Дэл Ховисон - Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга III
Я уставился себе под ноги. Уголок записки по-прежнему виднелся под калиткой. Я вспомнил вчерашнюю мысль. Возможно, его нет дома. Или… эта мысль была ярче… возможно, он дома. И болен. Слишком болен, чтобы подойти к калитке.
— Мистер Вентворт? — Я начал колотить изо всех сил. — Вы в порядке? — Я нажал на ручку, но она не повернулась. — Мистер Вентворт, вы меня слышите? Что-то случилось? Вам нужна помощь?
Возможно, был и другой путь к дому. Ежась от сильного ветра, я вернулся той же дорогой и снова выбрался в парк. Прошел вдоль ограды до угла, потом дальше, спотыкаясь в густом переплетении деревьев и подлеска.
Да, другой путь действительно был. Спрятанная за кустарником калитка задрожала, когда я начал стучать по ней.
— Мистер Вентворт?
Я оттолкнул ветви и взялся за ручку, но и она не поддалась. Я налег на калитку плечом, однако она держалась крепко. Рядом с забором росло дерево. Я схватился за нижнюю ветку и подтянулся. Следующие ветки послужили мне ступенями. Преодолевая ветер, я оседлал забор, перегнулся и упал по другую его сторону в кипу мягких листьев.
И сразу же ощутил разницу. Ветер прекратился. Звуки тоже стихли. Сам воздух казался спокойным, словно закрытым со всех сторон на этой территории. Буфером от ветра. Наверняка такой эффект на самом деле создавала ограда. Или мне показалось, потому что я пробрался на запретную территорию. Насколько я знал, сюда мало кому удавалось проникнуть. И теперь я был одним из избранных. Хотя дыхание у меня участилось, я чувствовал спокойствие этого места.
Яблоки свисали с веток и лежали на земле среди листьев. Несколько ягод малины еще виднелись в кустарнике. На огороде я заметил пожелтевшие стебли помидоров. Тыквы, обычные и желудевые, гнездились среди пожухлых лоз. Все так же окутанный здешним спокойствием, я зашагал по тропинке между кустами роз. Впереди виднелась беседка, коттедж и небольшой дом из белого плитняка.
— Мистер Вентворт?
Когда я обошел беседку и направился в сторону коттеджа, я услышал щелчок замка, и дверь со скрипом отворилась. Вышел мужчина. Одет он был в джинсы и свитер, на ногах кроссовки. Он был худощавым, подтянутым, с легкой сединой в волосах. И у него были пронзительные темные глаза.
Но заметил я только пистолет у него в руке.
— Подождите!
Я вскинул руки вверх, размышляя. Господи, он так давно жил один, что сошел с ума. Он же меня пристрелит.
— Идите к передней калитке.
— Это не то, что выдумаете. — Меня трясло. — Я думал, вы заболели. И пришел посмотреть, не нужна ли вам помощь.
— Идите вперед.
— Меня зовут Том Нил. Я стучал в калитку.
— Быстрее.
— Я оставил записку. Я редактор в «Марш и сыновья». Прошу вас, — выпалил я, — мне нужно поговорить с вами о рукописи, которую вы нам послали. Она была адресована Сэму Карверу. Он мертв. Мне передали его обязанности. Вот почему…
— Стойте, — сказал он.
Даже воздух, казалось, застыл по его команде. Воронье карканье, беличий стрекот, шелест листьев — все прекратилось.
— Сэм умер? — Мужчина нахмурился, словно я сказал что-то невероятное.
— Неделю назад, в понедельник.
Он медленно опустил пистолет. У него были чувственные черты лица Вентворта и такие же проницательные глаза. Но Вентворту было уже за семьдесят, а этот человек выглядел на двадцать лет моложе, и щеки у него не запали.
— Кто вы? — спросил я.
Он изумленно потер лоб.
— Что? Кто… Да никто. Сын Боба. Его нет в городе. Я приглядываю пока за его домом.
Сын Боба? Но это было невозможно. Ребенок должен был родиться, когда Вентворту было около двадцати, до того, как он женился, до того, как издали «Замок из песка». А после выхода книги всплеск интереса к Вентворту был настолько велик, что скрыть от журналистов внебрачного сына было бы просто нереально.
Он продолжал потрясенно смотреть на меня.
— Что случилось с Сэмом?
Я рассказал о новом руководстве фирмы и о том, как Карвер узнал об увольнении.
— То, как вы говорите об автобусе… Вы предполагаете?..
— Не думаю, что Сэму было ради чего жить. То, с каким выражением лица он вышел из офиса…
Мой собеседник словно рассматривал что-то далекое.
— Слишком поздно.
— Что?
Он печально покачал головой.
— Калитка захлопнется сама. Уходите.
