Стив Альтен - Эпидемия. Начало конца
Ледяной ветер загулял по квартире, задувая свечи.
Гудман поднял тело девочки с пола. Повсюду капала кровь. Мужчина подбросил труп в воздух и перекинул его головой вперед через подоконник. Теперь половина тела свешивалась вниз, а половина оставалась в комнате. Схватив тело за лодыжки, Гудман приподнял его и выбросил из окна.
Тело пролетело десять этажей со скоростью тридцать два фута в секунду и с глухим ударом упало на асфальт.
Мужчина попятился от окна. Его била мелкая дрожь, хотя Гудман отметил, что ощущает какое-то странное чувство удовлетворения. Туфли чмокали по залитому кровью полу, а в уме преступника созревал дальнейший план действий.
«Сначала смыть кровь! Нет… нет… Руки помою, когда выброшу Джейми… Потом помою, полью белизной и дезинфицирую. Перчатки… Мне нужны перчатки и респиратор…»
Выкинув хлам из-под кухонной раковины, мужчина нашел пару резиновых перчаток и респиратор, который он надевал на себя шесть лет назад во время ремонта на кухне. Гудман надел перчатки и полил их белизной, стараясь не замечать подступающей к горлу тошноты.
У мужчины начался жар.
Вашингтон-Хайтс, Манхэттен
00:03
Они молча шли по Риверсайд-драйв миля за милей. Ветер приносил с востока одинокие крики и предсмертные вопли.
Какофония человеческих страданий действовала на расшатанные нервы Патрика. Обрывки воспоминаний проносились в его голове. Образы прошлого соединялись, сильные эмоции наполняли его душу.
Бесконечная муштра в форте Драм… Сплошная пытка… Пылающая, словно сера, ненависть…
Выброска… Транспортный самолет… Жар кувейтской пустыни… Их поделили на десятки, словно овец…
Первая ночь… Внезапные порывы ветра… Сирены воздушной тревоги… Неудобный противогаз… Еще две тревоги… Без сна… Без еды… Мало воды… Бронежилет, противогаз и стоградусная жара… Идти в бой, словно париться в сауне… Чувство неловкости, когда теряешь сознание… Санитары, стягивающие с тебя бронежилет…
Багдад… Свист пуль из АК-47… Они ложатся совсем-совсем близко… Добро пожаловать на представление, новобранец!.. Оглушающий шум разрывающихся стопятидесятипятимиллиметровых снарядов… В ушах звенит… В носу вонь горящей нефти и белого люминофора.
Кровь хлещет из раны товарища. Он умирает, пока ты перевязываешь бинтом простреленную навылет грудь… Мать, прижимающая к груди младенца с оторванной рукой… Муж у трупа жены… Ребенок у безжизненного тела матери… Политики ни за что не позволят, чтобы их избиратели увидели все это. Неприкрытая правда о войне вызвала бы массовые акции протеста борцов за мир…
Для новобранца война — это ненависть и сомнения, патриотизм и невысказанные вопросы…
Дом остался на другой стороне земного шара… Поле боя — это островок одиночества, страха и полной сумятицы… Где кончается правда и начинается кривда?.. Моральный выбор приходится делать чуть ли не ежеминутно… Постепенно правила упрощаются: главное — остаться в живых и вериться домой…
Чтобы выжить, надо убивать…
Деревня на берегу Евфрата… Большинство крестьян никогда прежде не видели ни одного живого американца… Мужчина и его сын бегут к тебе… Их намерения столь же непонятны, как фарси, на котором они что-то выкрикивают… Он машет им руками, призывая остановиться, но отец и сын продолжают бежать. Он кричит что-то на своем чудовищном фарси, но иракцы его, кажется, не понимают. Расстояние между ними сокращается. С каждой секундой опасность оказаться рядом со спрятанной на их теле взрывчаткой (если, конечно, это смертники) возрастает. Иракцы вбегают в зону поражения.
Из его винтовки вылетает кусочек раскаленного свинца. Отец падает, как подкошенный.
Девятилетний мальчик опускается на колени возле мертвого отца, не веря в реальность происходящего. Красное пятно медленно расплывается на одежде убитого. В порыве ненависти мальчик вскакивает и продолжает бежать к завоевателю, который только что застрелил его отца. Не погибли ли другие члены его семьи? Кто знает? Зачем он бежит? Кто знает? Возможно, он и сам не понимает этого.
Жизнь рождается и умирает за долю секунды. Поведение мальчика представляет угрозу. Правила выживания довольно просты.
