Зазеркалье. Записки психиатра - Наталия Юрьевна Вико
– Что же тогда означает число 666?
– Это числовое значение имени Духа Солнца, а 111 – имени Разума Солнца.
– Числовое значение имени? Не совсем понимаю, – сказала она.
– О-о! Это так просто! Возьмите, к примеру, число 888.
– Насколько я помню, его связывают с именем Иисуса.
– А почему, помните?
– Нет.
– Греческое написание имени Иисуса дает в сумме 888. Двадцать четыре буквы греческого алфавита имели числовые значения. Более того, в алфавите было три дополнительных значка – дигамма, коппа и сампи, которые использовались только для обозначения чисел – 6, 90 и 900. Впрочем, и еврейские, и арабские буквы, и ваши русские церковно-славянские буквы тоже имеют числовые значения.
– Мы говорили о солнечном мифе, – напомнила Александра, по вдохновенному лицу Питера поняв, что на тему гематрии он готов рассуждать бесконечно.
– Да, действительно, – он улыбнулся. – Алекс, вы помните Евангелие от Иоанна? Самые первые строки? – Американец взял свою чашку с напитком, давая гостье время подумать.
Александра пожала плечами. Конечно, в «Артефакте» дискуссии на теологические темы были обычным делом, но Священное Писание к ее исследованию отношения не имело.
– «Вначале было Слово»? – неуверенно сказала она. – Кажется, так?
– Обычное заблуждение, – Питер глянул снисходительно. – «Слово» – крайне неточный перевод с греческого, в котором на самом деле звучит «Логос», – пояснил он.
– А что такое «Логос»? – спросила Александра.
– О-о! У слова «Логос» великое множество значений: это и первоначало, и естественный порядок вещей, и разум, и речь, и гармония, и взаимосвязь всего во Вселенной. Так вот, если заменить не вполне понятное «Слово» в тексте Евангелия от Иоанна на «Логос», то… – Он прервался, нарочито медленно поднося чашку ко рту.
– И что тогда получится? – нетерпеливо спросила Александра.
– А получится тогда вот что, – Питер с видимым удовольствием начал произносить измененный текст:
«Вначале был Логос… и Логос был у Бога… и Логос был Бог», – он замолчал, будто давая гостье осмыслить услышанное.
– А дальше? – потребовала она продолжения.
– «Логос был в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его», – закончил он, глядя на нее широко распахнутыми, совершенно счастливыми глазами. – Символом Логоса, его главным первоначальным смыслом является Солнце – источник жизни и света. Но Солнце означает также и воплощение Логоса, то есть одного из великих Вестников. Не случайно Дэвид Финдлер в своей книге, посвященной античной космогонии, назвал Иисуса Христа Солнцем Бога.
«Похоже, телефон Питера в египетском Минздраве мне дали не случайно, – думала она, по-хозяйски добавляя напиток в чашки. – Ну, собственно, за этим и приехала». Вопросительно посмотрела на американца, ожидая продолжения.
– Солнечный Бог всегда рождается в полночь 24 декабря, во время зимнего солнцестояния, после самой длинной ночи в году, – продолжил Питер. – И вплоть до весеннего равноденствия ночь – царство тьмы – имеет перевес над днем – царством света. А во время весеннего равноденствия, то есть в момент пересечения, Бог-Солнце всегда бывает распят, а потом возносится на небо, отдавая свою жизнь и силой своей наливая все живущее и растущее на земле. Поэтому избранная и установленная папой Юлием I в 337 году дата рождения Христа и переменное число смерти Спасителя вполне объяснимо, если вспомнить, что первое совпадает с постоянным, а второе – с переменным положением солнца. Кстати, именно поэтому и праздник христианской Пасхи есть передвигающееся событие.
– Ну и зачем же авторам и составителям Священного Писания понадобилось заменять «Солнце» или «Логос» на «Слово»? – спросила Александра.
– Все совершенно очевидно. Поклонение солнцу для них «поганство», отвергаемое христианством, а слово «Логос» было слишком сложно для верующих. К тому же попахивало гностицизмом и прочими ересями.
– После отмены инквизиции критика христианства стала чуть ли не модой. Особенно в последние годы, – с усмешкой заметила Александра.
Питер взял чашку с напитком, но, не отпив ни глотка, снова поставил на стол.
– Проблема в том, что христианство, провозгласив борьбу с «поганством», впоследствии само не только стало еще более языческим, но и утратило мистическую и эзотерическую составляющие тех учений, из которых выросло. Поэтому вопрос о сокровенной стороне христианства получает жизненную важность. Если христианство хочет жить в новую астрологическую эру, оно должно быть учителем духовных истин, вооруженным единственным ценным авторитетом – авторитетом знаний, приобретаемых на пути поиска истины.
«Ну что ж, если антиподом Христа является Антихрист, то антагонистом святого Петра должен быть «антипитер», – пряча улыбку подумала она. – Все логично».
– Что следует из сказанного вами, Питер? И какое отношение все это имеет к египтологии и вашей теме мистерий Осириса и Исиды, извините, Асура и Асет, если не считать, что у древних египтян был бог солнца Ра?
– Ра – всего лишь одна ипостась солнца. Солнце полуденное, – заметил американец. – В христианство в оригинальном виде проникла большая часть элементов египетской религии. Например, миф о воскресении Христа – полная аналогия мифу о воскресении Асура, противоборство между Христом и Сатаной – аналогия битвы между Хором и Сетом, идея непорочного зачатия Девы Марии очень напоминает миф о зачатии Асет от убитого Сетом Асура, дата рождения египетского бога Хора, впрочем, как и зороастрийского Митры, совпадает с датой рождения Христа, то есть днем зимнего солнцестояния. Кстати, не могу не заметить, что числовое значение имени «Митра» тоже 365. Дева Мария из Вифлеема, которая держит на руках своего Божественного младенца, подобна египетской богине Асет с младенцем Хором на руках. И вообще, миф – это не фантастический рассказ. Миф гораздо ближе к истине, чем история, которая говорит нам лишь об отброшенных тенях реальных событий. Миф в завуалированном виде сообщает нам о сути событий. Язык мифа есть язык символов. А расшифровывая мифы, мы воссоздаем реальную историю.
Александра кивнула. Тема символов ей была понятна и близка.
– Возможность понимания символов отличает человеческое сознание от компьютера, потому что символ – это особый знак по своему воздействию на нас. Он открывает вход в бессознательное, – заметила она.
– И несет всю полноту собственного
