Pale Fire - Вампир

— Несмотря на то, что я намеревался убить вас?

— Эрик, как сотворенный вампир вы редко питаете личные чувства к жертве. Когда вы неосторожно выпили моей крови, в этом не было ничего личного, и как-то повлиять на ваши отношения с моей дочерью тот эпизод не может. И если вы ей не проговоритесь, она и не узнает. Что же до кровопийства вообще, то когда-то я и сам был небезупречен в этом отношении. Правда, для подобных мне кровь — не пища, а нечто вроде наркотика, но было время, когда я чрезмерно увлекался этим наркотиком.

— То есть вы — тоже вампир?

— Да. Природный вампир, или носферат. Ваш мир не является для меня естественной средой обитания, но я — изгнанник в третьем поколении, так что это неважно. Сопряжение Сфер, знаете ли. Как так называемый высший вампир, я невосприимчив к дереву, серебру, чесноку, солнечному свету, огню, холоду, многим ядам.

— Стало быть, эти свойства я получил от вас?

— Да. По-видимому, моя кровь завершила ваш метаморфоз. Дело в том, что здешние сотворенные вампиры — это следствие неудачнейшей попытки создать ведьмаков.

— Я не знаю, что такое ведьмак.

— В мире, где я родился, первоначально ведьмаки были кланом прошедших метаморфоз и специальное обучение воинов. Они охотились — за плату — на чудовищ хаоса, опасных для людей: на все виды природных вампиров, кикимор, василисков, оборотней, гулей, упырей… да мало ли вокруг людей вертелось нечисти. Правда, большинство ведьмаков никогда не трогало иные разумные расы, от русалок до драконов. Ведьмаки получали некоторую магическую подготовку, очень основательную — боевую, причем для одиночного боя, знания обо всех видах опасных для человека существ и способах борьбы с ними, некоторые навыки в снятии чар, знание языков. Ведьмаков было немного: подготовка занимает около пятнадцати лет, причем из сотни детей, над которыми производилось так называемое первое Испытание Травами, к концу обучения выживало пятеро. Но эти выжившие были невосприимчивы к магическим воздействиям, нечеловечески быстры и выносливы, их физиология была изменена так, что большинство ядов на них не действовало, они обладали ночным зрением, регенерировали примерно в пять раз быстрее обычного человека и жили гораздо дольше. Правда, по понятным причинам большинство ведьмаков умирало не в постели.

В этом мире тоже додумались до ведьмаков, но решили сократить процесс, и начинать не с детей. Здесь создали сыворотку — вирус, который давал силу, скорость, ночное зрение и возможность воздействовать на сознание. И разработали некий ритуал, инициацию, во время которой младший перенимал у старшего боевые и магические навыки. Основы были заложены примерно семь тысяч лет назад в Центральной Африке: именно там количество нечисти было самым большим. Мальчики проходили обучение, а потом инициировались. В инициацию входила клятва на крови старшего.

Примерно в седьмом поколении ведьмаков вирус мутировал, и кровь зараженных стала терять железо и некоторые ферменты и гормоны, влияющие на работу мозга. Одновременно у них стала проявляться гелиофобия, непереносимость серебра и аллергия на некоторые виды растений. Чтобы компенсировать болезнь крови, они стали пить кровь животных, но вскоре выяснилось, что лучший эффект давала человеческая. Сопереживание же агонии усиливало магические способности. Во втором поколении у пьющих кровь произошли необратимые изменения психики, появилась наркотическая зависимость от чужой смерти.

— На этом ведьмаки кончились и появились сотворенные вампиры?

— Да. Грустная история, вы не находите?

— Пожалуй. А у вас есть предположение о причинах, по которых при сотворении вампира человек должен был быть умирающим?

— Меньше сопротивление. Сделать вампира из здорового и сильного человека невозможно: вирус будет отторгнут иммунной системой. Зараженный либо умрет, что, как мне кажется, бывает чаще, либо сойдет с ума, потому что первоначальное воздействие направлено на мозг. К тому же, при всеобщем отношении к вампирам, мастеру нужно очень тщательно выбирать будущего птенца: тот должен либо быть очень увлечен мастером, фактически, лишен воли, либо яростно хотеть жить и властвовать. Птенцы первого типа обычно проходят метаморфоз очень юными и никогда не становятся мастерами, вторые же склонны к диктату и тирании. Довольно часто они убивают своих мастеров, потому что не терпят ничьего контроля.

Эрик ничего не сказал на это. Регис был прав, по крайней мере в том, что касалось эмоциональных векторов вампиров.

