь остаться в экипаже, — сказал Борегар настойчиво и убедительно. — В безопасности. Со мной будет все в порядке. Это не займет много времени.
Женевьева покачала головой. Она подумала, что избегала Влада Цепеша веками, но теперь готова встретиться лицом к лицу со всем, что попадется им во дворце.
— Жени, я умоляю тебя. — Его голос почти срывался.
Две ночи назад она была с Чарльзом, нежно слизывала кровь с порезов на его груди. Она понимала и знала его тело. Вместе они занимались любовью. Она знала и понимала его.
— Чарльз, почему ты так беспокоишься? Мы — герои, нам ничего бояться принца. Я — старейшина.
Экипаж остановился у крыльца, больше похожего на пасть, и лакей в напудренном парике открыл им дверь. Женевьева вышла первой, найдя приятным мягкий хруст чистого гравия под ногами. За ней, оправляя плащ, последовал Чарльз, напряженный, как натянутая тетива. Она взяла его под руку и прижалась к нему, но это Борегара не успокоило. Он с нетерпением ожидал того, что увидит во дворце, но предвкушение омрачалось страхом.
Позади дворцового ограждения, как обычно, стояли толпы. Мрачные зеваки всматривались сквозь прутья решетки, ожидая смены караула. Около ворот Женевьева увидела знакомое лицо, китайскую девушку из Старого Джейго. Она стояла вместе с высоким старым человеком восточной наружности, чей вид почему-то казался зловещим. Позади него, в тени, находилась еще более высокая, древняя форма ориентального вида, и в разуме Дьёдонне мелькнула вспышка былого ужаса. Оглянувшись, она обнаружила, что китайская компания исчезла, но сердце у Женевьевы по-прежнему билось чересчур сильно, Чарльз все еще не рассказал ей всей истории, стоявшей за сделкой с убийцей-старейшиной.
Лакей, вампирский юноша с лицом, выкрашенным золотой краской, повел их к широкой лестнице и ударил в створки дверей длинной палкой. Те разошлись, словно сработал какой-то неслышный механизм, и открыли мраморное пространство приемного зала со сводчатым потолком.
Так как ее единственное приличное платье пришло в негодность, Женевьева была вынуждена найти ему замену. Она надела обновку в первый раз, простое бальное платье без турнюров, оборок и воланов. Дьёдонне сомневалась, что Влад Цепеш уделяет внимание формальностям, но предполагала, что для королевы стоит постараться. Она помнила ее предков как курфюрстов Ганновера. Единственным непривычным для двора украшением Женевьевы оказалось маленькое золотое распятие, сменившее бессчетное количество цепочек. Только оно осталось от ее «теплой» жизни. Настоящий отец дал его ей, утверждая, что крест благословила Жанна д'Арк. Женевьева в этом сомневалась, но каким-то образом ухитрилась пронести драгоценность через столетия. Множество раз она оставляла целые жизни — дома, владения, гардеробы, поместья, состояния, — сохраняя только крест Орлеанской Девы, которого та, скорее всего, никогда не касалась.
Тридцатифутовый просвечивающий занавес из шелка разошелся на шнурах, и Женевьева и Чарльз прошли внутрь. Эффект был такой, словно гигантская паутина раздвинулась, завлекая неосторожную муху. Появились слуги, которых возглавляла фрейлина, у Чарльза и Женевьевы забрали плащи. Карпатец — вместо лица маска из жесткого волоса — встал рядом с Чарльзом и потребовал, чтобы тот передал ему трость. Серебро не приветствовалось при дворе. А у Дьёдонне оружия не было…
…Он испробовал все, пытаясь отговорить ее идти с ним, только не открыл ту цель, которую ему предстояло исполнить. Борегар знал, что погибнет. Его смерть послужит цели, и он был к ней готов. Но сердце его тянуло болью при мысли о том, что могло стать с Женевьевой. Он понимал, что это не ее крестовый поход. Если бы такое стало возможно, он бы помог ей сбежать даже ценой собственной жизни. Но его долг оказался важнее, чем судьбы их обоих.
Когда они были вместе, согретые любовью, Чарльз сказал ей то, что никогда не говорил никому, кроме Памелы.
— Жени, я люблю тебя.
— И я — тебя, Чарльз. Тебя.
— Что тебя?
— Люблю, Чарльз. Я тебя люблю.
Ее рот снова приник к нему, и они перекатились на другую сторону кровати, наслаждаясь уютом и спокойствием…
…Броненосец крутился у ее ног, с седалищем, запачканным испражнениями. Влад Цепеш опустошил зоопарк в Риджентс-парке, и теперь экзотические виды животных свободно шатались по дворцу. Этот несчастный неполнозубый был одним из наиболее безобидных.
