Слепой Пегас или БОМЖ с пистолетом - Владимир Исаевич Круковер
Дней через двадцать капитан спросил у взводного:
- Где этот салажонок, что там у него с машиной?
- Вон он, - ехидно сказал лейтенант, показывая в окно за спиной ротного, в которое был виден я в обнимку с солдаткой.
Конечно, мне не следовало целоваться напротив кабинета командира. Но двадцать дней постоянного общения с портвейном “три семерки” притупили мою бдительность.
- Сюда его! - заорал капитан. - Доставить!!!
Меня ввели.
- Ему! Поручили! Доверили! Оказали доверие!
Тут командир заметил, что я едва стою на ногах.
- Да он же едва на ногах стоит, - сказал капитан обиженным голосом.
Утром на плацу выстроился весь полк. Одни штабные занимали пространство целой роты
- Рядовой Верт, - зычно скомандовал подполковник, - выйти из строя!
Старательно чеканя шаг, а вышел на середину плаца. Так обычно выходят отличившиеся для получения правительственной награды. Я казался сам себе очень маленьким на сером бетоне плаца, на фоне огромного П-образного строя.
- Вот этот, - указал подполковник на меня, вот этот...
Тут он добавил десяток фраз, доказывающих, что служит он давно и речевой характеристикой подчиненных владеет на высоком уровне ветеранов. Потом он вкратце пересказал историю проблемы.
- И что же он делает? - интригующе спросил командир у полка. Так как никто ему не ответил, он ответил себе сам: - Он пьянствует, в его каптерке найдено тридцать семь пустых бутылок из-под портвейна. “три семерки”! - По рядам пробежало глухое, но завистливое “Ого-о-о!” - Он развратничает (подполковник, правда, высказался более конкретнее), отрывает от службы наших девушек, деморализует их! - в последовавшем за этими словами междометии чувствовалось больше восхищения, чем зависти. - Он бездельничает, пропивает, пропивает казенные деньги... Он обманывает своего командира!
Последнюю фразу подполковник произнес особенно зычно и эффектно. Видимо, этот факт показался ему сов сем уж кощунственным, чем-то вроде гопака во время службы в православном храме.
- Но он зря думает, - набирал высоту подполковник, - что меня легко обмануть! Я хохол, я всю жизнь в армии, я таких, как он, видал!
На этом запас риторики у него, видимо, иссяк. Он не стал уточнять, где именно ему доводилось встречаться с “такими”. Он попросту отвалил мне пятнадцать суток строгого, пообещав сгноить на гауптвахте, и рас пустил развеселившийся полк.
Но история на этом не закончилась. Дело в том, что в момент прибытия меня на “губу” в Спасске Дальнем, там происходила смена начальства. Вместо юродивого капитана по кличке Гуляя гауптвахту принял под свое командование монументально величавый майор Перебейнос. Гутю, его предшественника, я знал только по слухам. Говорили, что те, кто попадал под опеку Гути даже на трое суток, возвращался в свою часть все равно через пятнадцать дней. Действовал он так: подходил к новичку и строго спрашивал, есть ли у того теплое белье.
- Так ведь лето же, товарищ капитан! У меня толь ко трусы и майка. В соответствии с формой одежды.
- За пререкательство с начальством - пятнадцать суток!
- Почему подворотничок расстегнут - спрашивал он у другого.
- Никак нет, товарищ капитан, застегнут!
- Соображать не умеешь, а еще пререкаешься! Подворотничок не имеет пуговиц... Добавляю тебе еще пять суток!
Восьмого марта Гуте по несколько раз звонили и поздравляли его с Международным женским днем. Если он спрашивал, почему, то ему отвечали: “Потому, что ты - сука подзаборная! “
Впрочем, перейдем к Перебейносу. Майор прибыл на новое место службы с личным шофером, что тоже усиливало впечатление монументальности от его величественной фигуры. Осмотрев здание гауптвахты, майор приказал - выстроить на небольшом плацу всех наказанных солдат и сержантов.
- Кто из вас знаком с производством малярно-штукатурных работ?
Я мгновенно откликнулся. Я еще не знал, чем все это грозит, но сидеть в камере и не мог - надоело. А с названными работами я был знаком - видел, как белили и красили нашу квартиру наемные маляры. Они работали каждую весну и я активно пытался им помогать, после чего получал головомойку от матери, как в переносном, так и в прямом смысле - она долго терла меня в ванне дегтярным мылом.
- Прекрасно, - оглядел меня и еще одного паренька, который заявил о себе чуть позже, майор. - Ремонтом займемся завтра. А сейчас грузитесь на машину - и на вокзал: надо мои вещи перевезти. Вы - старший, - указал он на меня.
Квартиру майору дали на втором этаже старого купеческого дома. На второй этаж вела винтовая лестница с очень высокими ступеньками. Ребята, изгибаясь, тащили по этой лестнице огромный шкаф, а я на правах старшего шел сзади с маленьким стульчиком в руках и покрикивал:
- Осторожно, осторожно, не спешите.
На одном коварном повороте парень, поддерживающий задний угол шкафа, неловко ступил, выронил ношу, и шкаф угрожающе накренился. Майор внизу вскрикнул. Я чисто механически подставил плечо и, хотя сильно расцарапал щеку, деревянную драгоценность удержал.
Вечером майор вызвал меня в кабинет.
- Я тут ознакомился с вашим делом, - сказал он, предложив сесть. - Вы, и вижу, человек грамотный, старательный. А мне как раз нужен старшина гауптвахты, надежный нужен человек, умелый. Если вы не против; я тут вас пока задержу на месяц-другой, а по том оформлю официально. А вы пока занимайтесь ремонтом: гауптвахта - лицо гарнизона, посмотрите, до чего довели здание, двор. Все отбывающие наказание - в вашем распоряжении. Деньги возьмете в хозчасти, купите краски, олифы. Посмотрите, что на складе есть, со старшинами в частях познакомьтесь, краскопульт ну жен, известь там...
Наступила веселая жизнь. Я по-прежнему жил в камере, но теперь она не закрывалась, в нее внесли кожаный топчан и пару тулупов, заменивших мне матрас и одеяло. Когда нужно было в город, я надевал повязку патрули и бродил, где хотел. Краскопульт, прочую атрибутику я достал легко, я всегда умел достать, а тот, второй парень, оказался действительно специалистом по ремонту, так что