Мизгирь - Елена Воздвиженская
Серафима Клементьевна тяжело дышала:
– Сейчас, погоди, Лера, я постараюсь успокоиться и всё объясню тебе толком, что-то сердце давит. Сейчас… В общем, дело было так, в старые времена холмы наши, что окружают деревню, кишели змеями. Оттого и прозвали наше поселение Змеиные горки. Наши предки говорили, что где-то в лесу живёт главный змей, царь над всеми гадами, обитающими в тех краях, и он огромный, очень большой. Живёт он в таком месте, которое нарочно не найдёшь и случайно на него не набредёшь, прийти туда можно только знаючи. И были люди, которые знали то место. Говаривали, что есть в деревне тайные служители того змея, что приносят ему в угоду жертвы, чтобы был он милостив ко всем жителям, чтобы урожай родился и жизнь текла благополучно. Служителям тем давал Аму в награду за приводимых к нему жертв долгую жизнь, жили они по двести-триста лет.
Пропадали в нашем лесу люди, да что там взять, лес и по сей день огромен, а в те времена и вовсе тянулся незнамо до куда и дремуч был, мало ли, что могло с людьми в том лесу случиться, может зверь разорвал дикий, а может сами заплутали, да в болоте утопли, поищут-поищут, бывало, деревенские пропавших, да и забудут, времена такие. А старики шептались, мол, Аму себе жертву выбрал. И ещё говорили, что нужна ему свежая кровь для того, чтобы из змеиного своего обличия становиться подобием человека – высокого, в рост с деревьями, покрытого тёмной чешуёй, с жёлтыми змеиными глазами. В таком образе жил Аму несколько десятков лет, а затем вновь уходил в свою нору и умирал, а из чрева его выходила личинка нового Аму, в виде змея. Тот змей вновь жил, рос и получал жертвы, а в какой-то момент становился человекозмеем. Ну, кто-то за сказки и легенды это считал, кто-то верил.
Прошло много лет. Наступило уже и наше время. Я маленькая тогда была, жили мы с родителями и бабушкой на месте, где сейчас ваш дом стоит, только тогда ещё старый дом-то был, который мы с мужем после сломали. И была у нас соседка Галина. С бабушкой моей были они очень дружны. Пока в один день Галина не увела меня в лес, на поляну, ту самую, на которой жил в норе Аму-змей. Я всё вспомнила, Лерочка, всё! Мне во сне всё привиделось, и я вспомнила! Тогда что-то пошло не так, и я смогла избежать участи, но после того меня стали преследовать видения. Аму виделся мне везде, морок на меня нашёл. Бабушка моя заподозрила неладное, стала наблюдать за мной и дозналась, а окончательно убедилась, когда нашла мои рисунки в том самом альбоме, не знаю, почему она их не уничтожила, а лишь спрятала, быть может забыла, этого я уже сказать не могу, но знаю одно – спасла меня от Аму только бабушка.
Она ездила куда-то, к знающему человеку, шаману, и меня возила с собою, шаман три дня читал надо мною молитвы, чтобы я забыла всё и излечилась, а его дочь все эти дни вышивала для меня рубаху. Ту самую, что ты нашла на чердаке. Шила она её на вырост, чтобы могла я надевать её ещё долго. И бабушка заставляла меня носить её, как исподнее, под платьем. Была она вроде мощного оберега. На той рубахе вышиты были защитные знаки, искусно вплетённые в цветочный орнамент, я хорошо вспомнила этот узор, который любила рассматривать, и то, как шарахнулась от меня Галина, впервые встретив меня на улице в той рубахе. Причём она не видела её, ведь рубаха надета была под сарафан, но она почуяла её, как сатана чует святую воду, а может она и есть сатана, служитель его.
После того, Галина отстала от нашей семьи и привязалась к соседскому мальчишке, звали его Максим, он был мой ровесник, и мы часто играли вместе. Он на той фотографии рядом со мной. Весёлый был мальчишка, смешливый такой, озорной. В один из дней он исчез. Родители его подняли на ноги всю округу, но сына так и не сумели найти. Аму хорошо умеет наводить морок на людей, затуманивать голову. Люди вскоре даже и забыли, что был такой человек, а родители его как-то быстро умерли, от каких-то скоротечных болезней, так, что и поминать-то Максима стало некому и сам образ его стёрся из сознания людей. После того Галина уехала из деревни, и не появлялась долгие годы. А после вернулась такой же молодой, что и была. Объявила всем, что будет жить в доме своей бабки. А люди и поверили. Да только не бабка то её, она сама это! Пришёл срок вновь кормить Аму. И она выбрала тебя, не зря ты видела Аму возле леса. Сейчас ему нужна свежая кровь, чтобы уснуть и оставить после себя личинку, тварь, из которой вырастет новый змей. Лера, детка, беги оттуда, беги, пока не поздно, и забирай с собою дочку и мужа! Прямо сейчас беги, иначе может быть поздно! А ту рубаху, если ты не выкинула ещё её, надень на себя, и ребёнка не спускай с рук, прижимай к себе, тогда твари не тронут вас. Как знать, кто ещё из деревенских – жрецы этого Аму? Беги, Лера, беги! Ты меня слышишь? Слышишь, Лера? Он погубит вас и никто не вспомнит, что вы были, Аму наведёт морок на всех. Галина не зря выбрала вас, ведь у вас никого нет из родных. Лера?
– Да, – Лера впервые за монолог Серафимы Клементьевны произнесла короткое слово.
– Беги, Лерочка, бе…
Внезапно связь оборвалась. Лера отвела от уха телефон и с недоумением посмотрела на дисплей. Вызов был завершён. Несколько секунд Лера туманным взглядом пялилась на потухший экран, а затем, резко сорвавшись с места, бросилась в спальню, где на верхней дальней полке шкафа, в самом углу, лежала рубаха.
Глава 21
Судорожно сняв с себя пальто, Лера наскоро надела на себя рубаху, затем, бросив взгляд на дочку, лежащую на кровати, быстрым движением сняла её обратно, и, подойдя к Еве, запеленала дочку в рубашку, как в пелёнку, а сверху закутала ещё и в тёплое одеяло, затем, надев пальто, и, прижав к себе девочку, она вышла в коридор. Там нашла на полке свои ботиночки и обулась, ноги жутко замёрзли, она их вообще не чувствовала, по полу тянуло сквозняком из разбитого окна в детской, порез от осколка саднил и болел.
– Где же Гена с Дмитрием? – встревожилась она, – Они давно уже должны были вернуться в дом.
Лера прошла в детскую, из окна дуло холодом мартовской ночи. В тёмном его проёме не было видно ничего, тьма и тишина стояли вокруг.
– Какая-то чересчур тихая тишина, – подумала Лера, остановившись, – И ветер улёгся, и собаки молчат, хотя обычно потихоньку перелаиваются по ночам промеж собой, да и Гены с Дмитрием не слышно.
