Как стать богом - Михаил Востриков
Длинный белый конверт лежит на столе перед Вадимом, и он смотрит на него стеклянными от остановившихся слез глазами. Его сотрясает крупная дрожь.
— Вы меня слышите? — спрашивает Эраст Бонифатьевич, — Эй! Отвечайте, хватит реветь! Или прикажете мне повторить процедуру?
— Слышу, — говорит Вадим, — Деньги. Пять тысяч баксов.
— Очень хорошо. Они — Ваши. Аванс. Аванс не возвращается. Если шестнадцатого декабря победит Интеллигент, Вы получите остальное — еще двадцать тысяч. Если же нет…
— Шестнадцатого декабря никто никого не победит, — говорит Вадим сквозь зубы, — Будет второй тур.
— Неважно, неважно… — говорит Эраст Бонифатьевич нетерпеливо, — Мы не формалисты. И Вы прекрасно понимаете, что нам от Вас надо. Будет Интеллигент в губернаторах — будут Вам еще двадцать тысяч. Не будет Интеллигента — у Вас возникнут, наоборот, большие неприятности. Теперь, Вы имеете некоторое представление, какие именно это будут неприятности.
Вадим молчит, прижав к груди правую больную руку левой здоровой. Его всё еще трясёт. Он больше не плачет, но по виду его совершенно нельзя понять, в уме ли он или в болезненном ступоре — согнувшийся в дурацком складном кресле трясущийся потный бледный человек. Эраст Бонифатьевич поднимается:
— Всё. Вы предупреждены. Счетчик пошел. Начинайте работать. У Вас не так уж много времени, чтобы повернуть Вашу газовую трубу большого диаметра — всего-то каких-нибудь пять месяцев, даже меньше. Как известно, — он поучающе поднимает длинный бледный палец, — Даже малое усилие может сдвинуть гору, если в распоряжении имеется достаточно времени. Так что приступайте-ка лучше прямо сейчас…
— Если нет трения… — шепчет Вадим, не глядя на него.
— Что? Ах, да. Конечно. Но это уж Ваши проблемы. Засим, желаю здравствовать. Будьте здоровы. Он поворачивается и идёт было, но вновь останавливается:
— На случай, если Вы решите бежать в Америку или там, вообще, погеройствовать, — у Вас есть мама, и мы точно знаем, что Вы её очень любите… — лицо его брезгливо корчится, — Терпеть не могу такого, вот, низкопробного шантажа… но, ведь, с Вами, с поганцами, иначе, никак нельзя.
Он снова было собирается уходить и снова задерживается:
— В качестве ответной любезности за аванс, — говорит он, приятно улыбаясь, — Не подскажете, кого нынче поставят на ФСБ?
— Нет, — говорит Вадим. — Не подскажу.
— Почему, так? Обиделись? Зря. Ничего ведь личного: дело, специфический такой бизнес, и боле ничего.
— Понимаю, — говорит Вадим, глядя ему в лицо, — Ценю…
Говорить ему трудно и он произносит слова с особой старательностью, как человек, который сам себя не слышит:
— … Однако, любезность оказать не способен. Я знаю, чего хотят миллионы, но я представления не имею, чего хочет дюжина начальников.
— Ах, вот, так, оказывается⁈ Ну, да. Естественно. Тогда — всего наилучшего. Желаю успехов. И он идёт прочь, больше уже не оборачиваясь, помахивая черной тросточкой-указкой. Элегантный, прямой, весь в сером, уверенный, надежно защищенный и дьявольски довольный собой. Мелкий Лепа уже поспешает следом, не прощаясь, на ходу засовывая в карман свои ореховые щипчики, такой маленький и такой… не-при-ят-ный!
СЮЖЕТ 3/3
А вот Кешик задерживается. Поначалу он делает несколько шагов вдогонку начальству, но едва Эраст Бонифатьевич скрывается за кухонной палаткой, он останавливается, поворачивает к Вадиму своё рыжее лицо, вдруг исказившееся, как от внезапного налета зубной боли, и не размахиваясь, мягкой толстой лапой бьёт Вадима по щеке так, что тот моментально валится навзничь вместе с креслом и остаётся лежать с белыми закатившимися глазами. Кешик несколько секунд смотрит на него, потом еще несколько — на узкий белый конверт, оставшийся на столе без присмотра, потом, снова на Вадима.
— С-сука с-саная… — сипит он едва слышно, быстро засовывает конверт к себе в карман, поворачивается и, тяжело бухая толстыми ногами, скачет догонять своих.
Некоторое время Вадим лежит, как упал, на спине, нелепо растопырив ноги и раздавив собою сложившееся после падения кресло. Потом, в глазах его появляется цвет и смысл, он начинает, хоть, как-то дышать и пытается повернуться набок, опираясь на локоть больной руки. Поворачивается. Освобождается от зацепившегося кресла. Ползёт. Встать он даже и не пытается.
Он ползёт на локтях и коленях, постанывая, задыхаясь, глядя только вперед, на два ведра с нарзаном из близкого источника, поставленные им с утра под тент хозяйственной палатки. Доползает. Кое-как садится и, оскалившись заранее, погружает больную руку в ближайшее ведро.
— Ничто не остановит энерджайзер… — говорит он в пространство и обмякает, прислушиваясь к своей боли, к своему отчаянию, к опустошенности внутри себя, и к бессильной ненависти, слыша мрачное бархатное взрыкивание роскошного Jeep Grand Cherokee, неторопливо разворачивающегося где-то там, за палаткой.
И вдруг….
СЮЖЕТ ¾
Ненависть перестаёт быть бессильной и начинает совершать активные манипуляции с Вадимом! Говорят, что ненависть плохой советчик, вот, она ничего и не советует, а действует! Конечно, все эти манипуляции совершает сам Вадим, но, ему кажется, что всё это делает его ненависть. Для начала, она полностью заполняет и отгораживает сознание Вадима от всего другого кроваво-красной пеленой и заменяет собою боль и отчаяние. Практически, мгновенно, ненависть становится главным чувством Вадима! Затем, она сворачивается… и, вот, Вадим уже смотрит на отъезжающий автомобиль в невесть откуда взявшуюся у него в руках трубу. И это не огромная газовая труба большого диаметра и длины. На вид, это более чем скромная пластиковая дренажная труба глубокого терракотового, почти кровавого, цвета, с диаметром 90 мм, длиной полтора метра и с небольшим фланцем. 10 ₽ 22 коп. в любом строительном магазине.
Автомобиль начинает движение. Он уже на бугристой дороге. В дренажную трубу его отлично видно.
— Вам не туда! — говорит Вадим и слегка поворачивает трубу влево.
Поворачивать трубу легко. Прочный тонкий пластик — очень лёгкий материал.
— Равнодействующая одной, моей воли… — бормочет Вадим, — Вот и вторая инициация, фактическая! Спасибо Вам за неё, Эраст Бонифатьевич! Думаете, за 25 тысяч баксов и пытки купили себе губернатора⁈ Глупцы! Шакалы! Бандиты! Привыкли у слабых отнимать безнаказанно! И даже аванс дали, который тут же, сами и скоммуниздили. Ну-ну! Пришли бы… попросили… Мне же всё равно было, кого там выбирают в декабре! Я — за никого! Может и помог бы, по дружбе с Сенсеем, бесплатно. Если он говорит, могу… значит могу! Сейчас, я уже и сам это вижу, что, могу! Только не знаю, как. Но, теперь мне уже не всё
