Алексей Шаманов - Заарин

Джина вспомнила наконец, зачем они здесь.

— Гомбо! — крикнула она. — Ты поможешь нам? Защитишь своих потомков от мести духа? Ведь мы-то не виноваты ни в чем!

— Да, виноват один только я, слабый, корыстный, самонадеянный… Но и вы тоже! — не согласился Гомбо. — «Сын за отца ответчик» — вот золотое правило любой вендетты! И потом, даже если бы я захотел защитить вас, у меня бы ничего не вышло. Он — заарин, а я кто? Да никто! Ноль без палочки, недоучка! Так что готовься к смерти, девочка, готовься к лунному затмению!

И он снова захохотал, дико, страшно, безнадежно…

Под этот хохот Джина и очнулась возле угасающего костра во дворе дома Василия Шарменева. Она, казалось, всегда теперь будет слышать его.

Дядя лил на нее воду, Иван тоже маячил рядом.

— Как ты, девочка? — спросил встревоженный шаман.

— Не называй меня больше так никогда! — выкрикнула Джина, вспомнив, что именно так звал ее предавший их Гомбо. Она попыталась подняться с земли, но ноги ее не держали, и, если бы не помощь мужчин, встать самостоятельно она бы не сумела.

Осмотревшись, девушка отметила, что майка на ней безнадежно испорчена остатками кофе и непереваренной яичницы с беконом. Значит, рвало ее и наяву тоже. Впрочем, взволновало ее другое: кровожадного, но все равно любимого птенца рядом она не увидела.

— Где Маша? — спросила девушка.

— Какая Маша? — не понял шаман.

— У Джины появился дух-помощник, учитель, — пояснил Иван, — сногсшибательный и невозможный.

— С этого места подробнее, — велел Шарменев, и ему рассказали обо всем произошедшем, не забыв в подробностях описать найденыша, а когда Иван, убрав с запястья платок, показал рану, нанесенную стальным клювом, шаман заволновался.

— Это действительно почти невозможно, но тебя, племянница, отметило своим вниманием мифическое существо, сама Мать Хищная Птица!

— Что за зверь? — удивилась Джина, немного польщенная: уж больно напыщенно произнес ее дядя последнюю фразу.

— Вероятно, она залетела в Сибирь из Индии, явное буддийское или индуистское влияние, — предположил Иван. — По описанию внешнего вида и мистических способностей Мать Хищная Птица очень напоминает Птицу Гаруду, боевого коня бога Вишну.

— Очень может быть, — согласился Шарменев. — В мифологии сибирских народов она высиживает яйца, в которых зреют души еще не рожденных шаманов в гнездах на Мировой Ели, растущей на Крайнем Севере Срединного мира в месте, недоступном простым смертным. Корни Ели питаются эманациями Нижнего мира, а верхушка кроны проросла в Верхний.

— Я видела Мировую Ель, — сказала Джина.

— Ты не могла ее видеть, — усмехнулся шаман, — это невозможно.

— Ее зрительный образ передала Маша, — объяснила девушка. — Она показала мне, как выпала из гнезда.

— Тогда понятно, — кивнул шаман и обратился к ученику: — Хочу тебя огорчить, Иван. Раны, нанесенные стальным клювом Матери-Хищной Птицы, никогда не заживают, и человек гниет заживо, покуда спустя несколько лет не умрет мучительной смертью.

Юноша побледнел, девушка охнула, а шаман расхохотался.

— Но есть одно-единственное средство — помет той же птицы. Он вылечивает рану и придает раненому новые мистические способности, физическое здоровье и долголетие. Тебе повезло, мальчик, у меня этого добра, как… — Шаман запнулся и закончил чуть смущенно: — Много у меня этого добра, словом…

— Ты поговорила с прадедом? — перевязав ученика, спросил дядя племянницу.

— Поговорила. Надеяться нам больше не на кого, дядя Вася, он не может нам помочь.

— Да не слишком и хочет, — добавил Иван.

— Значит, мы спасем себя сами, — резюмировал шаман.

Глава 46

ЗАБРОШЕННАЯ ФЕРМА, НОВАЯ ВЕРСИЯ

11.44. Остров Ольхон

Поездка от иркутского аэропорта до острова Ольхон оказалась по-настоящему приятной и нисколько пассажиров из суверенной Эстонии не утомила. Комфортабельный лимузин шел по Качугскому тракту, качеством дорожного покрытия напоминающему автобаны Германии, скоро и мягко, словно несся на воздушной подушке. Устойчивый стереотип о том, что дорог в России попросту нет, был развенчан легко и наглядно.