И, развернувшись, он захромал в сторону коттеджа.
— Вы не сын Вентворта.
Он остановился.
— Вы хромаете после аварии. Вы Р. Дж. Вентворт. Вы выглядите на двадцать лет моложе. Не знаю, как такое возможно, но это именно вы.
Я никогда не встречал такого проницательного взгляда.
— Сэм был вашим другом?
— Я восхищался им.
Его темные глаза смотрели прямо мне в душу.
— Ждите здесь.
Когда он, хромая, вышел из дома, в его руках был поднос с чайником и двумя чашками. И выглядел он так неуклюже, что я не мог не помочь.
Мы сели в беседке. Воздух стал еще более тихим и чистым. Мое восприятие реальности плыло рядом с Р. Дж. Вентвортом. Неужели я действительно говорю с ним?
— Как вам удается выглядеть на двадцать лет моложе?
Он смотрел на пар, который поднимался над чашкой.
— С Сэмом Карвером я познакомился в пятьдесят восьмом, после того как он нашел «Замок из песка» в груде невостребованных рукописей. В то время я был учителем старшей школы в Коннектикуте. И моя жена преподавала там же. Я ничего не знал об агентах и о том, как работает издательство. Я знал только то, что касалось детей, и как печально смотреть, как они вырастают. К тому времени двадцать издательств отказались публиковать «Замок из песка». Если бы Сэм не нашел рукопись, я так и остался бы учителем, и в долгосрочной перспективе это могло быть благом и для меня, и уж точно для моей семьи. Сэм это понимал. После аварии он сожалел, что «Замок из песка» получил такую известность.
Он поднял чашку.
— За Сэма.
— За Сэма. — Я глотнул чаю и ощутил вкус корицы и гвоздики.
— Сэм и его жена навещали меня каждое лето. Он был настоящим другом. Единственным моим другом. Однако после смерти жены он ни разу ко мне не приехал.
— Вы послали ему «Снежную архитектуру»?
Вентворт кивнул.
— Сэм написал мне письмо, в котором объяснил, что происходит с «Маршем и сыновьями». Вы описывали его ошеломленное выражение лица. Возможно, и так, но он точно не был удивлен. Он знал, что все к тому идет. И я отправил ему рукопись, чтобы он мог притвориться, словно нашел нового автора, и это дало бы ему еще несколько лет в компании.
— Но почему вы не подписались настоящим именем?
— Потому что я хотел, чтобы рукопись воспринимали как самостоятельное произведение. Я не хотел, чтобы ее печатали по причине загадочности, которую нагнали после моего исчезновения. Смерть моей жены и двоих сыновей стала причиной этой загадочности. Я бы не вынес, если бы это использовали в качестве рекламы.
— Рукопись великолепна.
Он помедлил.
— Спасибо.
Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил так робко.
— И все эти годы вы писали?
— Все эти годы.
Он сделал глоток чая. Задумчиво помолчал, а потом поднялся и жестом пригласил меня за собой. Мы вышли из беседки. Вентворт, хромая, провел меня к небольшому домику у коттеджа. Открыл замок и пригласил меня внутрь.
В свой рабочий кабинет. На миг у меня зачастил пульс. А потом спокойствие этой комнаты обернуло меня своим покрывалом. Здесь было спокойно, как в храме. Я заметил камин, стол, стул и старую печатную машинку.
— У меня еще пять таких моделей, на случай если понадобятся детали, — сказал Вентворт.
Я представил себе, как звякает каретка, когда Вентворт доходит до конца очередной строки. Стопка бумаги лежала рядом с машинкой, возле упаковки копировальной бумаги. Над столом было расположено окно, сквозь которое падал свет.
А перед столом? Я подошел к полкам, на которых были разложены рукописи. Я сосчитал их. Двадцать одна. От такого количества мурашки шли по коже.
— Все эти годы, — повторил я.
— Писательство может быть формой медитации.
— И вы никогда не хотели ничего из этого издать?
— Чтобы удовлетворить свое эго, которое я так давно стремлюсь уничтожить? Нет.
— Но разве непрочитанная книга не эквивалент хлопка одной ладонью?
Он пожал плечами.
— Это означало бы возвращение к миру.
— Но вы послали рукопись Сэму.
— Как Питер Томас. В качестве услуги другу. Но я сомневаюсь, что это помогло бы. В последнем своем письме Сэм говорил, что изменения в издательском деле слишком мрачны, чтобы их описывать.
— Это правда. Раньше издатель читал рукопись и покупал, если она ему нравилась. А теперь рукопись отправляется в отдел маркетинга. Отдел маркетинга показывает книгу распространителям и спрашивает: «Если мы это издадим, сколько штук вы сможете у нас заказать?» Если цифра их не устраивает, у книги нет ни единого шанса.
