Домик в деревне - Кай Вэрди
Одного не учли боги, печать на дар накладывая — того, что жить огневкам, хоть и оберегаемым, лелеемым, среди людей придется. И падали девочки, грубой рукой толкнутые, неловко в руках удержанные, за своеволие жестоко выпоротые… И роняли кровь девичью на Землю-матушку. Хоть каплю, но той капли довольно было. И считался обряд свершившимся, и дар, старательно сдерживаемый, на волю вырывался.
И вновь стали гибнуть огневки одна за другой, глупыми людьми погубленные. Осерчали боги, огневались. Трижды они людей спасти пытались, трижды беду великую от них отвести пробовали, трижды в дар им дочерей с частицей себя отдавали. Не приняли люди дар богов. И заповедали боги колдовкам, дитя огненное потерявшим, накладывать страшное проклятие на тех, кто в смерти огневки виновен станет. Да не на смерть проклятие — легко то больно — а на жизнь долгую, страданий полную, страшную, горькую. И саму землю их волею проклинать велено — чтобы вечно люди помнили и огневок загубленных, и беду великую, миллионы жизней унесшую. И будут жить те памятки до тех пор, покудова цена, богами заповеданная, выплачена не будет — жизнь за жизнь цена той памяти. И все, на землях памятных селиться вздумавшие, память людскую лишь укреплять станут, да волю богов людям жизнями своими показывать. А огневки, к месту тому навечно привязанные, следить за тем неустанно будут.
Аринка вздохнула тяжко, из глаз слезки выкатились. Подняла глаза на Юлю, снова вздохнула.
— Сама ты виновата в случившемся. Не раз и не два просили тебя уехать с земли проклятой. Но гордость твоя, и жадность, и нежелание других услышать причиной бед твоих стали, — взглянула Аринка на девушку глазами, слез полными, и растаяла.
По ушам Юли резанул резкий, тревожный писк монитора. В груди перехватило, голову пронзила острая боль. За дверью раздались торопливые шаги бегущих к палате реаниматоров. Последнее, что видела Юля — яркую зеленоватую точку на мониторе, рисующую абсолютно ровную прямую.
Эпилог
По весне возле заборчика, выкрашенного яркими красками в виде карандашей, остановился новый автомобиль стального цвета. Из передней дверцы выбралась женщина примерно сорока лет, потянулась, и, держась за дверку минивэна, огляделась вокруг.
— Блин, ну, Юлька как всегда в своем репертуаре. Детство в заднице играет. Дим, ну ты только глянь на эту порнографию! — махнула она рукой в сторону заборчика. — Теперь еще траты. Забор нормальный ставить надо. Еще неизвестно, что она там на участке натворила! Вот как была всю жизнь непутевая, так и померла непутевой. Еще и дите угробила!
— А мне нравится, — улыбнулся вылезший с водительского места полноватый, в годах, мужчина. — Может, не стоит его менять? Смотри — яркий, красивый. К тому же новый. Зачем тебе другой?
— Да разве это забор? Эта загородка от кур не спасет! Ох, беда… Чует мое сердце, возиться нам тут долго, пока до ума доведем. Смотри, сколько деревьев на участке! — Наталья закрыла дверцу машины и направилась к калитке. — А эта скамейка тут еще зачем? Дим, сегодня же чтобы убрал! Еще мне посиделок под забором не хватало! О Боже! А это что, дуб? Ужас какой! Тень на пол участка! Дима, сюда еще рабочих надо, пусть спиливают все! Она тут что, лес развести хотела?
— Мам! — донеслось от машины. — Нам выйти-то уже можно?
— Да выходите уже. Только не лезьте пока никуда, ради Бога! Вон, по дороге побегайте.
— Мам, а там качели! — пропищала девочка лет пяти. — Пойдем на качели!
— Сначала калитку открыть надо… А я ключ найти не могу! — раздраженно копаясь в сумочке, ворчала Наталья.
— Да и замка нет. Может, она открыта? Ты не пробовала? — обойдя жену, Дмитрий слегка толкнул калитку. Та свободно открылась. — Ну вот, а ты ключ, ключ… — проворчал мужчина, проходя вперед по тропинке. — Танюш, вон твои качели! Беги играй! — слегка подтолкнув младшую дочку по направлению к качелям, улыбнулся мужчина.
Толкая обоих родителей, мимо них промчались наперегонки девочка лет двенадцати и мальчик лет девяти, на бегу споря, кто первым добежит до плетеных кресел. Танюшка, спрыгнув с качелей, помчалась за братом с сестрой. Через минуту трое детей, толкаясь и споря, делили между собой кресла.
Наталья, осмотрев тем временем калитку, пожала плечами, направляясь к дому и продолжая ворчать:
— И правда замка нет… Нет, Дим, ты глянь только! Звонок она поставила, а плохонький шпингалет повесить… — женщина покачала головой. — Хотя на такой забор-то…
— Здравствуйте! — донеслось от калитки.
— Здравствуйте, — повернувшись, ответила Наталья пожилой женщине, переминавшейся с ноги на ногу возле забора, но не пытавшейся войти в калитку. — Что хотели?
— Да узнать вот, чего вы тут делаете. Нашто в чужой огород полезли? — уперев руки в бока, сердито прокричала баб Шура.
— Ты так и будешь от калитки орать? — поинтересовалась не менее громко Наталья. — Не всех соседей подняла пока?
— Так подойди, и поговорим. Али спугалась? — не сдавала позиций бабка. — Ну дак конечно, ворам бояться надобно! А ну я вот милицию-то вызову сейчас!
— Не надо милицию, — подошел к бабке Дмитрий. — Мы хозяева.
— Чего ты мне-то врешь? — уперла руки в бока женщина. — Нешто я Юлечку бы не узнала? Да и схоронили мы девчоночек наших еще по осени… — баб Шура смахнула слезинку, сбежавшую из угла глаза.
— Вот! А участок нам по наследству перешел, — ответил Дмитрий.
— Аа! В наследство, значит, вступать приехали… — протянула баб Шура. — Ну-ну… Вступайте, вступайте. А могилка где у девочек, спросить не хошь? — прищурилась вредная бабка, и, махнув рукой, пошла к себе. — Наследнички…
— Ааа… — протянул руку вслед бабке Дмитрий, постоял пару секунд, после чего махнул рукой и пошел к жене.
— Чего она хотела-то? — спросила Наталья у подошедшего мужа.
— Думала, чужие зашли… А ты говоришь — забор! Тут соседи не хуже собак — никого не пропустят, — проворчал Дмитрий.
— Да ну ее… Пошли дом посмотрим. Маленький он какой-то… Как будто побольше выстроить не могла, — проворчала Наталья, открывая входную дверь. — Фуу… — пройдя в гостиную, она пнула ногой кошачий домик и потыкала носком туфли заплесневевшие и давно высохшие миски с чем-то. — Ну что за гадость? Убирай теперь тут…
— Наташ, смотри, здесь комната — ее мы можем себе забрать, а детей на второй этаж поселим, — крикнул из глубины дома Дмитрий. Наталья пошла на голос.
— Ой, а это что? Печка? Тут что, еще