Эрик помнил, как он стал вампиром. Ему было восемнадцать, он любил и был унижен и отвергнут. Ему хотелось умереть. Райанс, ирландский менестрель, появился, притянутый этим желанием, и предложил смерть — или бессмертие и власть. Умирать в восемнадцать лет не хочется. Эрик был привязан к своему мастеру так сильно, как редко случается с птенцом, и освободился от зависимости только после его смерти. Но его характер как вампира уже сложился.

— Интересно, что ведьмаку, чтобы успешно убивать и выжить, важна эмоциональная холодность. Многие виды нежити бывают весьма убедительны. Тем не менее, самый лучший из ведьмаков, которого я знал, был одержим идеей, в основе которой лежали любовь и преданность.

— И он не убил вас? Извините.

— Пустяки. Хотел убить, но передумал. Я привязался к нему, его смерть обошлась мне очень дорого. Но это уже моя личная история.

— А мать Беатриче — носферат?

— Нет, — коротко сказал Регис.

Эта тема была закрытой — для Эрика, по крайней мере. И он сказал:

— Вы знаете тему прекрасно.

— Я специально изучал ее, вскоре после того, как обнаружил, что в этом мире мало природных вампиров, но множество сотворенных.

— И многие из них, напившись вашей крови, становились ведьмаками?

— Вы один. Остальные умирали, почти сразу. Паралич мышц, паралич сердца, судороги, смерть. Оставляя вас на кладбище, я был уверен, что вы умрете до рассвета. У меня нет никаких идей относительно причин вашего преображения. Может быть, вам они известны: насколько я понимаю, окончание метаморфоза процесс духовный, а не физический.

— Считается, что у вампиров нет души. Или что она проклята.

— Это ошибочное мнение. В любом случае, для меня ваше преображение загадка. Я даже не знаю, как вы отнеслись к нему.

— Трудно сказать. До конца я поверил в него, только когда увидел свое отражение в зеркале, а это было всего три дня назад. Я три с лишним месяца провел на солнце, полюбил прекрасную девушку, убил пятерых… скажем так, собратьев. Но это не главное. Видите ли, мистер Регис, самое худшее в существовании сотворенного, как вы говорите, вампира — не необходимость убивать, не страх солнца, не одиночество — к этому можно привыкнуть, — а постоянное напряжение. Я никогда не спал трижды в одном и том же месте, никогда не охотился в одном и том же районе два раза подряд. Приходится помнить долготу ночи в зависимости от времен года, лица, имена, события, следить за изменениями в языке, за политикой, за множеством всяческих мелочей. Я люблю драгоценности, но коллекционировать их опасно. Любое постоянство опасно для вампира, оно дает возможность его выследить. У меня великолепная библиотека, но до недавних пор я был лишен возможности держать ее в своем доме. Я не мог свободно путешествовать, потому что человек, полностью подчиненный вампиру, его преданный слуга — к несчастью, миф. За триста семьдесят лет я совершил всего три поездки: одну — из Испании в Англию, две из Лондона в Париж и обратно. Я был вынужден жить в Лондоне, потому что это самый большой город Европы, а в большом городе проще охотиться, но я не очень люблю Лондон, здесь слишком влажно. Все это очень утомительно, и я прекрасно понимаю, почему так мало вампиров доживает хотя бы до двухсот лет. Усталость приводит к безразличию, безразличие — к смерти. Хотя после определенного возраста мы становимся более устойчивы к свету и серебру, мало у кого хватает сил дождаться. Возможно, я бы так или иначе умер в скором времени, мне же почти четыреста лет. А теперь меня оставило это постоянное напряжение, этот кошмар: целую вечность посвятить охоте! Хотя, возможно, теперь я смертен.

— Многие путают бессмертие и долгожительство. Например, люди считают бессмертными тех, кого помнит, скажем, пять поколений подряд. Это даже смешно.

— А вы бессмертны?

— Физически — нет. Мне пятьсот десять лет, я рассчитываю прожить еще около четырехсот. Средний возраст моей расы — от восьмисот до тысячи лет. Конечно, мы формировались в не столь быстро меняющемся мире, как этот, но я давно живу с людьми и привык адаптироваться. Кроме того, смерть тела меня мало беспокоит: я живу не в первый и не в последний раз, как, впрочем, и вы. Между прочим, в тех краях, где убеждены в реинкарнации, сотворенных вампиров почти не встречается. А вот в христианских странах вампирская традиция куда как крепка.