Истории небольшого города. Сборник рассказов - Влад Тарханов

Пока что смерть представлялась ему актом высшей бессмысленности, он понимал тещу, которая уже пожила и не раз заводила разговоры о том, что пора дать дорогу молодым, что она зажилась на этом свете, но в этих разговорах было слишком много неискреннего лукавства, некоего старческого кокетства и какой-то бессмысленной бравады, мол, не боюсь я смерти, а ведь страх был, он знал это наверняка. То что говорить ему, который практически и не жил. И мира не видел. Пару поездок в ближайшее зарубежье, которое было когда-то единой страной, Николай за «посмотреть мир» не засчитывал.

Но общего понимания проблемы все еще не было.

Постепенно Николай понял, что его главной проблемой становится холод. Холод и постепенный упадок сил. Нет, эти первые десять дней не были такими, что бывший инженер Безрук стал тащить ноги, а не передвигаться. Нет. Он все еще был активен, делал какую-то работу, но уже вечером, который становился по-осеннему холодным, Коля усиленно кутался в плед, а потом требовал еще одеяло, да замечал, что хочет только лежать, а приходилось издеваться над собой, идти на кухню, бежать на улицу.

Слабость нарастала с каждым днем. Именно она, а не ацетон, больше всего расстраивали Колю и больше всего приводили его к какой-то непонятной депрессии. Ему стало все равно. Аппетит пропал вообще, наступило какое-то эмоциональное опустошение, настолько странное, что даже к своему страшно исхудавшему отражению в зеркале Коля стал относиться как к чему-то инопланетному, а не своему родному.

В этот день Николай почти что умер. Точнее, он ощутил себя мертвым. Это был странный, но очень важный опыт в его жизни.

Накануне вечером ему было особенно холодно.

А с самого утра его прижала такая слабость, что даже рукой пошевелить было тяжело. Это был двадцать второй день голодания. С утра его еще и тошнило больше, чем обычно. Но раньше щелочная вода снимала ацетон, точнее, делала его не таким заметным. А вот сегодня все совпало: и щелочная вода внезапно закончилась, и ацетон был сильнее, чем обычно, в общем, все один к одному. У Николая хватило сил седлать утренние процедуры, да еще и определить, что ацетон по тест-полоске действительно зашкаливает. Но что делать в этой ситуации — Николай уже не соображал. Он еще сумел набрать номер мобильного жены (он был на цифре 2 быстрого набора), но мобильный выпал из его рук, и Коля Безрук погрузился в то состояние, которое он сам назвал смертью. Это не была смерть как таковая — не было того самого мостика или коридора, по которому ты идешь к свету или дверям, не было ничего, что врач бы назвал феноменом даже кратковременного пребывания в мире ином, но было ощущение, что тело не его, был взгляд откуда-то сбоку. И Николай точно осознавал, что именно этот взгляд сбоку принадлежит его душе, которая вырвалась из телесной оболочки. Наверное, кто-то причислит это к голодным галлюцинациям, кто-то посчитает просто бредом, но Коля точно осознавал, что это его душа, которая сейчас не без удивления наблюдает за телом. И было осознание того, что он — это душа, а тело, это тоже Он, но какой-то не такой как он. А просто «он»… Коля чувствовал эти нюансы, но объяснить их не мог.

Он был тут, сбоку, когда приехала жена, когда Надюша увидела инструкцию, которую Николай составил для нее заранее, как она — другая сущность, и Коля явно видел не только ее оболочку, но и ее тело, настоящее тело, которое было ярко-фиолетового цвета, в котором горе и действие слились в единый клубок эмоций.

Она — сущность, которая находилась в теле по имени Надюша отпаивала его теплым раствором свежеприготовленной глюкозы. А он сожалел, что приходится возвращаться назад. Но он уже чувствовал, что приходится возвращаться.

9.

Я заранее вынужден просить прощения у тех, кому брезгливость мешала читать, но некоторые физиологические нюансы состояния моего героя как-то должны были быть освещены, если не слишком деликатно получилось, простите, пока не могу иначе.

Я решил не утомлять вас подробностями того состояния, которое еще двадцать три дня сопровождало Николая. Но рядом с ним была Надежда. Она взяла отпуск и теперь помогала супругу во всем. На удивление, Клара Львовна, мама Надюши безропотно согласилась быть с детьми. И, не смотря на свой возраст и весь букет неизлечимых заболеваний, справлялась с внуками более чем успешно. А Надюша стала ангелом-хранителем Николеньки. Ему было очень трудно, особенно последние две недели, но Коля Безрук выдержал. Опять-таки, благодаря Надюше, которая оказалась рядом с ним в самое нужное время. Она вытащила его с того света, заставила задержаться на этом. Она сдерживала его пробуждающийся аппетит, когда стала отпаивать яблочным соком, разведенным кипяченой водой, она была с ним, когда он начал есть твердую пищу, когда боялся, что уничтожит все, что есть в холодильнике, она умудрялась есть так незаметно, что в холодильнике никогда ничего не было!

Николай не мог даже представить себе, что его кто-то другой так сильно любит!

И он выдержал весь курс голодания!

Три месяца!

Три месяца, которые круто изменили его жизнь.

Он уже не был таким бледным. Точнее, бледность была, но уже не было того болезненного желтушного оттенка бледности, который и выдает настоящую болезнь. Он чувствовал, что идет на поправку. Но это чувство необходимо было проверить.

Николай шел на УЗИ, которое ему назначил профессор-онколог. Он шел по узкой тропинке между зданиями онкоцентра, и неожиданно поймал себя на мысли о том, что для того, чтобы примириться со смертью, сначала надо примириться с жизнью. Мысль была простой, но поразила его настолько, что он остановился и начал глотать воздух огромными глотками. Это помогло. Он точно осознал, что хочет жить. Но страх перед неотвратимой смертью прошел. Он мог жить и трезво смотреть и на жизнь, и на смерть, и эта трезвость неожиданно испугала его, потому что он понял, что смог заглянуть в себя, понять о себе нечто, что составляет сущность его жизни.

«Я прожил пусть короткую, но вполне хорошую жизнь!» — неожиданно подумал Николай. И тут же пришло осознание — осознание того, что его жизнь была действительно хорошей. Два сына, дочка… Любимая женщина! Как это на самом деле много! И вот это утверждение — и должно было стать той самой точкой, точкой перелома, которая должна была изменить его жизнь. Не мертвый диагноз —