Николай Зуев развлекал гостей, рассказывая им анекдоты и байки из шоферской жизни. А уж пятизвездочный отель — тридцатиэтажное белоснежное здание на живописном берегу Священного Моря, прямо-таки поразил воображение граждан Евросоюза. Отели Египта, Греции и Турции, где Хандагуровы ежегодно привыкли отдыхать, показались бы рядом с ольхонским благородным красавцем убогими ночлежками для бездомных.

Лимузин припарковался на стоянке, багаж был мгновенно выгружен и унесен в забронированные номера, а у входа гостей встречал вызывающий доверие одним только своим добропорядочным видом господин в строгой тройке, представившийся Петром Кирилловичем Онопко, владельцем адвокатской конторы.

— Рад вас приветствовать, господа Хандагуровы, на гостеприимной ольхонской земле, на Священном Острове Духов! — начал он торжественно, а затем уже без пиетета объявил, что завещание их родственника будет вскрыто по желанию покойного завтра ровно в 4 часа 22 минуты по местному времени, когда Луну полностью закроет земная тень, то есть с наступлением полной фазы лунного затмения.

— С чем связан столь необычный выбор времени? — поинтересовался старший из Хандагуровых, Борис Григорьевич.

— Сие есть тайна для меня, — улыбнулся адвокат. — Возможно, ответ на ваш вопрос мы найдем в завещании… А пока — отдыхайте, весь спектр услуг отеля в вашем распоряжении и все оплачено. Надеюсь, вам у нас понравится и вы еще не раз вернетесь на сакральный остров и даже… — Господин Онопко сделал паузу и продолжил, Татьяне вдруг показалось, каким-то иным, зловещим голосом: — Даже останетесь здесь навсегда!

Закончил он тоном совершенно обыденным:

— Метрдотель ознакомит вас с нашим распорядком.

Все действительно оказалось на высочайшем уровне. Так легко и наглядно был развенчан еще один устоявшийся стереотип о том, что комфортабельно отдохнуть в провинциальной России, а тем паче в Сибири, невозможно.

На смотровой площадке, расположенной на верхнем этаже отеля, откуда открывался чудесный вид на остров Ольхон, озеро Байкал и дикие байкальские скалы, Хандагуровы познакомились с семьей Владимира Атановича Шамбуева, отдыхающими из Иркутска. Те тоже оказались в восторге от сервиса отеля и приема, оказанного его гостям.

История обычна и стара, как европейская цивилизация.

Менеджеру среднего звена из столичной компании, назовем его «москвич», осточертели традиционные Египет с Таиландом, захотелось сумасшедшей экзотики, и он взял путевку на турбазу, расположенную на материковом берегу байкальского пролива Малое Море. Здесь он познакомился с менеджером столь же среднего звена из компании Северной столицы, назовем его «питерец», и уже вместе с ним — с двумя девицами, приехавшими из Саратова, жгучей брюнеткой и блондинкой, конечно же, крашеной.

Дабы поразить воображение провинциалок, столичные парни арендовали катер, что по московским меркам оказалось вполне доступно, и пригласили дам на пикник с ночевкой в место живописное и безлюдное на острове Ольхон, как им обещал капитан.

Все четверо молодых людей прибыли на пристань в назначенное время, но, как это принято на Руси, что-то там у кэпа не срослось, и топливные баки катера оказались пусты. Какой-то его приятель должен был подвезти горючее, но, по той же русской традиции, запаздывал.

— Как вы тут зимой живете, капитан, на Малом Море? — спросила брюнетка, особого любопытства не испытывавшая, просто чтобы убить время. — Туристов нет, значит, и работы нет.

— Это так, турбазы пустые стоят, только я не здесь, а на островном берегу живу, в Хужире. Деревня большая, всегда хоть какая-то работенка отыщется. Года два назад, скажем, французы здесь кино снимали, так я декорации строил.

— Что за фильм? — заинтересовался москвич. — Документальный, экологический, наверно?

— Художественный, полнометражный, из русской истории начала девятнадцатого века, — уточнил капитан. — Вы не слышали разве? Хорошо, расплатиться с нами успели… Продюсера, француженку, зарезали, в больнице, говорят, померла, бедная, а режиссер с оператором-немцем вместе с микроавтобусом под лед байкальский ушли… царствие им небесное…

Капитан, перекрестившись, продолжил:

— И это не все беды. Стали они на Ольхоне, еще покуда живые были, постановочную сцену казни колдуна снимать…

— Что за казнь? — заинтересовался питерец.

— Могилу роют, узкую и глубокую, и колдуна туда живьем суют вниз головой, потом, понятно, закапывают, а сверху в холмик могильный осиновый кол втыкают, чтобы, значит, дух колдуна после смерти не выбрался да не отомстил… Так буряты лет сто еще назад практиковали.