Юрий Волузнев - Черное зеркало
Тот тоже понюхал. Пожал плечами. И, бросив: «Миндаль, он и есть миндаль», — отвернулся к картинам.
— Опохмелиться не желаете? — Капитан протянул бутылку Игорю.
— А что, вправду можно? Давайте… — Он привстал со стула.
Сержант хохотнул. Следователь быстро убрал руку с бутылкой.
— Шутка, — сухо сказал он. — Бутылку я с собой на экспертизу заберу. Так что с опохмелкой повремените.
— Шуточки у вас… — обиделся Игорь.
«Ясно, — зло подумал он. — Реакцию проверяли. Не я ли отравил… А выпить бы на самом деле не помешало…»
Следователь взял со стола письмо:
— Это тоже со мной… И это… А это спрячьте.
Он сунул Игорю золотой браслет, снятый с Ларисиной руки, малахитовые серьги и обручальное кольцо. Затем нагнулся, положил на ковер чистый лист бумаги и пинцетом осторожно начал собирать осколки.
— Здесь потом пропылесосьте хорошенько, чтобы на стекло не напороться. И замойте как следует…
Все происходящее уже порядком надоело Игорю. Более того, осточертело до глубины души.
Раздражало все. И шныряющие по его квартире и бесцеремонно в ней распоряжающиеся посторонние люди. И бесконечные идиотские вопросы. И стреляющие в упор враждебные взгляды. И откровенное подозрение.
Бесил пренебрежительный тон обращаемых к нему фраз. Презрение и насмешка, которыми было пропитано каждое слово, брошенное в его адрес. Бесило то, что каждый из этих придурков, пользуясь ситуацией, старается то на что-то указать, то что-то приказать. А в принципе, как можно глубже втоптать в дерьмо человека, случайно оказавшегося в хреновом положении.
И лишь потому, что он напился.
Да, пьяный. Но у себя дома. И заметьте, на вполне законном основании… Интересно, как бы они сами выглядели, обнаружив у себя дома подобный сюрприз!
Косятся и злятся только за то, что их оторвали от лежанки в служебной каптерке, нарушив ночной покой. За то, что их заставили исполнять свои прямые обязанности.
А на то, что у мужика жена умерла, — так им трижды плевать!
Тем более что появилась лишняя возможность своеобразно самоутвердиться, покуражиться над пьяным, подавленным и беспомощным человеком, всем своим видом нагнетая такую атмосферу, в которой волей-неволей начинаешь ощущать себя причиной всех бед и несчастий. А в данном случае — преступником. Убийцей.
В конце концов, пошли они все к чертовой матери!
Заодно Игорь разозлился и на Ларису. Если бы не ее идиотская выходка, то он всю эту шоблу и на порог бы не пустил!
Следователь вышел в прихожую, позвонил куда-то. Затем вернулся в комнату, уселся за обеденный стол, достал лист бумаги и, держа перед глазами раскрытый Ларисин паспорт, стал списывать его данные. Не оборачиваясь, спросил:
— Работала где-нибудь?
— Сейчас нет, — угрюмо ответил Игорь. — Раньше в медучилище латынь преподавала. Потом ушла. Экстрасенсорикой занималась. Собиралась свою практику открыть.
— Ясно. Нынче у нас колдунов и экстрасенсов всяких развелось больше, чем врачей. Значит, и она туда же?..
Игорь не ответил. Врач стоял у книжного шкафа и листал какой-то журнал. Услышав слова капитана, поднял голову и презрительно усмехнулся.
— Ну а сами-то вы чем объясняете ее поступок? — повернулся капитан к Игорю. — Что, ссорились часто?
— Нет. Спокойно жили, — не вдаваясь в подробности, ответил он.
— Спокойно! — взорвалась медсестра. — Жеребец! Довел девку! Небось сам и угробил!
Игорю захотелось уложить ее рядом с Ларисой…
— Клавдия Михайловна! — оборвал ее врач недовольным голосом. — Уймитесь, пожалуйста. Не отвлекайте людей.
— Да уж, — согласился следователь, не поднимая головы и быстро, почти механически, заполняя лист бумаги черными строчками. — Я бы тоже попросил повременить с выводами.
— Мы вам еще нужны? — блеснул очками врач, отложив журнал. — И так уж задержались сверх всякой меры.
— Сейчас, доктор. В протоколе распишетесь и можете ехать.
— Тогда позвоню пока.
Он вышел в прихожую, защелкал кнопками телефона.
— Алло! Леночка? — Это Плоткин… Ничего страшного. Так, тривиальный суицид… Ну… Народ развлекается как умеет… Куда?.. Записываю. Выезжаем.
Врач вернулся в комнату, внимательно прочитал протянутый ему протокол и расписался в нем.
— Спокойной ночи! — бросил он, закрывая за собой входную дверь.