Патрик стреляет в мальчика. Теперь сын воссоединился со своим отцом…
Время проходит в бесцельном, полуживотном существовании. Шеп чувствует, как превращается в тень человека. Такие, как он, составляют крошечные винтики огромной машины под названием «армия». У таких, как Шеп, никогда не берут интервью. Их показывают на экранах телевизоров, но никогда не дают им права голоса… День сменяется ночью, а ночь днем… Приятные сны и мечты о лучшей жизни сменяются кошмарами во сне и наяву. Душа черствеет. Разум занят только мыслями о том, как бы не погибнуть. Впрочем, от солдата только этого и ждут… Собственная воля побеждена. Воспоминания сглаживаются. Он забывает лицо своей жены, забывает ребенка, которого никогда больше не будет укачивать на руках…
Смена обстановки. Срок истек… Две недели ускоренной акклиматизации, во время которой он притворяется, что стал прежним Патриком Шепердом и… обратно в Бостон…
Только на этот раз он один.
Дом поражает его своей пустотой. В нем ужасно холодно. Жена и дочь давно там не живут… Прощальной записки нет, но история стара как мир. Посеявший горе должен сполна его испить…
Действительность распадается на фантасмагорические осколки. Боль режет ему сердце. Где-то улыбаются сто тысяч мертвых иракцев, понимая, что его страдания только начинаются.
Он много пьет… Приходят старые друзья, но Патрик Шеперд, которого они прежде знали, давно мертв… Звонят из «Ред сокс», но образ застреленного девятилетнего мальчика не дает Шепу покоя… Он продает дом и переезжает в неспокойный район города. Главное, чтобы его оставили в покое…
Через восемь месяцев Дядюшка Сэм его находит. Добро пожаловать обратно в ад!
— Патрик! Открой глаза. Посмотри на меня. Ты меня слышишь?
— Вирджил…
— Ты впал в ступор. У тебя опять галлюцинации?
Горячие слезы потекли из глаз ветерана.
— Патрик…
— Я не могу… извини… просто… пойдем…
— Сынок! Ты не сможешь убежать от того, что обитает в твоей голове.
— Лучше не будем об этом, — попросил Патрик. — Не надо зацикливаться на моих проблемах… Просто давай уйдем отсюда поскорее.
— В том-то и дело, — вздохнул Вирджил. — Ты не смог уйти от себя. Это твоей семье пришлось уйти от тебя.
Не обращая внимания на слова старика, Шеп зашагал по Риверсайд-драйв.
— Перестань строить из себя жертву, — не унимался Вирджил. — Те, кто хотят быть жертвами, похожи на дождевых червей. Они безрадостно проводят свою жизнь под камнями, во тьме, думая, что так проще жить.
— Возможно, я заслужил жить во тьме.
— Слова настоящей жертвы.
— Оставь меня в покое… психиатр…
— Если ты на самом деле этого хочешь, мы можем разойтись в разные стороны прямо сейчас. Твоя любимая думает, что в тебе есть много хорошего. Ты рано похоронил себя заживо. Или она не права?
Слова психиатра произвели на Патрика должное впечатление.
— Она вправду это сказала?
— Да. И только поэтому я сейчас здесь, рядом с тобой.
Шеп повернул голову и посмотрел на старика. На глаза навернулись слезы.
— Я убил ребенка. Он оказался близко от меня, не дальше, чем ты, и я выстрелил. А до этого я застрелил его отца.
Мужчина вытер нос.
— Я не жертва. Я убийца. Как можно очисть свою душу от такого?
— Первым делом надо брать на себя ответственность за свои поступки, — сказал Вирджил.
— Ты что, глухой, старик? Ты что, не слышал того, что я тебе только что сказал?
— Да. Я слышал твое признание, — ответил психиатр. — Что ж… Чувство вины и ненависть к самому себе не помогут тебе, сынок. Если ты и впрямь хочешь измениться… если ты хочешь вернуть свет в свою жизнь, то тебе следует начать брать на себя ответственность за свои поступки.
— И каким же образом? Я что, буду всю оставшуюся жизнь только тем и заниматься, что каяться в совершенных мною преступлениях? Или беседы с психиатром мне помогут?
— Нет. Брать на себя ответственность за свои поступки означает не заниматься самобичеванием, а перестать быть игрушкой в чужих руках. Стань хозяином своей судьбы. Оказывай благотворное влияние на жизнь других людей. Внутри тебя кроется способность давать, делиться, любить, заботиться и быть щедрым и великодушным. Что бы ты не совершил в прошлом, в тебе есть потенциал к хорошему.