Фрейлина, которая вела их через напоминающее собор пространство приемного зала, носила черную бархатную ливрею, королевский крест красовался на ее груди. В узких клетчатых штанах и высоких, до колен, сапогах с золотыми пряжками, она походила на пажа из пьесы. Хотя женщина была симпатичной, ее лицо потеряло всю женственную мягкость, которой она, скорее всего, обладала в «теплой» жизни.
— Мистер Борегар, вы забыли меня, — сказала она.
Чарльз, погруженный в собственные мысли, вздрогнул от изумления. Он пристальнее вгляделся во фрейлину.
— Мы встречались у Стокеров, — объяснила она. — Несколько лет назад. До перемен.
— Мисс Мюррей?
— Теперь вдова Харкер. Вильгельмина. Мина.
Женевьева знала, кто эта женщина: одна из потомства Влада Цепеша. Первое завоевание принца-консорта в Британии после Люси, любимой Сьюарда. Как Джек и Годалминг, она была в компании Ван Хелсинга.
— Значит, этим ужасным убийцей оказался доктор Сьюард, — задумчиво продолжила Мина Харкер. — Его пощадили только для страданий, причем не одного его, но и других. И лорд Годалминг. Как разочаровалась бы Люси в своих ухажерах.
Женевьева всмотрелась во фрейлину и поняла, что эта женщина была обречена — обрекла себя — жить с последствиями поражения. Неспособностью воспротивиться Владу Цепешу, неудачей ее круга загнать и уничтожить захватчика.
— Я не ожидал найти вас здесь, — вырвалось у Чарльза.
— На службе в аду?
Они достигли конца зала. Над ними нависали высокие створки дверей. Мина Харкер — глаза словно горящий лед — посмотрела на них обоих, постучала по дереву костяшками пальцев, и этот звук казался в раздающейся эхом тишине таким же громким, как и выстрелы из револьвера…
…Борегар вспомнил «теплую» Мину Харкер, непритязательную и прямую, которая сидела рядом с Флоренс, Пенелопой и Люси и соглашалась с Кейт Рид, что женщина должна сама зарабатывать себе на жизнь, быть больше, чем просто украшением. Та Мина умерла, а эта белоликая придворная служанка стала всего лишь ее призраком. Сьюард тоже превратился в привидение, как и Годалминг. Именно они, принц-консорт и череп на пике, несли по большей части ответственность за крах человечества.
Внутренние двери открылись рывками, с шумом, и жутковатый на вид слуга впустил их в хорошо освещенную переднюю. Гротескные уродства его тела только подчеркивались сделанным на заказ пестрым костюмом. Он был не «новорожденной» жертвой, катастрофически неправильно прошедшей смену формы, но «теплым» человеком, страдавшим от невероятных родовых травм. Его позвоночник перекрутило, наросты, похожие на буханки хлеба, выступали из спины; конечности, за исключением левой руки, изогнуло и раздуло. Голова разрослась из-за костяных шишек, откуда торчали завитки волос, а черты лица почти полностью скрывали бородавчатые опухоли. Майкрофт приготовил его к этому, но Борегар все равно почувствовал, как сердце закололо от жалости.
— Добрый вечер, — сказал он. — Меррик, не так ли?
Где-то глубоко в одутловатых рытвинах чудовищного лица появилась улыбка. Слуга поздоровался, слова его звучали неразборчиво — мешали говорить складки плоти вокруг рта.
— Как поживает Ее Величество сегодня вечером?
Меррик ничего не ответил, но Чарльз вообразил, как непроницаемое пространство его черт складывается в какое-то выражение. В единственном видном глазу читалась грусть, а в складке изуродованных губ — мрачная решимость.
Борегар передал Меррику визитную карточку и сказал:
— Поклон от клуба «Диоген».
Мужчина понял, и его огромная голова качнулась. Он был еще одним слугой тайного совета.
Меррик повел их через переднюю, сгорбленный, точно горилла, размашисто отталкиваясь от пола длинной рукой с кулаком, напоминающим палицу. Похоже, принца-консорта забавляло держать это бедное создание рядом. Борегар не мог не почувствовать еще большего отвращения к вампиру. Меррик постучался в двери, превышающие его рост в три раза…
…Смехотворно поздно она поняла, что Чарльз боится не того, с чем ему предстоит столкнуться во дворце. Он боялся за нее, боялся последствий того, что скоро должно было произойти. Борегар взял ее за руку и крепко сжал.
— Жени, — голос его едва превышал шепот, — если то, что я сделаю, принесет тебе вред, я искренне сожалею.