Когда медики удалились, капитан достал пачку сигарет, закурил одну. Предложил Игорю.
— Ну что, Игорь Анатольевич, — он окинул взглядом комнату, — сейчас машина приедет, уже с нашими специалистами. И поскольку смерть вашей жены вызывает немало сомнений и вопросов, то ее в судебный морг отвезут… А к вам у меня вот какая просьба. Найдите что-нибудь такое, с чем можно было бы почерк сличить. На всякий случай. Понимаете?
— Конечно. — Игорь полез по ящикам, порылся в бумагах. — Вот письмо. Из Лозанны. Пойдет?
— Она сама, что ли, там была? — поинтересовался сержант, ковыряя в зубах спичкой. — Не хреново живете.
— К подруге ездила, — не оборачиваясь, бросил Игорь, продолжая копаться в бумагах. — Записка какая-то с ее почерком… — Задумался. — Кстати! У телефона записная книжка лежит. Адреса, телефоны на скорую руку записываем… Там и мой, и ее почерки имеются. Все, что мне нужно, уже переписано. Так что сличайте на здоровье.
— Пожалуй, это самое то, — согласился следователь. — Заберу на время. Зайдете в отделение, вернем. Не пропадет. А у меня к вам еще вопросы появятся… Сегодня с вами какой уж разговор… На днях вызовем. Телефон рабочий есть?.. Записал. И домашний заодно… Так. Мой запишите… Гаврилов. Николай Николаевич.
Он встал из-за стола. Еще раз прошелся по квартире. Постоял над Ларисой. Подошел к книжному шкафу и вытащил из-за стекла стоящую там фотографию. Посмотрел внимательно. Затем еще раз взглянул в лицо Ларисы. Обернулся к Игорю:
— Это ее фото?
— Ее, — слегка повернувшись, ответил тот.
Этот снимок появился пару месяцев тому назад, когда Ларису, куда-то идущую по Невскому проспекту, неожиданно запечатлел уличный фотограф. Лариса сначала не хотела выкупать эту фотографию. Затем любопытство взяло верх, и она все-таки съездила к этому фотографу и взяла ее. А затем поставила за стекло книжного шкафа. Игорь довольно критически отнесся к этому, заметив, что у нее есть снимки, намного точнее запечатлевшие ее облик. На что Лариса обиделась. И, бросив, что она здесь себе нравится, оставила фотографию на месте.
— Она вам нужна? — спросил капитан.
— Да нет… У меня еще и свадебные остались. Так что если она для дела пригодится, берите.
— Хорошо, спасибо. К делу подошьем.
Сержант, кряхтя, вылез из кресла. Размялся немного. Тоже подошел к Ларисе. Встал перед ней на корточки, притронулся к волосам.
— Слушай, журналист… — начал было он. Затем махнул рукой. — А вообще не суть…
— Что? — поднял голову Игорь.
— Да нет, я так…
— Саня, ты там не топчись, — обернулся капитан. — Сейчас наша гвардия прибудет — без тебя разберутся.
Он обратился к Игорю:
— Вы к ней подходили?
— Да, конечно… Лоб потрогал… Ну, зеркальце, как учили, поднес… Вижу — холодная…
Игорь передернулся.
— Что, трупов не видели? — насмешливо спросил следователь.
— Почему? Видел, конечно… Но руками не трогал.
— Жена ваша ведь… Не чужой человек вроде…
— Жена… — кивнул головой Игорь. Вздохнул.
— Что-то не больно ты по ней сокрушаешься, — сыронизировал сержант. — Скорее, за собственную шкуру очко играет…
— А что ж я, по-вашему, должен на стенку лезть? Или слезами умываться?.. Я, может быть, внутри себя переживаю… Может, и принял из-за этого…
— И ты что, теперь один в этой фазенде остаешься? — с любопытством покосился сержант. — Тут добра столько, что в жизнь не пропить.
— Это смотря с какой скоростью.
— Вот тут я с тобой согласен…
Внезапно в комнату вошел серенький пиджачок, что-то делавший то ли на кухне, то ли в туалете.
— Простите, молодой человек, — обратился он к Игорю. — А что, ваша супруга всегда в таком виде по дому ходила?
— Действительно!.. — встрепенулся капитан.
— Нет, конечно… — озадаченно проведя рукой по лбу, ответил Игорь. — В халате ходила…
Вмешался сержант:
— Небось решила покрасивше уйти. С этой публикой подобное бывает. Самоубийцы, особенно бабы, любят перед смертью марафет навести…
Игорь сразу вспомнил вчерашнюю Ларисину генеральную уборку. Но промолчал.
Следователь о чем-то пошептался с фотографом. Потом вышел в прихожую. Пошуровал там. Затем вернулся с записной книжкой и длинной расческой, которую аккуратно держал двумя пальцами.
— Она красилась?
— Конечно… Все красятся… В черный цвет. В свой любимый.
