Eine Kleine Nachtmusik - Фредерик Браун
— Это моя вина, — сказал музыкант. — Надо было смотреть по сторонам! Хотелось бы мне иметь возможность купить для вас новый… это ведь был кларнет?
— Да, — ответил Дули тоном человека, находящегося на грани отчаяния, а отнюдь не на пороге величайшего открытия в своей жизни. — Ну, что упало, то пропало. Может, нам пойти выпить, помянуть, так сказать?..
— Пошли ко мне, — сказал музыкант. — У меня есть вино. Нам никто не помешает, и я смогу сыграть пару мелодий, которые не исполняю на публике. Вы ведь тоже музыкант. — Он засмеялся, — «Eine Kleine Nachtmusic», а? Маленькую ночную серенаду, но не Моцарта, мою собственную.
Дули сумел скрыть радость и кивнул с почти безразличным видом.
— О’кей, Отто Никто. Меня зовут Дули Хенкс.
Музыкант рассмеялся.
— Зови меня Отто, Дули. Я обхожусь без фамилии, поэтому называю вместо нее «Никто» всем, кто пристает ко мне с этим вопросом. Пошли, Дули. Тут недалеко.
Это и вправду оказалось недалеко, всего на расстоянии квартала. Музыкант свернул к старому, потемневшему от времени дому. Открыл ключом дверь, достал маленький карманный фонарик и, освещая им дорогу, повел Дули вверх по широкой, не застланной ковром лестнице. По пути он объяснил, что дом нежилой и подлежит сносу, поэтому электричество отключено. Однако хозяин дал ему ключ и позволил жить тут, пока дом еще стоит; здесь имелась кое-какая мебель, и, худо-бедно, но он устроился. Ему нравится, что дом полностью в его распоряжении; это позволяет играть и ночью, не мешая никому спать.
Он открыл дверь в комнату и вошел. Дули подождал в дверном проеме, пока музыкант зажжет стоящую на кухонном столе масляную лампу, а затем вошел следом. Кроме стола, здесь имелись лишь стул с прямой спинкой, кресло-качалка и постель.
— Садись, Дули, — сказал музыкант. — На кровати удобнее, чем на стуле. А я люблю играть, сидя в кресле-качалке. — Он достал из верхнего ящика стола два стакана и бутылку. — Похоже, я ошибся. Мне казалось, тут осталось вино, а это бренди. Однако оно и лучше, верно?
— Лучше, да.
Дули сел на постель. Он с трудом сдерживал желание попросить позволения прямо сейчас самому опробовать старинный гобой, но чувствовал, что разумнее дождаться, пока подействует бренди.
Музыкант вручил ему большой стакан бренди, налил себе, взял инструмент в другую руку, опустился в кресло-качалку и поднял стакан.
— За музыку, Дули.
— За Nachtmusic, — ответил Дули и сделал большой глоток. Внутри словно вспыхнул огонь, но бренди оказался хорошим. Он не в силах был больше ждать. — Отто, ты не будешь возражать, если я взгляну на твой инструмент? Это ведь старинный гобой, верно?
— Да. Не многие узнали бы его, даже музыканты. Однако прости, Дули. Я не могу позволить тебе взять его в руки. Как и сыграть на нем, чего ты, наверно, тоже хочешь. Прости, но не могу, друг мой.
Дули кивнул, изо всех сил стараясь не выдать своего огорчения. Ночь только начинается, сказал он себе; еще пара столь внушительных стаканов бренди, и Отто, возможно, смягчится. Тем временем нужно попытаться разузнать все, что можно.
— Этот… твой инструмент, он настоящий? В смысле, средневековый, не современная копия?
— Я сделал его сам, собственными руками. Это мое любимое детище. Но, мой друг, держись кларнета, вот тебе мой совет. И не проси меня сделать для тебя такой же: это невозможно. Я работал с различными резцами и на токарном станке на протяжении многих лет. Теперь у меня уже нет той сноровки. Ты умеешь резать по дереву?
Дули покачал головой:
— Я даже ногти стригу с трудом. Где можно достать инструмент такого типа?
Музыкант пожал плечами.
— Большинство уцелевших — в музеях, — ответил он. — Существуют, конечно, и частные коллекции старинных инструментов, и некоторые из этих инструментов даже способны играть, но там за него заломят немыслимую цену. Нет, друг мой, я очень, очень советую тебе проявить мудрость и продолжать играть на кларнете. — Дули Хенкс не мог сказать, что он думает на самом деле, и потому промолчав. — Завтра мы обсудим, как тебе раздобыть новый кларнет. А сегодня давай забудем о нем. И забудем о твоем желании рассмотреть мой гобой и даже сыграть на нем — да, я знаю, ты просишь лишь подержать его в руках. Однако, взяв его, неужели ты удержишься и не поднесешь к губам? Давай лучше выпьем еще, а потом я сыграю для нас. Prosit!
Они выпили. Музыкант попросил Дули рассказать о себе, и тот выполнил его просьбу. Он рассказал о себе почти все, что имело значение, за исключением одной, самой важной вещи — своей навязчивой идеи и того факта, что ради нее он готов даже пойти на убийство, если не будет другого выхода.
Торопиться ни к чему, думал Дули, вся ночь впереди. Он рассказывал, они пили. Они приканчивали уже по третьему стакану — последнему, поскольку бутылка опустела, — когда Дули закончил свою историю и воцарилось молчание.
С мягкой улыбкой музыкант допил свой стакан, поставил его и положил обе руки на инструмент.
— Дули… как ты насчет того, чтобы развлечься с девушками?
Дули внезапно почувствовал, что немного пьян.
— Конечно, — со смехом ответил он. — Хоть полная комната девушек. Блондинок, брюнеток, рыжих. — Он не мог позволить какой-то немчуре перепить себя, а потому тоже допил свой бренди и откинулся на постели, спиной и затылком опираясь о стену. — Давай их сюда, Отто.
Тот кивнул и начал играть. И внезапно мучительное ощущение глубоко проникающей в сердце музыки, которое Дули испытал в винном погребе, вернулось. Однако на этот раз мелодия была другой, живой и одновременно чувственной. Она была так прекрасна, что это причиняло боль, и на мгновение Дули овладела ярость: будь ты проклят, подумал он, ты играешь на моем инструменте; ты у меня в долгу за мой разбитый кларнет. Зависть и ревность вспыхнули в нем, словно пламя, и он уже готов был встать и что-то сделать, но тут…
Не успел он сдвинуться с места, как сквозь музыку пробился другой звук. Казалось, он исходит снаружи, со стороны тротуара: быстрое «клик-клик-кликети-клик» — звук, во всем мире ассоциирующийся со стуком высоких каблуков. Он становился все ближе — да, это стучали каблуки, множество каблуков, по дереву, по не застланной ковром лестнице, и потом — и все это каким-то образом вплеталось в музыку — послышалось негромкое «стук-стук» в
