Матс Страндберг - Круг
Ну почему я не зажмурилась, думает она.
— А я уже видела мертвеца раньше, — вдруг говорит Линнея.
Мину смотрит на нее. Взгляд Линнеи по-прежнему направлен на мобильный, который она вертит в своих испачканных тушью пальцах. Ее ногти аккуратно накрашены ярко-розовым лаком.
— Кто это был? — спрашивает Мину.
— Я не знаю, как ее звали. Одна тетка. Старая алкоголичка. Она умерла от инфаркта. Просто умерла, и все. Мне было пять лет или около того.
Мину не знает, что сказать. Это так далеко от ее жизни.
— Такое не забывается, — бормочет Линнея.
Вокруг ее глаз растеклась косметика. Мину вдруг понимает, что сама так и не плакала. Линнея, наверно, думает, что Мину — самое бесчувственное существо на всем белом свете. Но Линнея просто смотрит на нее.
— Мы же учились вместе в седьмом классе, да?
Мину кивает.
— Как тебя зовут? Минна?
— Мину.
— А, точно.
Линнея не называет своего имени. Или ей все равно, или она уверена, что Мину ее знает. Хотя как можно не знать Линнею Валин? Все старшеклассники только о ней и говорят.
— Девочки, — слышится голос директрисы, и Мину поднимает глаза.
На бесстрастном лице Адрианы Лопес незаметно никаких чувств.
— Полиция хочет поговорить с вами, — продолжает она.
Мину косится на Линнею и поражается той ненависти, с которой девочка смотрит на Адриану. Директор, кажется, тоже замечает это, потому что останавливается на полуслове.
— Ты дружила с Элиасом, не так ли? — спрашивает она.
Линнея молчит. Директриса отворачивается и спрашивает что-то неразборчиво у вошедшего в кабинет полицейского.
— Вы можете остаться, — отвечает он, и все садятся.
Полицейский, в котором Мину узнает отчима Ванессы Даль, никак не может найти удобное положение на складном стуле. Наконец он закидывает одну ногу на другую, согнув ее в колене. Это выглядит довольно смешно.
— Мое имя Никлас Карлссон. Назовите, пожалуйста, ваши имена.
Он достает маленький блокнот для записей и карандаш. Мину видит, что карандаш обгрызен по краю. Полицейский грызет карандаши. Грызун в униформе.
— Мину Фальк Карими.
— Так, ясно. Ну а тебя я знаю, — говорит Никлас Линнее.
Возможно, он не имел в виду ничего плохого, но прозвучало это не очень вежливо. Мину напряглась: она увидела, что Линнея еще сильнее сжала в руках пластиковый корпус мобильника, и тот жалобно заскрипел.
«Не говори ничего, — думает Мину. — Пожалуйста, Линнея, не наговори глупостей, а то тебе же будет хуже».
— Я понимаю, что случившееся должно быть ужасно для вас, — говорит Никлас и принимается играть роль сочувствующего полицейского. — У нас имеется экстренная помощь для таких случаев.
— В школе будут работать психологи, — добавляет директриса. — Вы можете поговорить с одним из них прямо сейчас.
— Я уже хожу к психологу, — отвечает Линнея.
— Ну что ж, раз так, хорошо, — говорит Никлас-полицейский. — Вы были знакомы с Элиасом?
— Я — нет, — бормочет Мину.
Никлас смотрит на Линнею. Отчетливо видно, что он пытается скрыть свою неприязнь к этой черноволосой девушке с размазанной косметикой.
Мог бы и не притворяться, думает Мину.
— Ну а вы были друзьями, так? — спрашивает он.
— Да, — говорит Линнея, опуская взгляд.
— Насколько я понимаю, у Элиаса были проблемы…
Линнея кивает.
— Он и раньше предпринимал попытки самоубийства.
— Один раз, — говорит Линнея.
— Хорошо, — говорит полицейский. — Добавить тут, в общем, нечего. Разумеется, патологоанатом составит свое заключение. Но ситуация довольно прозрачна.
В его голосе звучит такое пренебрежение, что Мину хочется кричать. А если Элиаса убили и инсценировали самоубийство? Тогда полиция пропустит преступление!
«В этом долбаном городе так всегда, — думает Мину. — Ты — то, что о тебе думают другие».
— Хорошо, — снова говорит Никлас и поднимается. — Доберетесь сами домой?
Мину еще даже и не думала об этом.
— Я позвоню маме, — говорит она.
— А ты? — спрашивает директор Линнею.
— Я как-нибудь сама, — отвечает она.
Но директриса не отпускает их. Мину видит, как она колеблется, подбирая слова. И еще до того, как она начинает говорить, Мину понимает, что Адриана сейчас скажет что-нибудь об Элиасе и произойдет взрыв.
— Линнея, — начинает она. — Я очень переживаю за то, что случилось. Элиас был, как мне кажется, особенным человеком.
Линнея отвечает хриплым напряженным голосом:
— Почему же вы не сказали это ему самому?
Директриса застывает на месте. Ее рот приоткрыт, слова застряли на полпути.
— Давайте-ка не волноваться, — говорит полицейский, кинув покровительственный взгляд на Адриану Лопес.
Линнея поднимается и выходит из кабинета, не сказав больше ни слова.
Мину нерешительно смотрит на директрису.
— Можешь идти, — говорит Адриана.
Мину идет в класс за своей сумкой. Стулья подняты на парты. Пылинки кружатся в солнечном свете, падающем из окна. Она идет к своему месту, но сумки там нет.
— Мину?
Она оборачивается. В дверях стоит Макс, держа в руках ее сумку.
— Я взял ее.
— Спасибо.
Их пальцы случайно касаются друг друга, и Мину чуть не роняет сумку на пол. Руки не слушаются ее.
«Как я могу думать о чем-то, кроме пережитого только что ужаса?» — удивляется она.
— Как ты? — спрашивает Макс.
— Не знаю, — говорит Мину, все еще не веря, что может так легко поддерживать разговор с Максом.
Он понимающе кивает.
— Когда я был в твоем возрасте, один близкий мне человек покончил жизнь самоубийством.
Его голос спокоен, но Мину видит, как сжимается его левая рука. Есть боль, которую время не вылечивает.
— Я не была знакома с Элиасом, — говорит Мину. — Но Линнея дружила с ним.
Вдруг Макс кладет руку ей на плечо. Тепло его пальцев чувствуется даже через ткань свитера.
— Если захочешь поговорить об этом со мной, заходи.
— О'кей, — говорит Мину.
Она не решается сказать что-нибудь еще, боясь, что голос ее подведет.
— Мне правда очень жаль. Ужасно, что тебе пришлось такое пережить. Береги себя, — говорит он, дружески треплет ее по плечу и убирает руку.
Мину вдруг замечает, что дрожит всем телом. Паника вцепляется в нее острыми когтями, становится тяжело дышать. Надо бежать отсюда.
— Мне пора, — говорит она. — Спасибо.
Выскочив из дверей класса, она мчится вниз по лестнице. Солнечный свет ослепляет ее, когда она распахивает дверь и оказывается на школьном дворе. Около входа, скрестив ноги, сидит и курит Линнея.
Сердце Мину сильно стучит, она так запыхалась, что ей сложно говорить. Она смотрит на улицу, видит красную машину. Сквозь стекло она улавливает очертания лица мамы.
— Хочешь, подвезем тебя? — выдавливает она из себя.
— Нет, — отвечает Линнея.
— Точно?
— Почему ты бежала?
— Я… Я не знаю. Мне нужно было уйти оттуда.
Линнея щелчком отбрасывает сигарету.
— Он не совершал самоубийства, — говорит она.
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорила с ним незадолго до этого. Он должен был прийти ко мне домой. Поговорить… — Линнея запинается. — Мы поссорились. Но мы не были… Он что-то хотел рассказать мне… Он просто не мог…
Линнея обрывает себя на полуслове.
Она не может поверить, думает Мину. Что лучший друг покинул ее. Вслух она говорит:
— Почему ты не сказала об этом полиции?
— Полиции, — фыркает Линнея.
Ее взгляд вдруг становится жестким.
— Ну да, разве им не следует знать об этом? — говорит Мину.
— Ты даже не понимаешь, о чем говоришь! Живешь в своем чистеньком домике со своей правильной семьей и живи, а советы мне нечего давать!
Мину встречает взгляд Линнеи. Ей стыдно. Она знает, что это правда. Но это не вся правда, думает она. Пусть Мину видела только светлую сторону жизни, а Линнея в основном темную. Но разве может одна правда быть правдивее другой?
Линнея улыбается презрительной улыбкой.
— Ну, что же ты не бежишь к мамочке?
На Мину вдруг накатывает злость.
— Мне жаль тебя, — говорит она и идет к машине.
— Да пошла ты! — кричит Линнея ей вслед.
5Анна-Карин поднимается с сиденья виляющего автобуса и, старательно удерживая равновесие, идет через весь проход к двери. Как она устала все время бояться, не скажет ли кто-нибудь гадость, когда она проходит мимо. Не раздастся ли за спиной сдержанный смешок. Даже когда никто не говорит ничего плохого, в ее голове звучит эхо предыдущих обид. Чужие голоса обзывают ее «толстухой» и «деревенщиной».
Но сегодня никто на нее не обращает внимания. В автобусе шепчутся, но не о ней. Сегодня все говорят об Элиасе.
Автобус последний раз поворачивает и так резко останавливается, что Анна-Карин чуть не падает. Внутри у нее пробегает противный холодок: сейчас она растянется посреди прохода, и все станут над ней смеяться. Но, слава богу, ей удается удержаться на ногах. Двери открываются, и Анна-Карин быстро спускается по ступенькам.